Кровавая купель - Саймон Кларк

— Да нет, нам много о чем другом приходилось думать.

Я вспомнил Курта и его банду садистов, превративших нашу жизнь в ад.

— Я знаю, что это нелогично. Что один человек может такое сделать. Наверное, в тяжелые времена мы все хотим, чтобы пришел мессия нас спасти. Я достаточно много прочел разных книг по психологии, чтобы отмести это как иллюзию, но должен признать. Ник: это чувство у меня здесь.

Док прижал руку к груди.

— А почему ты думал, что это я?

— Принимаем желаемое за действительное. Мы так сильно хотим прихода нашего мессии, что первый таинственный незнакомец, который у нас появляется, — и мы говорим: «Кровь Господня, вот он!» Шейла говорила, что вчера вечером решила, будто в тебе есть что-то особенное. Она говорит, что видела что-то в твоих глазах, напомнившее ей древние портреты Христа.

Прожевывая хлеб, я покрылся потом. Христа? Этого мне только не хватало, чтобы они сочли меня мессией, сверхчеловеком-героем, пришедшим вести их в землю обетованную.

Я мотнул головой в сторону Босса, который угрюмо жевал за соседним столом:

— А он что думает?

— По-моему, он был бы рад, если бы кто-то пришел и снял с его плеч ответственность руководителя. С того самого нападения пять недель назад он не расстается с бутылкой.

Я потряс головой. Это было настолько нелепо, что я еле подавлял желание расхохотаться.

— Знаешь, Док, жаль тебя разочаровывать, но я никто. Из школы вышел с нулевой квалификацией. До всего этого я был на побегушках у мелкого торговца. И мои амбиции не простирались дальше желания выпить пива в свободный вечер.

Дока это, кажется, смутило. До конца завтрака он только смотрел в свою тарелку и молча ел.

Застегивая кожаную куртку, я уже знал, что мне делать дальше.

Прощаться я не стал. Просто вышел из ворот лагеря и пошел по дороге. Небо над головой было похоже на бетонную крышу; на дорогу стали шлепаться первые капли дождя.

Чувства у меня были довольно путаные. Тревога за Сару. Страх снова встретить родителей. Недоумение из-за слов Дока в кантине. Мысли настолько путались, что от всего этого было только одно лекарство; идти, пока не свалюсь.

Дорожные знаки были все еще ясны. Это займет неделю, но я доберусь домой.

На первой полумиле я не видел и признаков Креозотов. Может быть, Шейла с Доком переоценили угрозу.

Я шел быстро. Дороги заросли мхом, как зеленым пушистым ковром, но препятствий не было.

Потом я увидел первого Креозота. Мужик лет сорока лежал на боку на краю дороги, подпершись локтем. Он не шевельнулся, но проводил меня взглядом.

За следующим поворотом я остановился и задышал быстрее. Двадцать взрослых стояли и смотрели на меня, и глаза их горели знакомым свирепым огнем.

Я оказался дураком. Покинул лагерь, совсем не подготовившись. Жгучее желание добраться до Эскдейла вышибло у меня из головы всякое соображение. И это могло привести меня к гибели.

Я повернулся и побежал.

Пробежал мимо того мужика у дороги. Теперь он уже провожал меня взглядом сидя. Слева через поле ко мне бежали еще Креозота.

«Ну и мудак же ты, Атен!»

Я побежал быстрее, тяжело дыша. За спиной яростно трещали кусты — Креозота вырывались на дорогу.

Наконец показался лагерь. Я бежал и бежал, пока не влетел в ворота, где уже не было опасности.

Шейла меня ждала. Глаза ее были расширены от страха.

— За каким чертом ты это сделал? У тебя же даже оружия не было, идиот!

Я набирал полные легкие воздуха, переводя дыхание.

— Мне надо… обратно домой… Они не знают, какая опасность… Ты должна вывезти меня на грузовике мимо этих…

— Не могу. Ник. Без разрешения Босса — не могу.

— Так пойдем его спросим. — Я закашлялся и сплюнул. — Мне надо идти, пока еще зима не настала.

— Ник, ведь несколько дней ты можешь еще остаться? Пожалуйста, прошу тебя.

Я покачал головой и пошел искать Босса. Он стоял, прислонившись к стене, и курил сигарету. Вид у него был как у мертвеца.

Я попросил его о том, что хотел, и он поднял на меня похмельные глаза.

— Нет. Пока нет.

Я стал настаивать, и он вдруг рявкнул:

— Я сказал «нет»! Это мое решение. Нет. Нет. Нет!

И он затопал через двор наорать на ребятишек, которые кололи дрова.

Рассерженный, я повернулся к Шейле:

— А, черт! Слушай, это же десять минут — провезти меня мимо Креозотов. А дальше я весь этот проклятый путь пройду пешком!

