Лосев - Аза Тахо-Годи

С антисергианцем епископом Варфоломеем (Ремовым), который тоже погибнет,[139] Лосевы занимались древнееврейским языком, читали Ветхий Завет, псалмы Давида. Тяжелые споры приходилось вести с М. Ф. Мансуровой (урожденной Самариной) и ее мужем о. С. Мансуровым (скончался в 1929году), людьми очень близкими, но примирительно настроенными к митрополиту Сергию: пусть под пятой государства, но как-то сохраниться церковным людям и иерархам, спасти Церковь.

Но как мог спасти Церковь высокий иерарх, который, будучи членом Св. Синода, грубо нападал на имяславцев, бросал на пол разорванную бумажку с именем «Бог» в доказательство того, что Имя Божие никакого сущностного отношения к самому Богу не имеет. Да и вообще спасение Церкви не дело человеческих рук, знали Лосевы, а дело Божие. Но кровь мучеников, о которой напоминал М. А. Новоселов, взывала к небесам и только укрепляла здание Церкви, как это было еще во времена гонений на первых христиан.

А. Ф., находясь в заключении, сделал важное признание, как раз памятуя о крови мучеников. На допросе 17 июля 1930года (л. 118) А. Ф. прямо заявил: «Я – верующий человек. Я бы не сказал, что я целиком принадлежу к какой-либо организации в православии. К течению, которое возглавляет митрополит Сергий, я не могу принадлежать в силу тех причин, в числе которых находится, между прочим, и мое отношение к нему как к личности, и мой взгляд на его политическую платформу по отношению к советской власти и многое другое. Я считаю, что митрополит Сергий в своей политике по отношению к соввласти неискренен, и по отношению к власти и по отношению к Церкви. По отношению к власти он неискренен в том, что заверяет ее в лояльности всей Церкви, в то время как в Православной церкви есть еще много элементов, относящихся к советской власти антисоветски. По отношению к Церкви его неискренность заключается в том, что Церковь не получает никакого облегчения в ее тяжелом положении».

Однако дела церковные были достаточно сложные, так что Лосев не считал себя официально принадлежащим и к течению сторонников митрополита Иосифа, антисергианца и вместе с тем «ненавистника» имяславия. Сторонники Иосифа стоят за непримиримое отношение к властям, но они «поступают искреннее, чем митрополит Сергий, и вот эта-то искренность и привлекла меня к ним», – говорил профессор Лосев (17/VII—1930). Что касается отложенческого течения, возглавлявшегося епископом Гдовским Димитрием (Любимовым), то его активно поддерживали о. Ф. Андреев, профессор Бриллиантов, Мансуров (отец) и Новоселов, который воздействовал на Димитрия, «ссылаясь на меня лично, на мой авторитет, на мое мнение», – говорил Лосев на допросе. И он этому последнему течению «сочувствовал», но «это течение не было „моим“» – так заключил А. Ф. свои ответы на вопросы, поставленные 23 августа 1930 года (л. 122).

А. Ф. прекрасно знал расстановку церковных сил в связи с антисергиевским движением. Были попытки Новоселова склонить на свою сторону известных священников о. Вл. Воробьева, С. Мечёва, А. Гомановского, архимандрита Серафима (Битюгова), но эти трое последних опасались примкнуть открыто к движению против Сергия и оказались сначала «межгрупповцами», хотя в дальнейшем и они воздержались от общения с Сергием. С другой стороны, твердо держались Димитриевского течения такие московские священники, как о. В. Свенцицкий и о. Александр Сидоров.[140] От Сергия в 1928 году отложились ярославские епископы во главе с митрополитом Агафангелом, Серафим Угличский, Алексий Воронежский (Буй), епископы в Твери, Серпухове. Были случаи отхода и возвращения буквально через несколько дней (епископы Григорий Лебедев, Серафим, Гавриил), о чем свидетельствовала Н. Н. Андреева, вдова о. Ф. Андреева (21/II—1931, л. 261 об.).

Антисергиевскую политику проводил киевский священник и духовный писатель о. А. Жураковский, в то время как экзарх Украины митрополит Киевский Михаил (Ермаков) был солидарен с Сергием.

Мысли о «спасении гибнущей родины», в котором главную роль может сыграть Церковь, не раз появлялись у Лосева и его друзей, но ни в какую политическую позицию они не воплощались, оставаясь в сфере чисто религиозной и догматической (24/XI—1930). Круг Новоселова – Лосева не создавал никакого церковно-политического центра и задачи себе такой не ставил. Однако Новоселов активно распространял пропагандистские брошюры, писал письма своей пастве, вел переговоры с епископом Димитрием, устанавливал связь с приходами Ленинграда, рассылал документ под названием «Большое имяславие», в котором соединились цели имяславия и антисергиевские.

А. Ф. Лосева с Д. Ф. Егоровым этот документ «покоробил» некоторыми антисоветскими местами. Но тем не менее В. М. Лосева отправила «Большое имяславие» в Ленинград с одобрительным отзывом (З/Х—1930, л. 128). А это уже означало практическую деятельность, и круг Лосева – Новоселова объективно начинал играть роль некоего руководящего центра.

А. Ф. Лосев заявлял: «Я не мещанин, не мог свои взгляды не проводить практически» (23/Х—1930, л. 134).

Однако практика эта была до невероятия наивна. Чего стоили, например, откровенные записи в дневниках В. М. Лосевой. Уже они одни составляли криминал, тем более что в дневниках фигурировало множество лиц и фактов. Удивительно, что эти дневники остались нетронутыми при обыске. А чего стоили, наконец, наивные шифровки при переписке с Ленинградом, где вместо «Лосев» писали «профессор», где Новоселов был «дядей» или «гостинькой», ГПУ именовалось «Глафирой Петровной», «заболеть» означало попасть под арест, а измена обозначалась как «переход в другой трест», «харьковский гостинец» означал какую-нибудь бумагу по церковному вопросу, «попурри» из фрагментов означало новое сочинение Новоселова (21/VII—1930, л. 222). Вот пример шифрованной новоселовской телеграммы: «Сообщите дедушка ослабел переехал в Сокольники неужели с согласия Симы Очень беспокоимся Федя». Это, оказывается, митрополит Агафангел склонялся на сторону Сергия, а епископ Серафим Угличский уговаривал его отложиться.

Все эти «тайные отношения» с Новоселовым, с которым В. М. Лосева познакомилась (по ее показаниям) незадолго до 1927 года в церкви на Поварской в Ржевском переулке, были тоже ни для кого не секретом. Валентина Михайловна исполняла с радостью много разных поручений Новоселова.[141] Через него знакомилась со многими, независимо от Лосева, так как у Новоселова была «страсть» сводить друг с другом людей, до того незнакомых. «Новоселов как личность производил сильное впечатление», «трогала его беспомощность», его «моральное величие». Он был «организатор приходской жизни», хотя к определенному приходу не принадлежал. Ему, признавалась на допросе Валентина Михайловна, «я не могла отказать» (21/VII—1930, л. 222) и потому взяла на хранение его документы, целый церковный архив. Этот доверчивый поступок Валентины Михайловны стал роковым и для нее, и для судьбы ее приятельницы Елизаветы Федоровны Ушаковой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});