Академия мертвых душ. Книга 2 (СИ) - Старр Матильда

Некоторое время он размеренно дышал, балансируя на грани беспамятства и сознания, но едва в голове прояснилось, как воспоминание всплыло само: чужак в форме королевского гвардейца, его, Рониура, предостерегающий оклик: «Свои!» – и удар. Неожиданный, мощный.

Рониур облизал запекшиеся губы. Попить бы…

Кстати, где он теперь? Уж точно не у ручья. Воздух спёртый, пахнет дымом, хлебом, лекарствами и сеном. Чей-то дом…

Первое, что он увидел, приоткрыв глаза, был потолок. Между потемневших оструганных бревен торчали гребенки высохшего мха, на поперечных балках, утыканных гвоздями, густо висели пучки трав.

С трудом поворачивая голову и едва не матерясь от вновь встрепенувшейся боли, Рониур осмотрелся.

Лежал он не на кровати, а на брошенном прямо на пол тюфяке, в маленькой комнатушке с бревенчатыми стенами. Этот тюфяк (колючий, набитый то ли сеном, то ли соломой), примостившиеся у его изголовья два табурета – один высокий, колченогий, второй низенький, словно детский, да лавка под единственным крохотным оконцем, сплошь заставленная банками и горшками, – вот и вся обстановка.

Живут тут явно небогато, но дом свой любят: пол тщательно выскоблен, на вымытом оконце чистая занавеска с аккуратно заштопанной дыркой, каждый горшочек и банка сверху завязаны веселыми тряпицами.

В приоткрытую дверь донеслись тихие женские голоса, и Рониур прикрыл глаза и прислушался.

– Скоро придёт в себя наш касатик, – говорил один голос, скрипучий, старушечий. – А ты не будь растрёпой, поди расчешись, да платье новое надень.

– Ну зачем, бабушка? – смущённо протянул другой – звонкий, девичий.

– Затем! – поучительно ответила старуха. – Молодой, пригожий, да и маг к тому же. А значит, не из бедных. Будешь его выхаживать – может, влюбится в тебя, да и увезёт.

– Что ты такое говоришь! Он едва живой, до того ли ему сейчас, – возражала девушка.

– До того, не до того… Больно умная стала. Делай, что велено.

Рониур едва заметно улыбнулся, и даже эта улыбка причинила боль.

Он прислушался.

Послышались тихие шаги. Рониур приоткрыл глаза. Рядом стояла старуха, взлохмаченная, в поношенной одежде.

– Очунял? – она всплеснула руками. – Вот и славно.

Подтащила поближе низкий табурет, села, достала глиняную чашку с отваром, поднесла к губам:

– Пей.

Рониур приподнял голову, жадно глотнул пахучего варева и невольно отклонился, хватая воздух. Забористое пойло, продрало до печенок, словно хлебнул жидкого огня. Что она туда плеснула?

– Неча нос воротить, – строго сказала старуха. – Сама знаю, что не мёд. Ну так и ты не на пирушке. Пей давай. Тебе надо.

Он снова приник к кружке, в несколько глотков прикончил ее содержимое и уронил голову на тюфяк. Устал так, словно бился с целой толпой магов-огневиков.

– Я женат, – отдышавшись, сказал Рониур. – Но за помощь отблагодарю щедро.

Старуха со стуком поставила кружку обратно на колченогий табурет и недовольно буркнула:

– Спасай вас, таких. Женатых.

Но по голосу было слышно, что она не сердится. Так, ворчит по старческой привычке.

– Как я сюда попал? – спросил Рониур. – Как вообще жив остался?

– Чудом, – развела руками старуха. – Ты, видать, в рубашке родился. Всё совпало одно к одному: ручей у нас в лесу течёт целебный, вода его всякие хвори лечит. А уж какие зелья на этой воде получаются, просто загляденье. Так вот, когда тебя пришибли, ты аккурат в этот ручей и свалился и лежал там. Жизнь внутри еле теплилась, но из-за целебной воды совсем не угасла.

– Повезло, – задумчиво сказал Рониур.

