(не)полная семья - Агата Чернышова

я могла забыть?

— А если я залечу? — спросила я громко, глядя в белоснежный натяжной потолок. — После аборта, никто не решится сделать инсеминацию.

— Выпей таблеточку, детка. Заранее, — усмехнулся он. — Ты не против, если я закурю?

И он потянулся за брюками, бесформенной массой лежащими у подножия кровати.

— Против. Здесь живёт наша дочь, кстати, — холодно отрезала я, присаживаясь в постели.

Я чувствовала себя вымазанной в грязи, и мне этого было мало. Причинив боль себе, я словно искупала вину перед тем, кому на меня было плевать. Перед Максом.

— Не сердись, Вита, — миролюбиво произнёс Вадим, целуя меня в спину и небрежно сжимая грудь. — После того, как пройдёт время… Ну, ты сама понимаешь, и ребёнок уже не скинется, я буду часто тебя навещать. Помнишь, как в старые добрые времена. Я обожал тебя чпокать. Ты была такой милой и притягательной с животиком. И страстной, как никогда прежде.

Он снова поцеловал меня в шею, оставляя след, будто тавро на племенной скотине.

Что ж, я была довольна. Фирма обещала, что будет слышно каждое слово. Сказанного вполне хватит, чтобы причинить особую боль Катерине.

Она ведь этого и добивалась: уничтожить меня морально, унизить своим ребёнком, которого я как крепостная крестьянка, должна буду ей выносить. Отлично, но она не учла одного: есть порода людей, кому нельзя причинить боль, не испытав её на себе. Я была как раз из этой породы, и Катерине придётся поплакать не меньше моего.

Глава 9. Рикошет

Через несколько дней запись была смонтирована, оцифрована и готова к просмотру. Я лично под бокал вина проглядела её, удивляясь, как гадко всё выглядит, когда смотришь со стороны. Что ж, так и должно быть.

Смотря на себя со стороны, я испытала гадливое чувство брезгливости, наверное, что-то подобное, мог бы почувствовать и Макс, если бы увидел это. К счастью, такого никогда не произойдёт.

Он ежедневно звонил мне с разных телефонов, каким-то чудом обходя чёрный список, но я всё так же отклоняла вызовы. Хотя с каждым разом на это требовалось больше усилий, а палец всё дольше зависал на кнопкой отбоя.

И всё же так, вслепую, не видя Макса, было легче быть принципиальной и ничем не выдать того, что в животе и груди камнем сидело тревожное чувство безысходности.

Я одновременно хотела, чтобы Макс пришёл, сгрёб меня в объятия и сказал, что мы всё начнём сначала, и в тоже самое время понимала, что не смогу вот так забыть. Да, когда он соглашался на работу, то не знал меня, но ведь потом познакомился. Сблизился, признался в любви, тая камень за пазухой, повёл в клинику, заставив поверить, что всё это делается ради общего будущего, которое, он уже тогда понимал, невозможно.

И то, чего я боялась и втайне ждала, произошло. На тот момент мы не виделись с Максом уже дней десять, хотя иногда время — странная штука, умеющая превращать декаду в год, безо всякой магии.

И вот однажды, в пасмурный вечер он встретил меня с работы и предложил подвезти до дома. Как раз в тот день, когда я собрала часть личных вещей, которыми успела обрасти в офисе.

— Я на машине, — коротко отрезала я, не смотря Максу в глаза. Говорить в пустоту оказалось легче.

— Вита, хватит от меня прятаться, — мягко произнёс он, и от звука его голоса у меня подкосились ноги. Как бы я ни злилась, ни проклинала тот час, когда мы познакомились, тяга и тоска от этого не уменьшились.

— Нам надо спокойно поговорить, — продолжил он, видя, что я застыла с коробкой в руках, повернувшись спиной и склонив голову.

— Надо, но сейчас я не могу спокойно, прости, — сказала я на одном дыхании и поспешила к машине чуть ли не бегом, только чтобы он не догнал и не заглянул в глаза. Я плакала.

То ли таблетки от нервов так странно действовали на меня, то ли всему виной грызущее чувство тоски по Максу, в последние дни я постоянно рыдала так что не могла остановиться, сдерживаясь только в присутствии дочери. Казалось, жизнь кончена. И неважно, что там будет у Вадима и Катерины дальше.

У меня-то ничего не изменится!

И всё же Макс меня догнал и, остановив, заглянул в лицо.

— Я понимаю, Вита. Тебе нужно время… — начал он, пытаясь вытереть мне слёзы носовым платком, как это делают мамы в детстве, но получалось неуклюже и от того невероятно мило.

— Нужно, — кивнула я. — Но пока я не могу сделать вид, что всё в порядке. И я всё забыла.

Макс взял коробку у меня из рук и поставил на капот машины.

— Ничего, подожду. Больше никакой лжи, — Макс привлёк меня к себе, и некоторое время мы так и стояли, обнявшись.

Сердце вновь забилось ровно, в душе всё успокоилось, но тут же заговорила обида, пересилить которую я пока не могла. Не вязалось в голове, что после пережитого, я могу вот так спокойно и, главное, быстро всё забыть.

Да, Макс не знал меня, когда соглашался на работу, но ведь потом узнал и продолжал притворяться! Любовь с полынным вкусом — совсем не то, что меня устраивало. Не проработаю обиду сейчас, не изолью её до остатка, досуха, она отравит наши отношения. Иногда достаточно одной капли яда, чтобы сделать чистейшую воду непригодной для питья.

Я отстранилась и посмотрела Максу в глаза, шмыгнула носом и произнесла:

— Я была с Вадимом. Понимаешь? После того, как всё открылось. Один раз, — зачем-то в конце добавила я, будто оправдываясь.

— Зачем? — Тон его голоса поменялся с нейтрального на холодный, да и взгляд стал ледяным. Макс отошёл на шаг и посмотрел на меня так, будто только сейчас разглядел.

— Хотела отомстить, — прошептала я со вздохом, опустив голову. Сейчас мне было больно самой, но других слов не находила. Чужие эмоции надо прожить, а говорить о них словами бессмысленно.

Отпусти меня боль тогда, возможно, я бы не стала пороть горячку, но сделанного не