Решала (СИ) - Barchuk Pavel

– Тронут. Еле сдерживаю слезы. И все же. Давайте ближе к делу. Что у Вас?

– Видите ли,– Моника, наконец, решила присесть за стол, чем значительно упростила мою задачу по сдерживанию своего разыгравшегося либидо. Правда, теперь блузка, верхние пуговицы которой были расстёгнуты, чуть больше разошлась в стороны, обнажая очень привлекательную часть груди. Что там интересно... Мммм... Похоже, твердый третий. Неплохо.

– Я расскажу Вам сейчас все подробно, без утайки. Ситуацию, как она есть. – продолжила девушка.

– Ну, наконец-то. Я уже начал беспокоиться, что состарюсь и умру в Вашем шикарном кабинете. В принципе вполне приличная смерть, но я как-то видел ее иначе. Как минимум, в момент оргазма. Вряд-ли сиюминутная ситуация похожа на нечто подобное.

– Да, вы бываете на самом деле невыносимы, – она снова улыбнулась.

Твою ж мать. Как бы ей намекнуть, чтоб она перестала привлекать мое внимание к своим губам таки образом. Этой женщине нужно говорить только строго и сдержанно. И то, не уверен, что это как-то изменит ситуацию.

– Так вот, Максим. Могу я Вас так называть?

Я хотел бы ответить ей, что она может называть меня, как угодно, особенно, если в этот момент мы будем заняты чем-то другим, а никак не разговорами, но лишь кивнул головой в ответ.

– У меня есть дядя. Родной брат отца. Два дня назад он погиб. Очень странно погиб. Ночью встал попить воды, как утверждает его жена. Пошел в кухню, которая находится на первом этаже дома, не было его около часа, даже двух. Потом, судя по ситуации, стал подниматься по лестнице и, не понятно как, упал.

– Дяде, я так понимаю, далеко за сорок?

– Да. Но какое это имеет значение?

– Жена?

– Что жена?

– Жене сколько?

– Двадцать восемь. Если Вы намекаете на предумышленное убийство с ее стороны, то, уверяю Вас, нет. Девочка была бедна, как церковная мышь, когда он встретил ее. Такой же и осталась. В случае его смерти она не получает ничего. Вернётся а свой Мухосранск, где останется насовсем. Наоборот Наденька теряет. Все, что имеется, по завещанию отойдет другому человеку.

– Интересно... Кому же?

– Мне.

О как... История становится занимательной.

– И много?

– Общая стоимость имущества, которое я получу, оценивается в двести миллионов.

– Мммм... Рублей?

Девушка посмотрела на меня с таким выражением, будто я в лицо ей плюнул, не меньше.

– Ааааа... Понял. Долларов. Или евро. Какую валюту Вы предпочитаете. Не суть. Ок. Ну, Вам и Вам. В чем проблема?

– Видите ли, за неделю до смерти дяди, отец полностью лишил меня всего. Я официально являюсь членом семьи, понятно. Могу пользоваться многим. Работаю в компании. Но на самом деле, у меня не осталось ничего. Ноль. Я планировала выйти замуж. В двадцать пять лет хочется чего-то уже создать в личном плане. Это и стало причиной радикального поступка моего родителя. Его, скажем так, не устроила выбранная мною кандидатура. Получается, на момент смерти дяди я по факту была нищей. Уйду из дома, даже на еду денег не будет. И вот после несчастного случая, выходит, интерес был только у меня. Теперь имею возможность делать все, что сочту нужным. Никто мне не указ. И ещё... Я виделась с нем в ту ночь. Он спускался вниз не для того, чтоб попить воды. Нам нужно было поговорить.

– Ночью?

– Да. Это был очень срочный разговор. Извините, но в подробности посвящать не могу. Личное. Факт в том, что мы общались буквально десять минут. Потом я уехала. Он остался в столовой один. Понятия не имею, чем занимался оставшийся час. И по какой причине сломал себе шею. Дело сейчас, естественно в полиции. Рано или поздно все сойдется на мне. Вы знаете, никто не будет разбираться по-настоящему. Тем более, у отца с властью очень сложные отношения. Возможность осадить Александра Берга за счет обвинения дочери в убийстве. Что может быть лучше? Для него это станет сильным ударом. К тому же, пока что, о завещании не знает никто кроме меня, но это вопрос времени. Влад скрывал данный факт.

– Влад?

