Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На индивидуальном уровне ценности задают субъективные убеждения и восприятие человеком других людей, событий и явлений. Сопоставляя реалии с наличным культурным образцом, человек наделяет их тем или иным смыслом и интерпретацией. Система национальных ценностей создает коммуникативную сеть, по которой циркулируют культурные образцы, диктующие восприятие людей и явлений и предоставляющие репертуар возможных реакций на них. Погруженный в коммуникативные сети культуры, человек действует так, как ему подсказывает образец. Субъективные факторы влияют на политику государства опосредованно и более тонко, но их глубинный подсознательный характер, автоматичность действия и неподверженность изменениям дают им значительный вес. Психологические установки, не проходящие через рациональную проверку, определяют тип реакции на раздражители и предлагают направление для выражения.
Во внешнеполитическом измерении ценности участвуют в формулировании национальных интересов и интерпретации событий, в определении союзников и соперников — кто есть друг, кто есть враг, ради чего и против кого страна борется. При реально-политическом подходе действиями управляют интересы, но, замечал Макс Вебер, как стрелочник меняет направление поезда, так и видение мира, созданное «идеями» и «ценностями», задает направление, в котором воплощается динамика интереса.[3] Ценности усиливают самоидентификацию нации через контраст с «другими» и, еще более эффективно, — через контраст с «врагами». По ходу диалога государства оперируют терминами, наполнение которых обеспечивает система ценностей нации, и пользуются коммуникативными инструментами и подходами, имеющимися в их распоряжении.
Насколько национальные ценности устойчивы и насколько они подвержены переменам? Почему одни характеристики сохраняются даже в ходе кардинальных изменений политического строя, а другие теряют свое значение и нейтрализуются? Устойчивость идеалов, убеждений и привычек описана как научными, так и народными выражениями. Среди народных есть поговорка французов: «Чем больше оно меняется, тем больше остается тем же» (Plus 5a change, plus c'est la meme chose). Русский эквивалент никто пока не сформулировал лучше Виктора Степановича Черномырдина. Тем не менее изменяемость ценностей подтверждается реальностью, и в особенности реальностью российской, сменившей царя на большевиков и партию, а затем на «демократов-либералов» и неистовых «капиталистов».
Противоречие между неизменностью и изменениями ценностей снимается их классификацией по нескольким слоям. «Сверхисторические», онтологические ценности составляют ядро нации; они складывались столетиями, принадлежат к общекультурным фундаментальным основам общества и редко претерпевают существенные изменения. В случае России к ним принадлежат заветы православия, каноны семейных отношений, стремление людей сложить всю власть в руки одного человека. Ценностные ориентации отдельных эпох изменяются с историческими периодами и поколениями: от царских времен к социализму и затем к развивающейся демократии. Поверхностный слой ценностей, операциональный опыт, может изменяться в рамках одного поколения — так россияне 1990-х годов осваивали новые политические институты и практики, от кооперативов и ваучеров до ночевок перед Белым домом и широкого выбора политических партий. Все три слоя ценностей в совокупности обеспечивают одновременную преемственность и изменяемость национальных ценностей.
Самюэль Хантингтон в своей известной работе «Столкновение цивилизаций» подчеркивает важность сверхисторических факторов в современном мире: «Люди разных цивилизаций по-прежнему по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии».[4] И даже воплощение идеолога — Ричард Пайпс — считает культуру важнее идеологии: «Идеи приспосабливаются к той почве, на которую они падают», — пишет он.[5]
Америка — нация парадоксов и противоречий
Прежде чем пуститься в рискованные обобщения об американской нации, необходимо сделать несколько важных предупреждений. Какая бы характеристика американской индивидуальности ни была приведена, ей обязательно найдется полная противоположность, а пространство между ними будет заполнено полным спектром оттенков. Американская индивидуальность соткана из двойственностей, противоречий и противоположностей, которые вполне могут встречаться и уживаться в одном человеке. Количественные измерения качественных характеристик могут приближаться к крайним величинам. В этом разнообразии и экстремальности характеристик Америка очень схожа с Россией.
