Франсуа и Мальвази. II том - Анри Коломон

Если порт был воротами в город и вообще на остров, то сам город Маон – сердцем и столицей Менорки. И как всякая столица в городском подобии был обнесен укрепленными стенами.

Маон, как город со стенами, приобретал большую значимость и для всей провинции. Теперь уже губернатор острова не подчинялся властям Пальмы, но делил мирскую область с военным комендантом и начальником гарнизона, которые и составляли военную администрацию. Власть на Менорке, хоть и не закрепленная за военными никакими ордонансами делилась между собою и губернатором, тоже военным, и в добавление начальником порта и комендантом портового замка, что называется, полюбовно. Но канцелярские службы все же располагались в головном корпусе, где «как у себя» чувствовали себя не все.

Сей административный корпус, огороженный сзади продолжением садовой ограды, огораживавшей задний внутренний двор, торцом и фасадом выглядывал на общую площадь: новую часть от пристани с бригом и до старой площади обращенной к пристаням порта фасадами главной городской церкви св. Фелиции и дома наместника. Но главное почему вечерняя жизнь города переместилась с Рыночной площади сюда: это лишь благодаря тавернам и прочим увеселительным заведениям, открывшимся поблизости к клиенту.

Те же таверны, которые действовали или открывались на Рыночной площади – прямом продолжении Старой: непременно разорялись, или же поспешно продавались под торговые лавки и небольшие магазинчики, торгующие привозным. Здесь так же располагались торговые ряды, которые и составляли рынок от самых причалов и складов. Днем, по возвращению рыбаков здесь может быть и могло быть людно, но ночью после закрытия рынка площадь выглядела просто зловеще и редким прохожим, попадавшим туда если они были не с парой, оставалось лишь с опаской покидать темную площадь.

Еще что тянуло жителей города к Старой площади, прибавим набожных жителей, это церковь св. Фелиции, где местный падре давал дивные проповеди, на которые любили собираться не только старшие по возрасту, и церковь всегда была переполнена до отказа, а возле ее выхода постоянно обретались нищие, просившие подаяния «ради Христа».

Но пожалуй самым кульминационным всего и вся были не воскресные проповеди, не шумные пирушки, особенные в те вечера, но когда, всего один раз в неделю к набережной подходили группы женщин и девушек и не стесняясь любопытных взглядов в едином порыве скидывали с себя одежды, перед тем как устремиться в ласковые воды.

Это было что-то будоражаще-необычное даже для завсегдатаев таверн, которые всегда затихали… Что было говорить о только что прибывших с Пиреней графе и шевалье, совершенно неожиданно представших перед таинственным интимным действием, свершаемым на глазах у всех. Естественно что этот интимный вечерний эмоцион омовения в их глазах придавал тому месту куда они попали, ту восторженную загадочность, которую скрывал в себе неизведанный город, населенный южанками с такими нравами.

И действительно, городок довольно приятный на вид днем мог убедить любого, что главная его красота и прелесть заключается в красивых темпераментных испанках, живо прохаживающихся по улицам по делам, или без ничего в руках, просто так. Оставалось только благодарить судьбу за то, что она ниспослала на жительство сей райский уголок, на котором с удовольствием можно провести и остальные года изгнания.

Невысокие, выдержанные по форме дома, очень часто белились известкой, что придавало узковатым улицам ощущение простора, свободности, от ослепительной белизны, которую излучали стены домов при ярком солнце. Улицы были составлены компактно, настолько, что последние крайние дома тех улиц, что упирались в берег гавани своими фундаментами буквально находились в воде, словно это было в Венеции.

После осмотра города, который состоялся после утренней поездки за город, которая в свою очередь следовала после вчерашнего прибытия на быстроходном парусном баркасе, шевалье д’Обюссон и граф де Гассе отправились в портовый замок, прежде отпустив от себя Рамадана и Фернандо, которым совсем нечего было там делать. Встретил их и принял капитан де Фретте, как временно замещающий начальника гарнизона.

