Рейтинговые книги
Читем онлайн Город - Дэвид Бениофф

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 50

— Ого, девушка северная. Тогда понятно. — Коля ткнул меня локтем в бок. — Она потомок викингов.

— Так ты там в институте училась? Мичуринское садоводство и бобров изучала?

— Астрономию.

— Вот и я не чужд литературы. ЛГУ.

И он принялся балабонить про недостатки в творчестве Тургенева и Салтыкова-Щедрина — а через несколько минут вдруг уснул, вытянув перед собой длинные ноги, отчего мне пришлось вообще подтянуть колени к подбородку. Пленные тоже начали засыпать один за другим, хотя из углов до меня по-прежнему доносились обрывки споров.

В сарай набили столько людей, что стало относительно тепло. Снаружи, перед тем как меня сюда впихнули, я успел зачерпнуть горсть снега и первое время сосал его в темноте. После встречи с партизанами у меня во рту не было ни крошки, только у партизан Коля поделился со мной горстью орехов, которые прихватил в сельском доме. Но день без еды — это не новость. В блокадном городе мы все стали спецами по голоду и хорошо научились отвлекать тело от его первой потребности. В Доме Кирова я не один голодный вечер проводил за книгой — изучал «300 шахматных партий» Тарраша. «Всегда ставь ладью позади проходной пешки, все равно, своей или неприятельской, — учил он своих студентов. — Кроме тех случаев, когда это неправильно».

Здесь же у меня не было ни учебника шахмат, ни радио. Но все равно надо было как-то отвлечься, пока не усну. В сарае все стихало, и чем дальше, тем больше я осознавал, что ко мне притиснуто Викино тело. Когда она поворачивала голову глотнуть воздуха из щели, ее волосы щекотали мне нос. Пахло от нее мокрой псиной. Меня воспитали чистоплотным и брезгливым. Мать терпеть не могла, если в раковине копилась немытая посуда, если полотенце в ванной не было сложено как полагается или незаправленной оставалась постель. Когда мы с сестренкой были маленькими, она подолгу оттирала нас в ванне жесткой мочалкой, от которой саднило кожу. Если мать бывала занята — готовила, к примеру, ужин на большую компанию, — меня мыл отец. И это было как передышка, потому что отец просто поливал меня теплой водой, а сам на память читал что-нибудь из русской классики. Мне очень нравился «Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе», и я просил его рассказывать снова и снова.

В общем, рос я чистюлей и очень переживал из-за грязнуль: у близнецов Антокольских под ногтями часто оставалась грязь, а у нашего учителя в школе на воротнике иногда появлялись пятна от щей. А вот Викин запах псины меня не отвращал. Мы все уже, конечно, закоптились и замарались до безобразия, да и от меня, должно быть, воняло рыбой протухшей неделю назад, но сейчас не время было морщить нос. От Вики пахло так, что мне хотелось начисто ее вылизать.

— Думаешь, нас правда в Эстонию погонят? — спросил я. Мысли о Вике — вот что отвлекало меня от голода. Теперь же требовалось отвлечься от этого отвлечения. Но сидел я для этого очень неудобно.

— Не знаю.

— А я в Архангельске не был. Холодно, наверно.

Она промолчала, и я укрепился в подозрении, что я — очень скучная личность. Ну кому еще придет в голову изрекать такие банальности? Вот живет, скажем, поросенок, в своем свинарнике он гений — и учит всю жизнь русский язык. И, научившись разбирать речь, первым делом слышит меня. Поневоле задумаешься: зачем лучшие годы своей свинской жизни ты потратил на русскую речь, а не валялся в грязи и не лопал помои, как твои непросвещенные собратья?

— Ты астрономию изучала?

— Да.

— Ладно, тогда у меня вопрос. Во Вселенной миллиарды звезд, так? Звезды нас окружают со всех сторон. И все они светят, и свет этот идет вечно. Почему тогда…

— Почему небо ночью не светится?

— Да! Ты тоже об этом задумывалась?

— Люди об этом уже давно задумываются.

— А… Я думал, что я первый.

— Нет, — ответила она, и я понял, что она улыбается.

— Так и почему тогда ночью темно?

— Вселенная расширяется.

— Да ну?

— Угу.

— Нет, это я знаю, что расширяется, — соврал я. Ну как Вселенная может расширяться? Разве кроме Вселенной еще что-то есть? Куда еще ей растягиваться? И во что? — Я просто не понимаю, как это объясняет свет звезд.

— Это сложно, — ответила Вика. — Открой рот.

— Чего?

— Ш-ш… Рот открой.

Я подчинился, и она сунула мне в губы ржаную корку. Совсем не похожую на пайковый хлеб с опилками — на вкус настоящая: в ней чувствовались мука, дрожжи, молоко…

— Вкусно?

— М-м… Да.