Выражение «страна парадоксов» для Америки столь же верно, что и для России. Именно парадоксы определяют национальную индивидуальность. Историк Майкл Каммен характеризует Америку словосочетаниями из несовместимых на первый взгляд понятий: «религиозный материализм», «прагматический идеализм», «практический морализм».[6] Америка, согласно Каммену, сочетает неистовую конкуренцию со скромным сотрудничеством, погоню за материальным благосостоянием — со стремлением к возвышенным духовным идеалам. Эти разнонаправленные посылы не столько разграничивают политические группы и партии, сколько сосуществуют внутри общества и людей. Историк Уолтер Макдугалл, перечисляя военные фантазии американцев, спрашивал себя: «Что говорят они о нас и о нашей стране? Я не знаю. Или, по крайней мере, я знаю, что американцы слишком сложные, слишком разные, слишком противоречивые и, возможно, шизофренические для того, чтобы подвергаться описаниям».[7]
Англо-американский политолог Анатоль Ливен, один из наиболее чутких современных исследователей, в своем блестящем анализе американского национализма демонстрирует целую серию противоречий, создающих индивидуальность Америки. Согласно Ливену, великое американское кредо — или, как он его называет, американский тезис, — состоящее из англо-протестантских ценностей, находится в постоянном противоборстве с американским антитезисом, «диффузной массой идентичностей и импульсов», сочетающей взгляды специфической культуры Юга и различных этнических групп.
Многообразие и разноречивость характеристик не только отражают плюрализм, но и создают глубокие противоречия и линии напряженности внутри общества вплоть до его раскола. Так, консервативная, высокорелигиозная Америка центральных штатов, the heartland, на дух не переносит «распущенность нравов» космополитичного населения побережий. Эти самые консервативные 30 % американского населения сегодня одобряют деятельность Джорджа Буша на посту президента и считают, что американские войска побеждают в Ираке. Многие из них никогда не бывали за пределами Соединенных Штатов; практику медицинских абортов они приравнивают к убийству, однако выступают за ношение оружия и за смертную казнь, что не мешает им быть глубоко верующими людьми и усердными прихожанами. С другой стороны спектра, у 30 % самых либеральных американцев, одно имя президента вызывает судороги. Они считают, что Джордж Буш нанес непоправимый ущерб их стране и американской демократии и должен быть отстранен от власти.
Одно лишь объединяет всех американцев: убежденность в единственной верности либеральной демократии как государственного строя и стремление сохранить и улучшить его в Америке.
Либерально-демократическое кредо
Система либерально-демократических идеалов часто именуется «американским кредо». Этот термин появился лишь в 1917 году стараниями малоизвестного клерка палаты представителей, но отсылает он к фундаментальным принципам, заложенным отцами-основателями американского государства в 1770–1780-е годы. Американское кредо резюмирует национальную идею Америки и задает координаты системы ценностей.
Набор составляющих либерально-демократического кредо варьируется на уровне определений, но не духа. Гуннар Мюрдаль, популяризировавший термин в 1944 году работой «Американская дилемма», говорил о «присущем каждому человеку достоинстве, фундаментальном равенстве всех людей, о бесспорных неотъемлемых правах на свободу, о справедливости и равных возможностях». Согласно Самюэлю Хантингтону, американское кредо воплощает политические принципы свободы, равенства, демократии, индивидуализма, прав человека, законности и неприкосновенности частной собственности.[8] По мнению Анатоля Ливена, кредо составляют вера в свободу, конституционализм, закон, демократия, индивидуализм, культурный и политический эгалитаризм.[9] Социолог Сеймур Мартин Липсет приводит идеалы свободы, равенства, индивидуализма, популизма и laissez-faire.
- Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома - Джон Болтон - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Сумерки Америки - Игорь Ефимов - Публицистика
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Мистеры миллиарды - Валентин Зорин - Публицистика
- Предел Империй - Модест Колеров - Публицистика
- На 100 лет вперед. Искусство долгосрочного мышления, или Как человечество разучилось думать о будущем - Роман Кржнарик - Прочая научная литература / Обществознание / Публицистика
- Газета Троицкий Вариант # 46 (02_02_2010) - Газета Троицкий Вариант - Публицистика
- США - Империя Зла - Юрий Емельянов - Публицистика
- Запад – Россия: тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса - Ги Меттан - Публицистика
- Архитекторы нового мирового порядка - Генри Киссинджер - Политика / Публицистика