Нам нужна… революция - Александр Глазунов

Первым итогом многоцелевого картирования и комплексного картографирования стал комплект из 12 карт территории страны в масштабе 1: 5 000 000. В них содержалась не только информация о закономерностях размещения реальных и потенциальных металлогенических зон, позволяющая оценить минерагенический потенциал территории России, но и обширные данные об экологическом состоянии её геологической среды.

Однако разработкой программы геохимического картирования геологических перспективных площадей России для прогноза и дальнейших поисков месторождений полезных ископаемых закладывался фундамент будущих геологоразведочных работ по регионам. Программа получила название «Геохимическая карта России» и была одобрена Министерством. Чутьё учёного и здесь не подвело Буренкова. Уже с участием других научных и производственных организаций в ИМГРЭ создается технология нового вида региональных работ многоцелевого геохимического картирования в масштабе 1: 1 000 000 (МГХК-1000). Одновременно осуществляется и программа «Геоэкология России». Фактически обе они представляли собой единую федеральную программу как часть международных проектов IGСР-259/360 по международному геохимическому картированию и глобальным изменениям окружающей среды. Технология МГХК-1000 испытывалась на шести полигонах — Кольском, Московском, Алтайском, Байкальском, Восточно-Забайкальском и Приморском, которые и были выбраны именно потому, что отражали разнообразные геолого-тектонические, металлогенические, ландшафтно-геохимические и хозяйственные условия страны. В дальнейшем такие работы позволяли решать в едином технологическом цикле целый комплекс задач. Но главное, давали прогнозную оценку минерально-сырьевого потенциала территорий с обоснованием её перспектив на выявление новых полезных ископаемых, в том числе и нетрадиционного сырья.

Однако своим сотрудникам в институте Буренков заявил, что программы многоцелевого геохимического картирования России он считает всего лишь стартовыми, а отнюдь не вечными. Надо было показать, в первую очередь, на что способны интеллектуальные силы ИМГРЭ, но главное — что может геохимия в плане поиска месторождений полезных ископаемых. Эдуард Константинович был убеждён: чем глубже залегали месторождения, тем эффективнее срабатывали геохимические методы для их прогноза и поиска. К тому же, Буренков надеялся, что всё-таки настанет момент, когда сохранённый им для пользы государства научно-производственный потенциал будет востребован полностью. И, можно считать, oн дождался…

В тот осенний день Первый заместитель Министра природных ресурсов РФ Валерий Анатольевич Пак собрал у себя директоров ведущих НИИ отрасли. Вопросы за «круглым столом» обсуждались простые и в то же время жизненно важные: состояние промышленно-сырьевой базы России и открытие новых месторождений полезных ископаемых. По справке, подготовленной Институтом минерального сырья специально по поручению Министерства, выходило, что на данный момент все имеющиеся у нас в стране мало-мальски значимые месторождения залицензированы, однако разработка полезных ископаемых там пока идёт плохо, поэтому и потребность в сырье по-прежнему велика. А раз так, то необходимы новые перспективные площади месторождений, которые в ближайшем будущем можно было бы подвести под лицензии. Кое-какие перспективы по общегеологическим признакам были намечены, однако надо было выявить реальные месторождения или хотя бы довести прогнозно-поисковые работы до рудного поля. А вот как это сделать — мнения разделились.

После выполнения программ ИМГРЭ институт выдал целую серию карт, на которых уже на основании геохимических критериев давалась новая геологическая оценка каждого региона. На карте прогноза выделялись наиболее перспективные площади, отдельно отмечались и те, которые геохимики определяли как неперспективные на ближайшие 20–25 лет, пока не изменится технология добычи полезных ископаемых и не появятся новые экономические оценки, когда возможно будет вести промышленные разработки более бедных руд. На каждой такой карте перспективными оказывалось не более 20 % всех площадей. Именно на них геохимики ИМГРЭ и рекомендовали геофизикам и геологам сосредоточить поиски месторождений полезных ископаемых.

Среди карт была и ландшафтно-геохимическая с районированием площадей по условиям ландшафта. Почему специалисты ИМГРЭ посчитали это нужным и важным? Дело в том, что даже почвы формируются в зависимости от того, в какой части ландшафта они находятся, например, на водоразделе или в низине. Везде идут свои геохимические процессы, а значит, и присутствуют аномалии. Но как отделить аномалии, связанные с ландшафтно-геохимическими условиями, от тех, которые связаны с процессами рудообразования? Ведь именно неумение отделить одни аномалии от других и были долгое время основной причиной обвинения геохимии в том, что она «не работает». Теперь ландшафтно-геохимическая карта позволяла правильно подойти к этому вопросу.

