Александр Васильевич Колчак: «Нет ничего выше Родины и служения Ей» - Галина Майорова

Не имея времени навестить семью Бессоновых и не желая надолго оставлять одну Софью Фёдоровну, Александр Васильевич все-таки заглянул в госпиталь к Николаю Николаевичу, узнав, что тот тоже вскоре уезжает на фронт. Хотя и здесь, в Иркутске, вскоре, видимо, будет много работы: количество мест в госпитале уже увеличилось в три раза, и в Иркутск прибыли уполномоченные Всероссийского общества Красного Креста во главе с П. М. Кауфманом, начальником санитарно-эвакуационной части в Сибирском военном округе.

Еще в январе 1904 г. руководством общества был разработан план его работы во время военных действий с Японией. Красный Крест должен был не только помогать военным госпиталям персоналом и материалами по уходу за ранеными. Он был обязан устраивать собственные лазареты, санотряды и санпоезда и даже летучие отряды первой помощи раненым на поле боя. В обязанности Красного Креста входила организация складов для лечебных учреждений и создание обогревательных и питательных пунктов на пути следования войск. Именно такие пункты вместе с небольшим лазаретом видел Колчак на льду Байкала, когда уже позднее он вместе с Н. Бегичевым уходил через озеро к железнодорожной станции Танхой.

Выполняли учреждения Красного Креста в Иркутске и все остальные обязанности, а посильную помощь в деле спасения раненых и лечения больных оказывали гражданские больницы и лазареты, которые содержались на средства кружков или даже отдельных частных лиц. Например, амбулатория Горного кружка на станции Иркутск или лазарет Анны Лукьяновны Бекель в двух дачах в Рабочей слободе на берегу Ушаковки.

* * *

На прощание Николай Николаевич, прекрасно зная, что Колчак непременно подключится к пожертвованиям на все эти «военные нужды», посоветовал ему сделать это через Дамский комитет Красного Креста. Причем лучше побывать там вместе с Софьей Фёдоровной.

Днем организации этого комитета было начало второй военной недели, 6 февраля 1904 г. Иркутские дамы к этому времени уже обсудили гибель «Варяга», открыли шестинедельные курсы медсестер (в один день записалось сразу 70 человек, дам различного социального положения) и собрали на организацию Дамского комитета 4665 р. Организатором и руководителем комитета стала жена губернатора Анастасия Петровна Моллериус.

Первоначально задача Дамского комитета сводилась к узкой цели – заготовке постельного белья. Поэтому жены и дочери предпринимателей с утра отправлялись в Дом губернатора, там в импровизированной мастерской шили комплекты для лазаретов. Что касалось средств для содержания этой мастерской – то кто же из купцов мог отказать губернаторше в помощи раненым деньгами ли, вещами, материалами; или по ее просьбе не взяться за сбор отчислений жалованья сотрудников в любом чиновничьем учреждении!?

Видя сочувствие общества, дамы развернули более активную деятельность: создали специальный отдел Комитета по оказанию помощи семьям, чьи мужья и сыновья были отправлены в район боевых действий. Стали создавать частные лазареты и госпитали. Например, дом Фрумина,[46] дом Мейеровича.[47]

Специальные комитеты помощи раненым создавала епархия. Знаменский монастырь открыл двери для сестер милосердия, проезжающих на Дальний Восток. Городская управа повысила проездные и телеграфные тарифы. Кружечные сборы ввели во всех магазинах. Ученицы 4-х классов Хаминовской гимназии передали в Красный Крест 25 дюжин носовых платков, ученицы 5-го класса – десять с половиной дюжин полотенец. С. С. Кальмеер пожертвовал 100 бобриковых одеял, магазины Стахеева – 402 аршина бумажной материи.

* * *

Прошел уже месяц с начала войны. Иркутск все более приобретал черты прифронтового города, и вчера еще Дальний Восток становился все более близким для каждого жителя. Эта близость возрастала с ростом воинских повинностей: даже если кто не попадал под мобилизацию, то должен был брать на постой, обеспечивать раненых. Все это накладывало отпечаток на многие стороны иркутской жизни простых обывателей.

В городе начались грабежи, разбои, и во многих учреждениях отменили вечерние работы. Это немного раздражало Колчака, ибо он не укладывался в намеченный график иркутских неотложных дел. Угнетало его появление на улице детей, просящих милостыню. И без того тяжелое положение осложнилось дефицитом повседневных товаров. Крайне трудно стало купить керосин, сахар, свечи отпускались по два фунта в руки.

