Впечатляюще неистовый (ЛП) - Беттина Белитц

Я была голодна и хотела пить, но прежде всего на мне была одета юбка, в которой я почти не могла двигаться, не говоря уже о том, чтобы запрыгнуть в ней на лошадь, на которой уже сидело двое мужчин – разве они этого не видели? И всё же я была так рада быть рядом с ними, потому что теперь всё …

- Люси. Я знаю, что ты устала, но Шима хочет испытать тебя. – Шима? О Шиме не говорили ни Леандер, ни Джонни Депп. Шима была не из этого сна.

- Ах чёрт, - застонала я угрюмо и потёрла закрытые глаза. Я не знала, как мне вообще удастся, открыть их и прежде всего держать долго открытыми. Я была больна от усталости, и хотела вернуться в этот идиотский сон. Я хотела к Леандеру. Но именно поэтому я должна попрощаться со сном. Потому что Шима была ключом к Ле-План-де-ла-Туру.

- Пошли, Люси. Шима не любит ждать. – Теперь это был голос Суни. Наполовину слепая от усталости я встала и прошла, качаясь, по фургону, не смотря при этом на Сердана, потому что он почти наверняка тоже не смотрел на меня, а разглядывал скорее голые плечи Суни.

Я, спотыкалась и моргая, спустилась по ступенькам на пыльный асфальт площадки для отдыха и остановилась, ослеплённая солнцем. Постепенно с меня было достаточно постоянной жары. Но Суни взяла меня за руку и неумолимо потянула дальше, мимо жилых автомобилей, припаркованных грузовиков, и болтающих людей, пока внезапно ни остановилась в тени высохшего дерева и ни посмотрела мне внимательно в лицо. Рядом с нами шумело движение автобана и пахло канализацией и мокрой бумагой.

Но что больше всего на меня давило, так это невидимые взгляды, которые постоянно осматривали мою фигуру, с того времени, как я покинула жилой фургон Суни. Они наблюдали за мной. Не только Шима будет проверять меня. Они все делали это, уже сейчас.

- Сохраняй самообладание, где бы ни была, и кто бы перед тобой не стоял, - всегда вдалбливала в меня мама. Решительно я выпрямила спину, расправила плечи и подняла подбородок. Пусть не думают, что могут напугать меня.

- Мне нужно ещё кое-что спросить у тебя Люси, - начала Суни приглушённым голосом. – Это для нас важно и, может быть, Шима тебя тоже об этом спросит. Твои родители не ухаживают за больными или старыми людьми? Они по профессии случайно не медсестра или медбрат? Может быть твоя мать акушерка? Или врач?

Я сухо рассмеялась. Мама и врач – это было бы угрозой для больных.

- Нет. Почему? Моя мама тренер по гимнастике, она была раньше атлеткой.

Суни явно вздохнула с облегчением. На её лице промелькнула озорная улыбка.

- А твой отец?

- Гробовщик, - ответила я просто. Но этого одного слова хватило для того, чтобы её загорелые щёки внезапно побледнели. На один момент она стала серой.

Эта реакция была мне знакома.

- Это не так скверно, - успокоила я её. – Я даже уже иногда присутствовала там, когда он приводил в порядок мёртвых. Ты знала, что они иногда пердят, хотя …

- Нет, Люси, не говори больше ничего! – Суни предупреждающе положила мне свою руку на плечо. – Это mahrime!

- Mahrime? – спросила я непонимающе. – Никогда не слышала.

- Не чисто. Mahrime означает не чисто. Профессия твоего отца не чистая. Не такая плохая, как акушерка или врач или медсестра, но она не чистая.

- Ну. Папа после этого всегда моет себе руки, с дезинфицирующим средством, - возразила я, но Суни сильно затрясла головой.

- Это не имеет значения, - прошипела она, звук, как шуршание бумаги на ветру. - Нам запрещено иметь контакт с людьми, практикующие нечистые профессии. Кто подружиться с ними или даже женится на ком-то из Mahrimen, того изгоняют, навсегда!

- Я не понимаю этого. Если вы больны, разве вы не идёте к врачу? Кроме того вы также хороните своих людей. И встречаетесь на семейных праздниках на кладбище! Я знаю могилы синти и рома, папа считает их классными, он восхищается ими. Он много мне о них рассказывал.

- Конечно, мы хороним наших, - нетерпеливо согласилась со мной Суни. - И мы ходим также к врачу. Нам только нельзя дружить с такими людьми или жить у них или принимать их в нашу семью.

- Почему это? - Я скрестила руки на груди. По какой-то причине я чувствовала себя оскорблённой.

Знал ли папа, что его профессия считалась у синти не чистой? Папа был один из самых чистоплотных людей, которых я только знала. Если на его галстуке или рубашке было хоть одно крошечное пятно, он тут же их менял. И я ещё никогда не видела, чтобы у него под ногтями была грязь. У Билли, Сеппо и Сердана чёрные полумесяцы были повседневно, у них я другого и не знала. Но они не считались нечистыми, только потому, что их родители имели другие профессии?

Это было несправедливо.

- Мы сами не знаем точно, - созналась Суни неохотно. - Просто это так и мы придерживаемся этого. В одной школе, в которую я ходила в Эльзасе, один учитель хотел знать, почему это так, - продолжила она, когда заметила мой укоризненный взгляд. Она убрала прядь волос с лица.

- Это был мой учитель истории. Тогда он сам размышлял об этом и предположил, что такое предписание должно было раньше защищать нас от болезней. Так как если бы у нас, в кочующей семье, разразилась чума или холера, она бы полностью уничтожила нас. Мы живём очень близко друг с другом и делимся всем между собой, понимаешь? Если мы умрём, ничего от нас больше не останется, совсем ничего. У нас нет постоянной родины, переезжаем туда-сюда. Мы сами себе родина. Мы люди. Кстати, мануш означает люди.

- Чумы больше не существует, - ответила я сухо, хотя постепенно начала понимать её.

- Ну и что? - Мой допрос явно напрягал Суни. Она знала, что за нами наблюдают, а Шима ждала нас. Но это мне сейчас не волновало. - Вы ведь тоже засовываете опре́сноки в рот и говорите, что это тело Христа, - аргументировала Суни. - Это тоже самое ...

- Я этого не делаю, - вставила я. - Я не крещёная.

- Oh mon dieu, ещё и это. - Суни закатила глаза. - Люси, я смотрю на всё это не так строго и мой отец к счастью тоже, но Шима обращает на такое внимание. Если ты хочешь, чтобы она разрешила вам поехать вместе с нами, тогда не рассказывай ничего этого. Но тебе всё-таки нужно говорить правду, если она тебя что-то спросит. Потому что у Шимы есть способность заглядывать в сердца людей и в будущее. Давай, наконец пойдём к ней, нам нужно будет скоро снова отправляться в путь. - Не дожидаясь ответа, Суни как и раньше схватила меня за запястье и проводила до убогого, надутого, жилого фургона с затянутыми в цветочек шторами за его двумя крошечными окнами.

Как это было? воспроизвела я, в то время как биение моего сердца ускорилось. Я должна умолчать о профессии моего отца и в тоже время сказать правду? Соврать было бы безделицей, но ...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});