Перестройка - Евгений Владимирович Соколов

уважительно и даже с некоторым страхом думает о своей супруге, и одновременно ругает её, обзывая разными, в основном, нецензурными словами, самым литературным из которых можно назвать слово «проститутка».

«Котик, а я тебе уже много лет говорила, хватит воровать у любимого государства! А ты всё пи….. и пи…… пи….. и пи…… Ну, куда ты нахапал столько золота и камешков? Ведь когда тебя повяжут менты, все эти твои сокровища не помогут. Впрочем, чего это я про ментов? Первого секретаря обкома славной ленинской партии большевиков будут брать под белы рученьки наши не менее славные чекисты. И судить тебя вряд ли будут! Знаешь, как они казнят предателей? Я тебе сейчас расскажу».

«Представляешь, из тебя сначала выбьют всю информацию, в том числе о твоих сокровищах, а потом на закрытом судебном заседании приговорят к вышке. Ну, а как иначе? Чтобы другим главарям областей и краёв, а также автономных и союзных республик неповадно было! Ладно, отвлеклась я, так вот, приговорят тебя в вышке, и хорошо бы быстренько получить пулю в затылок. Специалисты объясняют, что это совсем не больно. Но тебя не будут расстреливать, и даже петлю на шею не накинут. Бывшего первого секретаря обкома свяжут, затем уложат в гроб, там тоже пристегнут очень крепкими ремнями, чтобы такой боров, как ты не порвал эти путы. Затем гроб накроют крышкой и повезут на тележке куда-то по длинным коридорам и даже прокатят вниз в грузовом лифте. Что, не хочешь слушать? А зря!

„Дура набитая! Шлюха! Ни одного смазливого военного не пропускает. Как она говорит: „А я люблю военных, красивых здоровенных“. Одно у этой су…. на уме! Видите ли, я для неё уже старый! Ну да, постарше немножко буду этой лярвы. Ни х… себе, немножко! На два десятка лет! Конечно, у меня скоро юбилей, 65 лет, а этой проститутке всего 45. Как там говорят: „В сорок пять баба ягодка опять“. Кстати, надо подумать, кого их этих мудаков приглашать на юбилей. Тьфу, б….! Какой на… юбилей! А что, если эта зараза правду говорит? Кстати, откуда она знает все эти страсти? Наверняка её же хахали и рассказали“.

„А ты послушай, обязательно послушай, может быть, и наберёшься смелости, чтобы не допустить такого исхода. Так вот, представь, привезли тебя в гробике на нижние этажи этого секретного здания, снимают крышку, и позволяют тебе чуть приподнять голову, чтобы клиент мог заценить скорую свою участь. Рядом стоят два здоровенных мужика в специальных брезентовых костюмах, чем-то похожих на защитные костюмы сталеваров. И вот ты к своей радости видишь, что рядом расположен такой же гроб, но с закрытой крышкой. Эти „сталевары“ переставляют гроб с тележки на специальный постамент, затем открывают стальное жерло в вулкан (а как ещё назвать дверь в настоящую преисподнюю, где ревёт всепоглощающее пламя) и тихонько толкают гроб, а он начинает неспешно приближаться по рельсам к этим вратам, излучающим испепеляющий жар. И ты видишь, как гроб въезжает в этот ад, пламя радостно охватывает крепкие доски, из которых сделал этот саван, но в этот момент адова дверь закрывается, и что происходит ТАМ дальше, ты можешь лишь догадываться. Зато теперь эти два „сталевара“ переставляют твой гроб на специальные стальные салазки, по которым уже ты поедешь в последний путь“.

„Ну да, в этом месте она прервала свой гнусный рассказ, потому что я дал этой б…. по роже. А не… запугивать своего благоверного! И ведь на что намекает, сучка! Чтобы я пустил себе пулю в лоб, или раскусил ампулу с цианистым калием. Дескать, котик, так и тебе будет проще, и мне. А ещё убеждала меня, что пуля или яд намного приятнее, нежели живьём сгореть в топке крематория. И ведь, эта стерва, рассказала мне до конца то, что хотела рассказать! Я и сейчас вскакиваю по ночам от собственного крика ужаса, весь в холодном поту, а иногда ещё и обоссанный. Ещё бы, я уверен, что любой, кто представит себя на месте главного героя этого безумного действа, не останется равнодушным“.

„Мой толстячок, не надо так нервничать! Ведь все мы смертны, все мы когда-то перейдём в лучший мир. Впрочем, ты у нас атеист, и в такую чушь не веришь. Ну, что же, тем хуже для тебя. Да, я с тобой согласна, конечно же, лучше дожить до глубокой старости, а потом умереть в тишине и спокойствии, когда тебя окружают родные и близкие. Но тебе, козёл, это не грозит! Ибо ты, урод, подохнешь в страшных муках в таком вот пекле крематория. Представь, эти палачи даже не накроют тебя крышкой гроба, а для того, чтобы ты лучше видел, как гроб с твоим жирным телом приближается к вратам ада, они положат тебе под голову полено. Нет, ты не сможешь просить их о пощаде! Поскольку у тебя во рту будет торчать кляп. По этой же причине ты не сможешь кричать. Впрочем, это и понятно, оно надо этим „сталеварам“ слушать твои предсмертные крики, вопли и стенания. Зато мычать сквозь кляп и выпучивать поросячьи глазки тебе никто не запретит! Это на здоровье! Хотя здоровья в твоём теле давно уже нет, как и потенции. Ты и секретарш меняешь, как перчатки, и закрытую сауну регулярно посещаешь с девочками, но, как они не стараются, а итог один: на даму падает огромный трехстворчатый шкаф, а из его замочной скважины выпадает малююююсенький ключик“.

„Да чтоб вы сдохли, уроды! Опять повскакивали со своих мест и аплодируют, как ненормальные! Чему вы все радуетесь? Не дают нормальному человеку сосредоточиться на своих мыслях“.

„Ах да! Я отвлеклась! Итак, заканчиваю! Один из „сталеваров“ легонько толкает гробик с твоим пока ещё живым и толстеньким организмом, и вот последнее, что ты видишь в своей никчёмной жизни: открытое жерло, в котором бушует всепоглощающее пламя. Ты медленно приближаешься к этим вратам ада, мычишь, дёргаешься, пытаясь вырваться, но крепкие ремни намертво держат твоё неугомонное тело. Лишь пальцы рук могут шевелиться, и ты скребёшь ими по деревянным стенкам гроба, срывая ногти и не обращая внимания на боль, глупо надеясь, что таким образом сможешь замедлить приближение к этому жерлу вулкана. И вот уже ты чувствуешь на лице жар пламени, он становится нестерпимее, быстро сгорают остатки волос на почти лысой голове, вспыхивает твой обгаженный костюм. Наконец, гроб полностью въезжает в преисподнюю, стальная дверь закрывается, тем самым лишая тебя последнего шанса. Действительно, а вдруг ты из последних сил вырвался бы из крепких