Более того, эта карта даёт возможность при составлении проекта геохимических работ грамотно выбрать наиболее рациональный геохимический метод исследования для данной территории: опробование почвы, коренных пород, подземных или поверхностных вод, донных осадков или газовые съёмки, затем уже вести работы в самом оптимальном режиме.

К этому времени институты, как и Министерство, уже имели прогнозные карты миллионного картирования шести полигонов России, выполненные ИМГРЭ. Используя их, к поисковым работам могли уже приступить и геологи, и геофизики в масштабах 1: 200 000 и 1: 50 000, но вместе с применением геохимических методов, доказавших свою состоятельность и результативность.

Вскоре совместными усилиями институтов и производственных организаций такая технологическая цепочка прогнозно-поисковых работ была выработана. Для её осуществления ИМГРЭ был полностью готов, его экспедиции могли сразу же организовать 15–20 поисковых партий…

Помню, как в конце нашей беседы Эдуард Константинович сказал:

— Каждому месторождению присущ свой комплекс элементов. Мы анализируем в этих ореолах сегодня до 40 элементов, и на основании таких анализов можем уже определить, какое залегает в глубине месторождение — медно-молибденовое, медно-порфировое или полиметаллическое, золоторудное. На основании целого ряда соотношений этих элементов мы можем теперь довольно точно сказать и насколько эродированное это месторождение. По сильной и ярко выраженной аномалии можем определить, что этот сигнал идёт от корней месторождения, и там уже искать нечего. И наоборот, перехватить слабую аномалию и понять, что это показатель целого месторождения, которое «сидит» на глубине в сто и более метров. Все эти методики разработаны в нашем институте.

Буренков немного помолчал и уже совсем тихо закончил:

— Мы обязательно должны держать руку на пульсе собственных идей. Надо уметь честно оценивать — топчешься ты на месте или всё же двигаешься вперёд. Но тут ещё надо суметь правильно определить, в каком направлении развиваться, потому как это уже 50 процентов успеха. Иначе говоря, чуточку проявить научную дальновидность. Правда, такое под силу только команде, так что самое главное, выходит, правильно её подобрать, — и он рассмеялся.

IV

…— И вот наконец-то наши прогнозные карты всерьёз заинтересовали Министерство, — продолжал Дмитриенко. — На проверку наших прогнозов выделено пять миллионов рублей. И мы уверены, что на 80 процентов они оправдаются.

Резко зазвонил телефон… Николай Константинович поднял трубку и с минуту молча слушал, потом покосился на меня и с сожалением произнёс:

— Буренкова сегодня не будет. А завтра утром он срочно вылетает в командировку. Секретарша сейчас сообщила.

— Жаль, — вырвалось у меня. Я действительно испытывал некоторое разочарование от того, что директор института так и не смог подробно рассказать мне о планах возрождения исследований в области новых технологий по добыче редких элементов. Значение их для промышленности неоценимо — ведь здесь речь уже идёт о стратегическом сырье, значительную часть которого нам приходится закупать за рубежом. Рений, например, необходимый в ракето— и самолётостроении, Россия раньше получала из Казахстана и Узбекистана, а теперь ведёт переговоры о поставках из Чили. Поэтому сначала я отнёс к шутке замечание Буренкова, когда он вскользь как-то обронил, что скоро они догонят и перегонят Чили по количеству добываемого рения в год. Однако вскоре убедился, что директор говорил серьёзно. Как выяснилось, идея заключалась в том, чтобы научиться извлекать рений из высокотемпературных вулканических газов, работая непосредственно на кратере вулкана. Методика получения рения уже разработана и запатентована заместителем директора института по науке Александром Александровичем Кременецким и заведующим лабораторией Феликсом Исааковичем Шадерманом. Она успешно прошла лабораторные испытания, после чего Кременецкий сделал специальный доклад на Коллегии Министерства экономики России. Было вынесено решение выйти в Правительство РФ с предложением о финансировании данных исследований. Ноу-хау ИМГРЭ позволит добывать от 2 до 20 тонн рения в год.