Наследница солёной воды - Кэссиди Кларк

class="p">Сорен уже приняла боевую стойку, когда тень приставила маленький, ужасно острый кусочек стали к шее Финна.

— Она мертва? — потребовал мужской голос, глубокий и грубый, срывающийся от ярости, с сильным никсианским акцентом.

И даже в одежде слуги Атласа Сорен узнала его.

Она знала его голос, знала угол, под которым он держал нож, знала, что он держал его не теми пальцами, потому что на его ведущей руке не хватало одного. Она знала его ярость, знала его сияющие чёрные глаза, знала грубый как гравий хрип, который терзал его голос.

— Она мертва? — Элиас снова зарычал, лезвие едва пустило кровь из шеи Финна. — Она мертва, ты, проклятый Мортем ублюдок?

Сердце Сорен разрывалось от того, что только она могла услышать в его голосе страх и горе.

Элиас — её Элиас пришёл за ней.

Финн явно не понимал, в какой опасности он находился, потому что, когда он заговорил, это было только с негодованием, совсем без страха.

— Не думаю, что мне нравится твой тон.

Она должна была позволить Элиасу перерезать его горло. Но вместо этого… Может быть, это была доброта, которую он проявил, спасая её из того зала, может быть, это был редкий проблеск милосердия, но Сорен быстро сказала:

— Ты не можешь не быть просто драматичным ублюдком, не так ли?

Глаза Элиаса метнулись вверх так же быстро, как и его нож, и она ожидала шока, гнева, предательства, пока он рассматривал её атласский наряд.

Ничего из этого не было. Вместо этого он сморщил лицо.

— Сорен.

Её имя каким-то образом прозвучало одновременно смехом и рыданием на его губах, и он оттолкнул Финна резким ударом в висок, одновременно притягивая её в свои объятия, прижимая к себе так, что захрустели кости. Или, может быть, это просто голова Финна соприкоснулась с полом.

Обмен одного Атласа на другого.

Что-то очень, очень холодное упало в желудок Сорен, наполняя её внутренности беспокойством. Она не задумывалась о том, что подумает Элиас, что он скажет, когда узнает о её крови Атласа.

Боги, нет. О чём она думала? Это был Элиас. Он не отвернётся от неё из-за такой мелочи, как происхождение.

— Ты ранена?

Он ощупал её руки, бока, место, где новый шрам стягивал кожу. Он окинул её недоверчивым взглядом, который знал, что она была одной ногой в Инфере, когда он видел её в последний раз.

— Что случилось? Они тебе что-нибудь сделали? Сорен, клянусь Мортем, если они…

— Никто не причинил мне вреда, — солгала Сорен, эмоции угрожали заглушить её голос при звуке её имени на его губах.

Она не осознавала, как сильно скучала по этому — скучала по нему.

— Я в порядке, но что, чёрт возьми, ты здесь делаешь? Тебя послала Энна? Одного?

Блеск в его глазах потемнел, его руки сжались на её плечах.

— Нет. Она бы не одобрила миссию. Она сказала, что это слишком опасно.

— И она была права, ты абсолютный тупица…

— Но я должен был знать, — суровость в его голосе тронула её сердце. — Боги, Сорен, я… когда я вернулся, а ты исчезла…

Именно тогда чистейшее безумие всего этого поразило её. Элиас был здесь, во дворце Атласа, где ни одному шпиону не удалось обосноваться за всё десятилетие, пока они воевали.

— Как ты сюда попал?

Элиас поморщился.

— У меня нет времени рассказывать эту историю.

Она никогда не встречала никого, кто так умело бы, вызывал у неё желание обнять его и дать пощечину одновременно.

— Элиас, я не могу не подчеркнуть, что ты не можешь находиться здесь прямо сейчас.

Замешательство и беспокойство сдвинули его брови вместе.

— Нет, ну послушай… Я, тем не менее, здесь. Видишь?

Он ткнул её в плечо, словно желая доказать, что он телесный.

— Ты не выдумываешь меня. Они накачали тебя наркотиками? Я не знал, что у Атласа был доступ к галлюциногенам, но…

Она оттолкнула его руку.

— Нет, ты осёл, и перестань быть таким занудой. Я в порядке. Я не имею в виду, что ты не можешь быть здесь, я имею в виду, что ты не можешь быть здесь!

— Вообще-то, ты ничего не прояснила для меня, умница.

Но даже когда он сказал это так, словно она сводила его с ума, на его лице расползлась улыбка, радость, граничащая с безумием.

— Чему ты улыбаешься?

— Я скучал по тебе.

Эти слова выжали её сердце, как мокрое полотенце.

— Элиас, есть кое-что, что тебе нужно знать.

— Я знаю. Мне тоже есть, что тебе сказать. Мы можем поговорить по дороге, но нам нужно убираться отсюда. Я позабочусь об этом…

— Нет, видишь ли, это отчасти часть проблемы…

— Я вырубил охранников в передней части зала — выдал себя за слугу, подал им чай с наркотиком, они ничего не поняли, — сказал он, демонстративно одергивая свою атласскую голубую тунику. — Они просто подумают, что задремали. Мы можем выбраться отсюда до того, как они найдут тело…

— Я — Солейл.

О, это была ошибка. Она поняла это в тот момент, когда слова слетели с её губ.

Глупая ухмылка на его лице исчезла в одно мгновение, и на этот раз она не смогла прочитать его. Нельзя было точно сказать, о чём он думал, по движению его челюсти или подергиванию носа. Она видела его в ярости, видела его скорбящим, видела его счастливым, больным, пьяным, любящим, грустным и глупым. Она думала, что видела всё, чем мог быть Элиас Лоч.

Но она никогда раньше не видела такого выражения на его лице.

Осторожно, как будто она могла убежать при любом резком движении, он двинулся вперёд, его ботинки бесшумно ступали по мраморному полу. Медленно, очень медленно его руки скользнули по её щекам.

— Они думают, что я Солейл, — поправилась она, но он уже качал головой.

— Сорен, — сказал он, чертовски медленно, — ты позволила им использовать магию на тебе?

Её щеки пылали.

— Нет.

— Сорен Андромеда Никс, ты позволила им применить к себе магию?

— О, мы, правда, собираемся играть в эту игру, Элиас Тибериус Лоч…

— Сорен! — рявкнул он, быстро встряхнув её. — Это не шутка, ясно? Отвечай на вопрос!

Ей потребовались все силы, чтобы не вздохнуть. Может быть, её рыбье дыхание вернёт ему здравый смысл.

— Может быть! Да. Только немного.

Он выругался, грязное ругательство, которое произвело бы на неё впечатление, если бы он не выглядел таким сердитым — таким испуганным.

— Ты впустила их в свою голову?

— Только один раз! Всего на секунду, и это не было… это не было…

Как она могла объяснить, что цеплялась