Джон Говард. Его жизнь и общественно-филантропическая деятельность - Г. Слиозберг

Наряду с этим отзывом, известен отзыв другого личного друга Говарда, доктора Стеннета, который также, на основании близкого знакомства с филантропом, свидетельствует, что “он был человеком большой учености, чрезвычайно начитанным в изящной литературе и хорошо знакомым с несколькими новыми языками”.

Биографы Говарда старались примирить эти два крайних отзыва о степени его образованности. Так, например, Диксон полагает, что Айкин слишком строго, – Стеннет же, наоборот, слишком снисходительно судят об учености Говарда. Мы полагаем, что, если отбросить крайности того и другого суждения, то во всяком случае окажется несомненным, что из школы Имза Говард вышел с незавершенным образованием. Если Говард в течение многих лет старался потом восполнить этот пробел и действительно его восполнил настолько, что друг его Стеннет считал его очень ученым человеком, то в образовании его всегда замечался недостаток систематичности, пробел в элементарных основах, что так часто встречается у самоучек. О неумении же красиво выражаться – необходимо признать бесспорным свидетельство Айкина, которому, как мы увидим впоследствии, Говард поручил редактировать свою книгу – о положении тюрем и госпиталей.

Не будучи сам ученым, Говард, однако, питал большое уважение к науке и всегда любил вращаться в ученых кругах Лондона.

Для той карьеры, которую готовил своему сыну отец молодого Говарда, образование, полученное им, было вполне достаточным, так что откладывать осуществление намерений отца для последнего казалось излишним. И вот пятнадцатилетнего юношу отдали для ознакомления с коммерческим делом в лондонскую оптовую торговлю мануфактурным товаром Ньюгема и Шиплея. Профессия коммерсанта вряд ли соответствовала желаниям самого Джона Говарда, но с его стороны не могло быть и речи о противодействии, которого не допустил бы отец, отличавшийся строгим, патриархальным образом мыслей, да и сын, воспитанный в полном подчинении родительской воле, не был склонен оказывать его.

Биографы Говарда находят, что коммерческая деятельность его, хотя и кратковременная, не осталась для него бесследною. И действительно, нельзя отрицать, что в качестве торгового ученика молодой человек приобрел некоторое знакомство с жизнью, содействовавшее его умственному развитию, и что в деле Ньюгема и Шиплея Говард усвоил себе ту деловитость и аккуратность, которыми он отличался впоследствии, действуя на совершенно ином поприще. Но Говарду не пришлось долго оставаться у названных купцов. 9 сентября 1742 года умер его отец, Джон сделался наследником довольно обширного недвижимого имущества и капитала в семь тысяч фунтов (семьдесят тысяч рублей); сестра Говарда должна была, по завещанию отца, получить восемь тысяч фунтов и оставшиеся драгоценности. Хотя по воле отца имущество должно было перейти в распоряжение сына не раньше, как ему минет двадцать четыре года, однако назначенные душеприказчиками родственники умершего не видели надобности препятствовать Говарду в распоряжении как имуществом, так и своею судьбою. И вот для молодого человека появилась возможность оставить торговые занятия, весьма мало его привлекавшие. К тому же здоровье его было несколько расстроено, – ему необходимо было переменить род жизни, а прежде всего отдохнуть. Бросая торговлю еще до окончания срока заключенного с его принципалами договора, Говард, вероятно, не имел определенных видов на другое занятие: по крайней мере нет никаких указаний на то, чтобы у него были какие-либо определенные намерения. Их едва ли и мог еще иметь семнадцатилетний юноша, каким был в то время Говард.