— Ник, у него есть причины. Он…

— Ладно, тогда я отработаю проезд. Что тут надо сделать? И я унесся вихрем, твердо решив сделать что-нибудь ценное, чтобы они были вынуждены вознаградить меня десятиминутной поездкой на грузовике.

Освещение у них тут было в виде свеч и керосиновых ламп. Освещать-то они освещали, но по ночам общие помещения выглядели не просто темными, но чертовски угнетающими. А долгими зимними ночами будет еще хуже.

Я нашел генератор, которым они пользовались, когда только здесь обосновались. Потом поймал за шиворот пробегавшего пацана:

— Эй, постой-ка минутку… Почему никто генератор не запустит? Он же вполне исправен.

— Приказ Босса. Слишком у нас мало горючего, чтобы тратить его на освещение.

— Почему не съездить и не привезти еще? Тут в городах и селах его миллиарды галлонов и только ждут, чтобы его забрали.

Пацан был встревожен и явно гадал, почему именно он попал под мой раздраженный перекрестный допрос.

— Куча причин. Гапы повсюду вокруг лагеря. И к тому же стало труднее искать горючее и запчасти. В окрестности есть другие лагеря, и все расходуется… Как-то Док с Мозаикой поехали аж до самого Бирмингема, но тамошние ребята поставили блокпост на дороге. И стреляют по всем, кто подъезжает близко. Если…

— А, блин!

Я пошел прочь. Это было неразумно, но я хотел себя проявить. Показать, что могу их подтянуть и не дать сползти в темные века.

Я стал рыскать по лагерю, как волк, ища, где применить свои таланты, сделать что-то, чтобы они уже не могли отказать мне в моей просьбе.

И еще было чувство, что у меня в голове тикают часы. Там, в Эскдейле, Курт и его прихвостни веселятся, а Креозоты накапливаются. И могут напасть в любой день.

— А как работает радио, если нет генератора? — цапнул я за шиворот очередного пацана.

— А? Ручной генератор. Мы по очереди заряжаем акку…

Я пошел дальше. В одном из сараев оказался колоссальный склад товаров. Будто сюда сносили все, что гвоздями не прибито. Шины, детали автомобилей, оконные панели, кухонные раковины, целые ящики моющих жидкостей, хирургические перчатки, презервативы с лакричным вкусом, рожки для мороженого, барбекю, обои… Все это было жизненно важно и полезно, как шоколадный пожарный.

Ныряя в этих горах, я ощутил, как мне в душу закрадывается странное чувство. Какое-то подспудное, бессознательное. Мне хотелось выполнить пророчество Дока насчет мессии.

Я затряс головой, пытаясь вытряхнуть из нее эту ерунду. Но пока я копался в складе, в голове складывалось убеждение, что я ищу что-то конкретное. Бог его знает, что именно, — но когда увижу, у меня в голове замигают лампочки и загудят колокола.

Шейла пришла на меня посмотреть.

— Будь терпеливее. Ник. — Нежность в ее голосе вызвала у меня покалывание на коже. — Поверь мне, запасы горючего действительно очень малы. Кроме того, что в баках машин, есть еще только в резервном баке за сараем.

Я что-то хмыкнул, отмечая, что заметил ее существование, и продолжал копаться в барахле.

— Ни у кого еще не было минуты, чтобы разобраться, что здесь есть, — сказала она. — Просто тащили все, что могли. Куча бесполезного хлама.

Она смотрела на меня, испуганная, может быть, даже не немножко, пока я продолжал свои поиски Святого Грааля.

— Пока, Ник. Дай тебе Бог что-нибудь откопать. Я хмыкнул, и она неохотно ушла. Через десять минут, улыбаясь скорее как дьявол, а не как мессия, я прошептал:

— Эврика!

* * *

Штормовые облака закрыли небо так прочно, что свечи зажгли уже за ленчем. Босс сидел с мрачным видом. Было ясно как день, что в стакане у него что угодно, только не вода.

Я стоял и смотрел на них на всех с чувством, которое было смесью торжества и чистейшей психованности. Наверное, оно было написано на моем лице, потому что многие застыли с вилками в руках и глядели на меня, будто ожидая, что я сейчас разденусь и буду с голой жопой танцевать танго.

А я так небрежно спросил:

— А чего это мы сидим в темноте? Босс остановил стакан у самых губ и посмотрел на меня пристально.

— Свечи горят, — сказал Мозаика. — Как могут, так и горят, приятель. Я улыбнулся:

— Да будет свет!

И опустил руку, перебросив выключатели. Охи, ахи, визги — что хотите. А выражения лиц надо было бы вставлять в рамку на память потомкам.