– Это ещё не повезло, – продолжила старуха. – Пролежи ты там денёк, так и помер бы, и никакая целебная вода тебя бы не спасла. Она ж всё-таки просто вода. Да и не пил ты ее, так валялся. А нам по воду идти ещё дня два не надо было. Но внучка моя в дом вбежала, да ведёрко-то и опрокинула. Она у меня вообще-то ловкая, к любой работе привычная, а тут как чёрт в ноги прыгнул. Вечерело уже, ей бы поутру за водицей идти. Но с утра матрона из соседнего села за своим зельем прийти обещалась. А ей вовремя не сделаешь, полдня будешь ругань слушать да нытьё, как ей тяжело на больных ногах к нам в лес тащиться. А ноги у неё, я тебе скажу, здоровее, чем у молодых. В общем, полетела моя ласточка к ручью, пока не стемнело. А там ты. Вот и прикидывай, какой ты везунчик.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Амулет у меня есть заговорённый, – улыбнулся Рониур. – На удачу и везение. Жена сделала.

Старуха строго посмотрела на него, а потом неожиданно заявила:

– За такую жену держаться надо обеими руками.

– Я и держусь…

– Держится он, как же! Помирать надумал…

Черт! Юлия, небось, с ума сходит. Перед глазами встало родное лицо, заплаканные глаза смотрели, казалось прямо в душу: «Но с тобой же всё будет хорошо?» Да, с ним все хорошо, но как сообщить ей об этом? Летучие конверты в штабе остались, в бою они ни к чему…

– У вас есть перо, бумага, конверты? – с отчаянной надеждой спросил Рониур. – Жене бы написать, что жив…

– И-и-и, что удумал, – покачала головой старуха. – Нет у нас ничего такого. Дорогие они, да и не с кем нам письмами обмениваться. Вот выздоравливай побыстрее, да сам ей все и обскажешь. А то, что поревет сейчас немного… Так слаще встреча будет.

Она достала с того же табурета склянку, накапала несколько капель в ложку и без всяких предупреждений сунула ее Рониуру в рот. Тот послушно проглотил.

– Звать-то тебя как? – спросила старуха. – Не из любопытства спрашиваю, а чтоб зелье заговорить. Заговоренное, оно всегда лучше действует.

– Рониур, – ответил он. – А вас?

– Мареона я, ведьма здешняя. Академиев не кончала, самоучка. Что бабка показала, то и умею, вот и внучку научу.

– А как же так вышло, что в лесу живёте? Страшно это, наверное, далеко от людей.

Она усмехнулась:

– Много ты понимаешь. Мне как раз далеко от людей – оно и спокойнее будет. Знаешь, как простые люди к ведьмам относятся?

– Не знаю…

– Вроде и за помощью идут, а всё же боятся. Ну и разговоров пустых много. Мать моя покойница в деревне жила, так сполна хлебнула. Как кто заболел, али животина померла – тут один сказ: ведьма сглазила. Так что я, как мать похоронила, в лес и перебралась. Кому надо – сам тропинку найдёт. А соседи мне ни к чему.

– Муж тоже сюда перебрался?

– Какой ещё муж? – буркнула Мареона. – Ведьме муж ни к чему.

– Так внучка же есть? Значит, и дети были?

Она усмехнулась:

– Дочка… Да только для этого, милок, мужа не надо. Ваше дело короткое, ребёнка заделал – и иди себе.

В дверях появилась девушка, ясноглазая, рыжеволосая. Застыла на пороге, не решаясь войти. Старуха посмотрела на неё и сказала сурово:

– А ну, брысь отсюда! Неча перед женатыми мужиками хвостом крутить!

Девушка тут же исчезла, а старуха так же строго посмотрела на Рониура.

– Сама за тобой ходить буду.

Глава 31

Дни в камере тянулись долго и однообразно. Посетителей у меня не было, только надзиратель трижды в день открывал небольшой портал, совсем малюсенький, достаточный, чтобы протянуть руку с подносом, на котором стояла пресная тюремная еда да стакан мутного варева, отдалённо напоминающего чай.

Пару раз заходил дознаватель, он рассказывал последние новости. После того, как я передумала умирать, он, кажется, всерьёз взялся за то, чтобы меня спасти.

Я ни одной минуты не верила, что у него получится. Вспоминала искажённую страхом физиономию короля, слёзы, которые он размазывал по лицу, и понимала: этого он мне не простит.

Ректор ходатайствовал за меня.

Салахандер настаивал на том, что я – чертовски важный свидетель в деле, которое напрямую касается безопасности государства.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А какой-то генерал – не запомнила его имени – убеждал короля, что поступать так с вдовой героически погибшего воина просто непорядочно, и моя казнь может вызвать волнения в армии. У всех воинов, магов и не магов, дома остались жёны, сёстры, близкие.