Обнаженная тьма - Елена Арсеньева

– Пацаны, пацаны! – послышался чей-то голос, и Гелий с Петькой обернулись.

Невдалеке стоял Дема.

Что за штука? За разговором ребята и не заметили, как вместо дороги к станции свернули на тропинку, ведущую к бывшему пионерлагерю, и попали на Демину территорию.

– Пошли быстрее, – угрюмо сказал Гелий, отворачиваясь, потому что не в силах был видеть эту морщинистую, угреватую физиономию старого подонка, его длинные, вьющиеся засаленными кольцами волосы, идиотскую бороденку.

«Если он что-то мне скажет, какую-то гадость про морг и Эльдара, я не сдержусь! Дам ему в зубы!» – подумал Гелий, страстно желая, чтоб Дема развязал свой поганый язык. Но Дема его вроде бы даже и не замечал: все его внимание было обращено к Петьке.

– Эй, ты, – с ухмылкой, в растяжечку, сказал он. – Не хочешь в футбол погонять? У меня новый мячик вразмен того, что твой кобель утопил. Иди, погляди.

Выражение лица у Петьки было однозначное: «Да пошел ты вместе со своим мячом!» Однако он был воспитанный мальчик и сдержанно ответил:

– Как-нибудь в другой раз.

– Другого раза может и не быть! – паясничая, выкрикнул Дема. – Как бы мячик того… не сгнил! – И, отскочив на шаг, он сильным пинком послал Гелию и Петьке что-то, доселе лежавшее в высокой траве.

Нечто серое взлетело в воздух и шлепнулось прямо к ногам ребят. Они опустили глаза и разом вскрикнули.

На песке лежала оскаленная голова Супера.

* * *

Фамилию врача Александра узнала очень просто. Позвонила на районную подстанцию «Скорой» и спросила у дежурной, какая бригада работала 13 ноября.

– Рутковский работал, Сычов – это фельдшер, а из водителей – Монахин, – с готовностью ответил милый женский голос.

Александра даже растерялась от такой откровенности. Она-то ожидала, что ее начнут с пристрастием допрашивать, зачем, по заданию какой империалистической разведки она добывает эти секретные сведения. Приготовила историю, мол, кто-то из бригады на вызове забыл кошелек, надо вернуть, как полагается приличным людям. Мог, конечно, последовать вопрос, какого лешего приличные люди ждали чуть не две недели, прежде чем решились вернуть чужое имущество, однако милый голос на том конце телефонного провода такого вопроса не задал: более того, охотно сообщил, что Рутковский дежурит и сегодня, только позвать его к телефону нет возможности – он сейчас на вызове. Но скоро вернется, так что звоните, девушка.

Александра задумчиво поглядела на часы, которые уже прижились на ее запястье, – можно сказать, сроднились с ним. Звонить еще раз смысла нет, это не телефонный разговор. Надо сходить на подстанцию и поговорить с этим Рутковским лично. Благо, у нее есть время до начала приема: в Высокове выдался какой-то на редкость здоровый день! Жаль, что Сычов сегодня не работает, но ничего, с ним она встретится в другой раз.

Вышла из дому и привычно оглядела двор. Пусто. Никакой большой черной машины нет… путь свободен, никто не собирается снова набрасываться на Александру и похищать ее – саму по себе или вместо кого-то другого.

Она вздохнула, но этот вздох отнюдь не был вздохом облегчения. Ну с чего, с чего она взяла, что Ростислав когда-нибудь снова появится в ее жизни? Подумаешь, подвез девушку за бесплатно, подумаешь, утешал ее, когда она плакала, подумаешь, приобнимал и даже как бы целовал в висок! Бывают такие добрые люди, особенно когда эта доброта ни к чему не обязывает. Когда слезы Александры несколько затянулись, Ростислав сразу стушевался, больше не лез с утешениями, около дома простился с ней очень сдержанно и исчез, даже не сделав попытки назначить новую встречу или хотя бы спросить телефончик. А может быть, он просто разглядел Александру и понял, что мачеха, назвавшая свою падчерицу уродиной, по большому счету, все-таки права…

Александра даже не ожидала, что при этой мысли ее поразит такая тоска. Неужели по этому Ростиславу, которого она даже и не разглядела толком? Что-то такое высокое, светлоглазое, взлохмаченное. Автомобиль у него, конечно, роскошный, да ведь не в автомобиле дело, а в том странном ощущении теплоты и покоя, которое испытывала Александра в его присутствии.

Господи, как же пуста, холодна и одинока стала ее жизнь, особенно теперь, после смерти сестры! Раньше Карина своими многочисленными проблемами заполняла те промежутки свободного времени, которые все же выпадали иногда у Александры. В это время она могла бы сожалеть о своей пустой и унылой жизни, а вместо этого сопереживала сестре. Одно или два платья доверят ей демонстрировать на очередном показе, а если только одно, то почему Ане достанутся два, неужели только потому, что она худее Карины, господи, эти проблемы с весом преследуют ее что на помосте, что на подиуме! Девочка из их школы моделей выходит замуж, и жених запрещает ей заниматься модельным бизнесом, а у нее большое будущее. Вот будет дура, если пожертвует карьерой ради мужчины, а может быть, она совсем даже не дура, может быть, любовь все-таки главнее карьеры? Другая подружка бросила своего парня – он тоже был моделью – и связалась с каким-то «новым русским», натурально пальцы веером, ужас какой-то. Ее мальчик то ли запил, то ли начал колоться – завил, словом, горе веревочкой, да и его бывшая возлюбленная страдает, ведь с ее новым хахалем вообще не о чем говорить, он только и знает, что таскает ее по кабакам, похваляясь перед братками, какую классную ляльку заимел. А ведь с тем парнишкой у нее была така-ая любовь, что все завидовали, и не дура ли она, что променяла великую страсть на деньги?..

Да, Карина в последнее время все чаще и чаще говорила о любви, глаза ее при этом нежно мерцали, и Александра смутно чувствовала, что речи эти вовсе не абстрактны, что у Карины кто-то появился, – и дай бог, конечно, не всем же вековать вековухами, как Александре! Потом сестра вдруг погрустнела, Александра решила, что Карина поссорилась с ним, а то, господи помилуй, может быть, он оказался женат. Карина не посвящала старшую сестру в подробности своего романа, очевидно – и совершенно справедливо! – полагая, что та в делах сердечных не советчица. И теперь уже Александра никогда, ни от кого не узнает, как там обстояли дела на самом деле, кто был тот человек, страдал ли он, узнав о смерти Карины, а может, не знает об этом до сих пор…

Александра села на «двойку», но даже толкотня в трамвае не развеяла ее печальных мыслей. Теперь нет Карины, и заполнить пустоты своей жизни ей решительно нечем. Работой? Но она и так столько работает, что порою ее просто тошнит. Ходить вечерами по театрам? Но в оперном все уже пересмотрено и переслушано, не настолько она любит балет и оперу, чтоб ходить на спектакли по второму разу, а в драматическом ей скучно. Друзей нет. С семьей, вернее, ее остатками отношения непоправимо испорчены. «Хоть иди да топися в Завитую!» – как восклицала бабушка, детство которой прошло на какой-то речке, называвшейся Завитая. Эта речка в памяти Александры стала почти мифологическим понятием. Нет, правда! Хоть иди да… Наверное, зря Александра так категорично рассталась с Костей. Все-таки нельзя требовать от человека больше того, что он может дать. Не позвонить ли ему вечером? Позвонить – дело нехитрое, но… «об чем говорить»? А если трубку возьмет его мамаша, это вообще караул!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});