– Так зовут дядю. Вернее... Звали. Я хочу нанять Вас, чтоб Вы разобрались во всей ситуации быстрее, чем мне выдвинут обвинение. Если говорить более конкретно, хочу знать, сам он погиб и это действительно случай? Или все же, кто-то приложил руку. Если это так, то по какой причине.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Уточню один момент. Так понимаю, когда ушли из дома дяди, катались по городу, гуляли по улицам, смотрели на луну... Любой из этих вариантов, что бы я не выбрал, будет верным. Ваше дальнейшее времяпрепровождение случилось без свидетелей. Факт отсутствия в доме и присутствия где угодно, но не там, подтвердить некому. Верно?

– Да.

Я смотрел на сидевшую передо мной девушку и ощущал, как мысли раздирают пополам две противоречивые эмоции. С одной стороны, брюнетка возбуждала меня только лишь обычным присутствием рядом. Так бывает. Когда встречаешь человека, который для тебя сразу "твой". Мое подсознание, мои кобелиные, завязанные на разврате рефлексы ощущали Монику Берг, как родственную душу, если слово "душа" применимо вообще в данном случае. Я знал точно, окажись мы с ней в койке, это будет лучший секс не только для меня, но и, могу себе польстить, для нее тоже.

С другой стороны, как бывало неоднократно в случаях, когда моя судьба пересекалась с представителями данной семьи, интуиция, поднявшись на дыбы, в который раз истерично требовала встать, уйти и забыть о встрече. Фамилия Берг приносила мне лишь одни проблемы. Начиная с самой первой точки соприкосновения.

Более того, в рассказе Моники я несколько раз отчётливо чувствовал ложь. Вернее, даже не ложь. Опасность. Она что-то не договаривала, и я понимал, в этой недоговоренности кроется нечто, способное вызвать новые проблемы. Для меня. Конечно, я уже не тот идиот, которым был три года назад. Совсем не тот. События, последовавшие поле ухода из ментовки, научили многому. И все же... К сожалению, я всегда жил, живу, и, похоже, буду жить эмоциями. Меня будоражило то ощущение, которое возникало в присутствии Моники. Похоже на острое, обжигающее предвкушение перед тем, когда собираешься прыгнуть с высоты. Даже, если на тебе есть страховка. Понимаешь, теоретически все должно получиться, но всегда присутствует "а вдруг".

– Так что скажите? Я могу рассчитывать на Вас?

Я поднялся с кресла, подошёл к столу, за которым сидела Моника, достал визитку из кармана, написал на ней стоимость своих услуг, а затем положил перед девушкой.

– Если устроит, позвоните.

– Устраивает.

Она даже не глянула на цифры. Неужели, настолько приперло.

– Как только наследство вступит в силу, я оплачу все в двоекратном размере. Сказала же, сумма не является значимым фактором. Ровно, как и ее величина. Помогите мне, Максим.

Она произнесла мое имя с такой интонацией, будто я только что, именно в этот момент вошёл в нее. Твою мать. Опасно все это. Не только с точки зрения самих событий, но и тем, что эта женщина вызывает в моем организме. И все же...

– Хорошо. Вечером встретимся на нейтральной территории и Вы все мне расскажите подробно.

Я шел к выходу из кабинета, матеря себя мысленно разными словами. Ведь понимаю, ввязываться в это не нужно. Забелин, ты на самом деле придурок, как говорит моя драгоценная партнер по бизнесу. Лезу в дерьмо, которое вполне может оказаться очередной жопой для меня. Но... Я хотел продлить это ощущение разрывающего на атомы возбуждения. Кобель... Что поделаешь...

Второй раз семейство Берг появилось в моей жизни, спустя почти год после ухода со старой работы. Причем, появилось неожиданно, внезапно. Там, где не должны были оказаться ни я, ни уж тем более представители фамилии, имеющей столь значимый счёт в банке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

С момента, как уволился, изменилось многое.

Халява. К ней привыкаешь быстро и основательно. Думаешь, так будет всегда. Когда она заканчивается, первая мысль: "Да ладно!" А потом и правда – все. Я остался без работы, без денег и оказалось, Максим Забелин, такой прекрасный, охренительный тип, в общем-то никому не нужен. Не выстроилась очередь желающих дать мне возможность иметь бабло. Я привык к определенному образу жизни и копейки, которыми, наверное, довольствовался бы кто-то другой, меня уже не устраивали.