Занимательно было поговорить со своим новым патроном, да еще у него в кабинете с огромными окнами, примерно на высоте четвертого этажа /нижние поперечные мачты виделись как раз на одном уровне/. Что же касается самого капитана, то он представлял собой образчик командира: – отца своих солдат, то есть человека степенного в годах, что для них сулило приятные дивиденды. Они конкретно не состояли ни в какой части, были лишь частью французского офицерского состава, а по сему утренние построения на плацу их как будто не касались, раз уж капитан де Фретте вводя новоприбывших в курс всех дел лишь упомянул про плац, но в обязанностях, которые им вменялись по долгу службы, не значившийся.

Вдали и в тиши от войны на острове создался благоприятствующий режим несения службы, и самое основное, что надлежало им неукоснительно выполнять это патрулировать в составе патруля, набранного из таких же как они: сначало по улицам города, затем по запущенной загородной дороге в Сьюдаделу, на другой конец Менорки. Назывались эти рейды «молиться», потому как ничего другого более примечательного в том небольшом селении не могло быть кроме древнего готического собора, неизвестно из-за какой такой великой набожности выстроенного в величественнейшем исполнении в такой глуши – задворках Европы. Был еще так же старинный дворец, но он был не для всех, а лишь в крайнем случае для одного.

Но так или иначе, а совершать ранне-утренние поездки в холмистой и дикой местности, где даже дорога во многих местах принималась заростать было весьма и весьма приятно и еще более приятно было после езды слезть с коня на площадке у дверей собора и пройти в прохладный полумрак, создаваемый тяжелыми готическими сводами, кому помолиться, преклонив колени на подножках лавок, а кому и просто посидеть, отдохнуть облокотившись на спинки лавок, вздремнуть в гулкой явной тиши, чуточку очиститься… духовно, после посещения бренных мест.

Для того чтобы объяснить себе загадку места с дьявольским ухищрением, Франсуа долго допытывался и от себя и у знающих местных, что бы это могло быть? Тонкая вытесанная в высоченный столп скала, на вершине которой словно молот на комле помещен гигантских размеров так же скальный брус, на каждой из граней которого мог бы поместиться целый отряд. Ощущение сверхъестественной постановки, грандиозности усиливалось еще больше когда д’Обюссон, заключив пари с графом де Сент – Люком, сумел залезть на самую верхнюю грань, площадку открытую со всех сторон и небу и окружающему горизонту. И место величественному каменному построению было выбрано самое возвышенное, откуда просматривались большие пространства, вплоть до самой синевы Средиземноморья.

Остров Менорка имел древнюю историю, с той самой поры и перед тем как он был захвачен карфагенянами Ганнибала у финикийцев и тот основал у удобной гавани город, назвав его в честь своего брата – Маго. Меноркой овладели римляне, вандалы, мусульмане, но внимание стоит заострить на предыдущих всем тем, и отстроивших загадочный монумент Друидам, либо на тех кто жил перед финикийцами.

Но жизнь на Менорке состояла конечно же не из одних патрулирований. Частенько, сославшись на недолеченную болезнь легких у графа, от очередного рейда друзья отпрашивались у капитана де Фретте и уезжали на побережье, иногда нанимая для поездки на воде быстроходные тартаны; когда знали что знакомое им семейство снова уехало к себе на виллу, которая находилась в ложбине холмистого берега, но в том месте песчаного, и своим месторасположением, окруженным со всех сторон хвойным лесом, как нельзя более подходила для отдыха. Места там конечно были поразительно приятны, начиная от вида самой виллы с незаметным фасадом, от которого уступами и ступенями уходили вниз к самому песку и воде дорожки и площадки, обставленные декоративной зеленью.

Все было настолько аккуратно и красиво что даже небольшой лодочный пирс несколько вдававшийся в крохотную бухточку резко выделенную телами каменистых холмов, даже этот пирс удачно вписывался в песчаную полосу, на которую волны, если их так можно назвать, наплескивались, словно то было на берегу реки.

От лежащих на берегу морских выбросов постоянно избавлялись, дабы вся эта растительность не прела на солнце и не пахла. А воздух здесь был действительно такой, что его стоило беречь: смешанный морской бриз с ароматным хвойным ветерком представлял собой что-то изумительное.

Забрав с собой Рамадана и Фернандо по их желанию д’Обюссон и де Гассе отправлялись поплавать на лодке по берегам южного побережья острова4, и как-то раз в заинтересовавший их скалистый уголок с гротами.