Зато в гастрономических магазинах появились консервы «Для Дальнего Востока», а в кондитерских – «Военная карамель». В продаже появилось множество лубочных картин на темы войны; рисунчатых платков со сценами из морской жизни, гибели «Варяга» и «Корейца»; художественных альбомов с картинами известных художников и текстом «Русско-японская война на суше и на море»; альбомов с портретами героев войны.

В ресторане «Метрополя» подавались свежие омары, зернистая икра и устрицы, спаржа, цветная капуста, помидоры, цыплята и поросята. И Александр Васильевич почти каждый вечер видел здесь иностранных корреспондентов, в надежде на очередную военную сенсацию спешащих на восточный фронт; столичных журналистов, своим скепсисом и иронией убивающих уже сложившееся мнение иркутян о маленькой, слабой Японии, странным образом посягнувшей на великую мировую державу; временно поселившихся в Иркутске титулованных особ, живших еще по петербургским меркам. Много постояльцев было из специалистов-инженеров; как-то на прощальный вечер зашли в ресторан иркутские врачи – многие из них продавали свой домашний скарб, лошадей и тоже уезжали на восток. Да и офицеры, которые и прежде не экономили на гостиницах, теперь и вовсе пошли в разгул.

И вся эта «публика с запросом-с» немало способствовала развитию гостиничного комплекса, хотя, казалось бы, наоборот – война может приносить только горе, боль и обнищание.

На «мужской интерес» ставили и многие торговцы, например, галантерейщики. И, кажется, угадывали. В магазинах было обилие предметов мужского туалета – воротничков, галстуков, запонок, подтяжек и разноцветных манишек. Но, как ни странно, именно открытие театра военных действий обостряло восприятие мирных радостей, и возрастные покупатели потянулись в магазины…

Что еще необычайно удивляло Колчака в разговорах с иркутянами, так это весьма приблизительное представление о Дальнем Востоке, миноносцах и броненосцах. Если бы не жесткие сроки, ограничивающие написание его отчета о спасательной экспедиции, уж он непременно бы выступил с лекцией о Русско-японской войне на каком-либо собрании или заседании. Александр Васильевич прекрасно знал, что такое Дальний Восток и что такое Япония – проведенные там четыре года не могли пройти даром.

Однако сведения о русском флоте, о тех же миноносцах и броненосцах, участвующих в боевых операциях, постоянно мелькали на страницах «Иркутских губернских ведомостей». Затем о них стали рассказывать читателям почти с энциклопедическими подробностями. Наконец, в Общественном собрании начались лекции об истории русского флота, о Великом океане, о правилах морского боя. Проводили их полковник фон Агте, инспектор Иркутского юнкерского училища, и полковник Генерального штаба Хлыновский. Билеты стоили недешево, однако мест в зале не хватало, а сбор весь отчислялся в казну.

Влияние этих лекций было столь велико, что чиновники почтово-телеграфного округа начали сбор средств на миноносец «Телеграфист», а иркутские приказчики обратились к собратьям из Европейской России, предлагая построить миноносец «Приказчик».

* * *

И все-таки Александру Васильевичу пришлось выступить перед иркутянами. Он уже заканчивал свой отчет, когда к нему обратился председатель Восточно-Сибирского отделения Географического общества Н. Е. Маковецкий. От имени всех членов общества он просил Колчака рассказать о Русской полярной экспедиции как одного из самых главных ее участников.

Правда, в сентябре прошлого года иркутяне уже общались с Ф. А. Матисеном, вторым командиром шхуны «Заря». Он тогда возвращался из бухты Тикси, где провел несколько зимних месяцев 1903 г., ожидая весеннего ледохода, чтобы передать «Зарю» новым владельцам (фирме А. И. Громовой). Матисен потихоньку разоружает шхуну, снимает с нее все ценное научное оборудование, а в свободное время продолжает вести наблюдения (вспомним, что Фёдор Андреевич был еще и метеоролог) и подводить предварительные итоги полярной экспедиции барона Толля.

В городе он задержался на несколько дней у своих родственников Бессоновых и 23 сентября на общем собрании ВСОИРГО выступил с обстоятельным докладом «Последние известия о бароне Толле и о картографических и океанографических работах Русской полярной экспедиции». Рассказывая о богатейшем картографическом материале (в частности, уточнение береговой линии, открытие новых мысов и островов) и о большой научной ценности океанографических исследований, Матисен ничего определенного не мог сообщить о судьбе начальника экспедиции и его спутников. Хотя сентябрь – это время, когда после посещения о. Беннетта Колчак со своей командой возвращается на о. Котельный, но о том, что Э. В. Толль не найден ни живым, ни мертвым, пока знали только на Новосибирских островах.