Период воспитания Говарда, период подчинения его чужой руководящей воле окончился, – отныне он предоставлен был самому себе. Естественным является вопрос, что вынес юноша из этого воспитания, какой запас умственных и душевных сил приобрел он для предстоявшего жизненного пути и для самого выбора этого пути? Перед ним открывались разные дороги. Одна – торная, соблазнявшая воспользоваться свободою и средствами, довольно значительными для того, чтобы жить в свое удовольствие, как живет большинство богатых молодых людей, предоставленных самим себе. Этой дороги не избрал Говард. Не пошел он и по другому пути, – его коммерческая практика не развила в нем стремления умножать свои средства: он оставил торговлю. Ко всякой же другой деятельности необходима была подготовка, нужно было дополнить свое образование, крайне недостаточное, как мы видели, для того чтобы избрать какую-либо свободную профессию или поприще общественной деятельности. Действительно, мы видим, что Говард не определяет сразу рода своей деятельности: проходит несколько лет – и он остается все на том же распутье, все в том же неопределенном положении.

Это, конечно, факт отрицательный, но вместе с тем характерный, свидетельствующий о том, что если из своего воспитания Говард не вынес особенных познаний, то запасся весьма драгоценным свойством – добросовестным отношением к самому себе, осторожностью и вообще серьезным взглядом на жизнь. Малоуспешное, в смысле образовательном, воспитание Говарда имело в результате большое значение – в смысле выработки характера. Нам неизвестны факты, которые свидетельствовали бы о том, что воспитание Говарда действительно было направлено к этой цели; и вероятнее всего, что те или другие его свойства были врожденными, наследственными; но одно то, что воспитание не изменило этих свойств, а укрепило их и довело до степени принципов, которыми Говард руководился во всю свою жизнь, – свидетельствует о его успешности.

Внутренний мир Говарда, его нравственный облик к тому времени определиться еще не мог; очертания этого колоссального характера выступают перед нами лишь постепенно и мало-помалу.

Глава II

Путешествие на континент. – Пребывание в Сток-Ньюингтоне. – Болезнь. – Женитьба на Саре Лойдор. – Смерть жены. – Поездка в Португалию. – Плен. – Возвращение

Здоровье Говарда требовало перемены климата и новых впечатлений. Поэтому он решил предпринять путешествие за границу на более или менее продолжительное время. Такое путешествие было целесообразно и в отношении образовательном. Значительный доход с имущества и капитала давал Говарду полную возможность осуществить свое намерение. Неизвестно в точности, сколько времени он посвятил этому путешествию; предполагают, что будущий филантроп провел на континенте года два. За это время он посетил Францию и Италию. Каким образом Говард проводил время – неизвестно; но он не пропускал случая посещать тот или другой музей, галерею и вообще все, что для любознательного путешественника могло представить какой-либо интерес. Судя по тому, что он за это путешествие составил себе небольшую коллекцию картин, которыми потом украсился его дом в Кардингтоне, можно думать, что его интересовало искусство. Домой Говард вернулся обогащенный знаниями, но здоровье его все же не было вполне крепким. Жить в Лондоне оказалось неудобно, – необходимы были лучшие условия – гигиенические и климатические. По совету врачей Говард поселился в Сток-Ньюингтоне – недалеко от Лондона. Не занимаясь ничем в особенности, он заботился только об укреплении своего здоровья. Болезненность побудила его заинтересоваться медициной; с другой стороны, необходимость следить за атмосферическими переменами, имевшими для него большое гигиеническое значение, вызвала в нем интерес к метеорологии, которою он занимался с особенной любовью. В этой науке Говард, однако, не шел дальше простых наблюдений над барометром и термометром, показания которых он усердно и аккуратно записывал. Известно, что во время своего пребывания в Сток-Ньюингтоне Говард вел чрезвычайно строгий образ жизни – аккуратность, строгая умеренность в диете были для него крайне необходимы. Несмотря на молодость, он сумел подчиниться всем тем стеснительным условиям, которых требовало его расстроенное здоровье. Первое время Говард жил в своем собственном доме, но там ему недоставало заботливого ухода; пришлось оставить родной кров и нанять помещение в доме одной очень почтенной вдовы – Сары Лойдор. Муж ее был клерком в торговой фирме и, умирая, оставил жене небольшой дом, который служил единственным источником существования для его вдовы. Это была добрая женщина пятидесяти двух лет, ничем, впрочем, не замечательная. Страдая сама от разных болезней, она была чутка к чужому страданию, и неудивительно, что постоялец встретил в ней сочувствие к себе и нежную заботливость о его здоровье.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});