И так, кусок за куском, она скормила мне целую краюху. Я всякий раз облизывал губы и ждал продолжения, пока не понял, что больше ничего не будет.

— Хватит. На завтра надо оставить. Твой друг тоже захочет.

— Спасибо.

В ответ она хмыкнула и поерзала на месте, устраиваясь поудобнее.

— Его Коля зовут. Это чтоб ты знала. А меня Лев.

Она вообще, по-моему, отвечала только на половину моих реплик, и эта к их числу не относилась. Я-то надеялся, что она ответит: «А я Вика», — и я бы тогда сказал: «А я знаю. А полностью — Виктория, да?» Мне почему-то казалось, что это будет очень умно, хотя всякая Вика — неизбежно Виктория.

Я немного послушал, как она дышит, пытаясь понять, заснула или нет. Потом проверил шепотом, задав последний вопрос:

— Так раз ты астроном, я не понял… Как же ты снайпером стала?

— Начала стрелять в людей.

На этом, понял я, наша беседа и завершилась. Я закрыл рот и больше не мешал ей спать.

Среди ночи я проснулся от того, что кого-то из колхозников одолел кашель. Слушая, как он перхает и отхаркивается, сплевывая мокроту, что поселилась у него в легких, должно быть, еще при Александре III, я понял, что во сне Вика привалилась ко мне и ее щека покоится у меня на плече. Я ощущал, как поднимается и опускается у нее грудь: тик — вдох, так — выдох. И весь остаток ночи старался не шевелиться, чтобы ее не спугнуть. Мне очень хотелось, чтобы она была рядом.

22

Наутро немцы разбудили нас, выдирая гвозди, которыми накануне забили дверь. В щели пробивался солнечный свет, крохотными прожекторами высвечивая чей-то сальный лоб, кожаный сапог, просивший каши, роговые пуговицы чьего-то пальто. Вика уже сидела рядом и грызла ногти. Методично грызла — но не истерично, а так, словно мясник точит нож. Где-то под утро она от меня отодвинулась, а я и не почувствовал. Поймав мой взгляд, она тоже посмотрела на меня, и никакой нежности в ее глазах не было. Никакого теплого воспоминания о том общем, что, как я думал, у нас с ней зародилось в темноте.

Открылась дверь, немцы заорали, чтобы мы выходили, и клубок человеческих тел начал постепенно распутываться. Я увидел старого Ваську: он зажал ноздрю узловатым пальцем и сморкнулся. Сопля едва не попала в лицо другому колхознику.

— Ах, — буркнул Коля, наматывая на шею шарф. — Иногда жалеешь, что не живешь одной большой крестьянской семьей с товарищами колхозниками, верно?

Пленные потянулись из сарая, но тут кто-то вскрикнул в дальнем углу. Стоявшие ближе повернулись глянуть, что его так напугало, и тревожно зашептались. Из нашего угла мы видели только их спины. Мы с Колей тоже встали и вытянули шеи. А Вика равнодушно направилась к дверям.

Мы пробились в тот угол сарая сквозь недовольно бормочущих крестьян и увидели, что один человек еще не встал. Шпак, выдавший немцам Маркова, — у него было перерезано горло, кровь давно вытекла, и лицо побелело как мел. Зарезали его, надо полагать, во сне, иначе мы бы услышали возню и крики. Но когда нож вошел в шею, глаза у дядьки открылись и дико вытаращились, едва не выскочив из глазниц. Сейчас он как будто с ужасом рассматривал лица тех, кто смотрит на него сверху.

Один крестьянин уже стаскивал с мертвеца сапоги, другой — овчинные рукавицы, третий вытягивал ремень тисненой кожи из штанов. Коля быстро присел и сдернул стеганую ушанку, опередив всех. Я обернулся: в дверях сарая Вика натягивала свою шапку поглубже. На секунду задержала на мне взгляд, затем шагнула за порог. В следующее же мгновение в сарай, стаскивая с плеча автомат, вошел немецкий солдат. Злой — пленные мешкали. Увидел труп, раззявленное горло, кровавое пятно, расплывшееся на полу парой чудовищных черных крыльев. Солдат рассвирепел — об убийстве нужно было докладывать офицерам. Он что-то спросил по-немецки — больше самого себя, чем пленных вокруг, от них он никакого ответа и не ждал. Коля откашлялся и что-то ему сказал. Насколько грамотно, я судить не мог, но солдат, похоже, изумился.

Немец покачал головой, коротко ответил Коле и большим пальцем ткнул в сторону двери — выходите, мол, все. Снаружи я спросил у Коли, что он сказал.

— Что крестьяне жидов ненавидят больше, чем немцы.

— А он что?

— «Есть заведенный порядок». Очень по-немецки. — Коля старался натянуть на голову добытую шапку: она была маловата, но ему удалось опустить уши и затянуть завязки.

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 50
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Город - Дэвид Бениофф бесплатно.

Оставить комментарий