Некромагия - Илья Новак

В доме он провел всю сознательную жизнь, в последние годы один за другим здесь умирали его родственники. Архивариус стал бесцельно ходить от комнаты к комнате. Он понимал, что больше никогда в жизни не увидит это место, мебель, верстак в мастерской... Надо захватить игральную доску, вспомнил он. Как же так, почему он не взял ее еще тогда? Отличная дорогая доска из мамонтовой кости, набор посеребренных и позолоченных фигур...

Утомившись, старик присел на сундук в спальне. Взгляд выцветших глаз скользил по кровати, по стенам и прикрытым ставнями окнам. Архивариус увидел, что забыл запереть их, — впрочем, особой нужды в этом не было. Отдохнув, он встал, раскрыл сундук и достал две книжки в кожаных переплетах. Завернул их в прихваченный из пирамиды шелковый платок. Да, еще доска и фигуры... Сунув сверток под мышку и взяв лампу, он пошел к лестнице.

Зрение его было уже не то, что раньше, но слух все еще оставался острым, и потому приглушенный шум снизу Архивариус услышал сразу. Он замер, поставив ногу на верхнюю ступень. Запер ли он дверь, после того как вошел? Теперь старик не мог вспомнить этого. Шум повторился, хотя видимая с лестницы часть полутемного коридора оставалась пуста. Он стал спускаться, медленно переставляя ноги по ступеням. На нижней вновь остановился. Теперь ему был виден весь коридор. Снова шум.

В мастерской, понял старик. Скорее всего — воры. Пепеляне. У них есть свои осведомители, кто-нибудь заметил, что богатый дом опустел, старые хозяева выехали, а новые пока не появились... Кто там у них сейчас главный? Кажется, Гида Чистюля погиб — значит, теперь верховодит Дарик Дар. Когда старик нагнулся, чтобы поставить лампу на ступень, в пояснице заскрипело. Он шагнул вниз и стал медленно пересекать коридор. Теперь шум доносился сзади. Пустяки, решил Архивариус, пусть грабят. Тем более тут и взять-то нечего: все самое ценное перевезли в пирамиду. Кроме доски и фигур. Вот их жалко, набор для игры подарил сам Владыка. Да, жалко, но не настолько, чтобы из-за них...

Сзади раздались шаги. Шли двое, один тяжело и медленно, второй легко и быстро. Архивариус остановился посреди коридора, понимая, что его уже заметили. Он начал поворачиваться, его схватили за плечо и дернули. Сверток вылетел из-под мышки, ударился о стену и развернулся, книги свалились на пол, от одной оторвалась обложка.

Архивариус упал набок, все его суставы застонали, протестуя против подобного обращения. Над ним склонились две фигуры.

— Кажись, он, — произнес молодой голос.

Его схватили и поволокли — через коридор, под лестницу, в раскрытую дверь...

Столик для игры полетел в сторону, и Архивариуса бросили на спину посреди мастерской. Здесь было темнее. Старик лежал, не способный разглядеть лица двух людей, что встали над ним, — лишь очертания и фигур.

— Там, на ступеньке, лампа, — произнес тот же голос. — Принеси.

Вторая тень отодвинулась, затем вернулась. Стало светлее. Лампу человек поставил у верстака, так что свет ее лился сбоку, и по полу протянулись тени.

Мысли старика давно утратили юношескую прыть. Сохраняя былую ясность, они теперь ползли медленно, иногда подолгу застывали, как облака в безветренный день. Архивариус и раньше не был подвластен бурным чувствам, теперь же окончательно утратил всякий пыл. Ненависть? — ему некого было ненавидеть. Любовь? — нет, она осталась в далеком прошлом. Страх? — но зачем бояться, когда ты самый старый человек в городе и воск твоей души покрыт таким количеством отпечатков, перепутанных линий и затейливых образов, что все они, слившись между собой, лишь отягощают сознание, и ты помимо воли начинаешь ждать того дня, когда мягкие призрачные пальцы выровняют восковую поверхность и очистят ее от грязного налета. А боль? Ее Архивариус еще способен был ощущать, хотя со старостью тело стало одновременно и хрупким, и нечувствительным. Но воск его души все еще не засох — любопытство жило в старике, и он прищурился, разглядывая тех, кто схватил его.

Поначалу его внимание привлек незнакомец с лампой. Вроде бы обычный человек... Но потом старик заметил бледно-зеленый оттенок кожи, запавшие глаза и, конечно, руки. До локтей и чуть ниже они оставались нормальными, а дальше на левой был крюк, на правой — продолговатый брусок с мелкими зазубринами и заточенным концом.

Лич, с удивлением понял Архивариус, заглянув в пустые глаза. Но какой-то странный лич. Словно незавершенный, недоделанный. В его глазах мерещился слабый отблеск сознания бывшего владельца этого тела.

Откуда у пепелян лич?

Второй казался ничем не примечательным парнем, архивариус разбирался в людях, очень уж много всяких типов он повидал на своем веку. Его всегда интересовало, каким образом характеры могут отражаться в лицах. Ведь если задуматься, все они состоят из одного и того же — лба, скул, носа, глаз. Каким образом сочетание этих частей вызывает впечатление, что этот человек добряк, а тот хитер? Однажды старику попалась книга малоизвестного восточного автора, которая повествовала как раз про различные типы лиц, выражающие различные нравы. Автор, по его словам, подверг изучению множество людей и вывел определенные закономерности: выступающий подбородок подразумевает решительность, высокий лоб — мудрость, большой тонкий нос — признак утонченности, а крупные бровные дуги говорят о склонности к насилию. Лицо незнакомца, склонившегося над стариком, не представляло собой ничего примечательного, но почему-то сочетание черт, которое это лицо демонстрировало, его невинно-самодовольный вид — все наводило на мысль о глубоко укоренившейся подлости.

— Вы понимаете, кто я? — спросил старик, пытаясь приподняться. — Лучше бы вам отпустить меня. Забирайте все, что найдете. Я пришел сюда из Универсала, там знают, куда я направился. Если в скором времени не вернусь, сюда примчатся вооруженные клирики.

Парень поставил ногу на его плечо и прижал к полу с такой силой, что кости хрустнули. Старик скривился, повернул голову, глядя на верстак у стены.

— Архивариус? — произнес незнакомец. — Ведь ты — Архивариус из пирамиды? Ну да, так тебя и описали: волоса вылезли, кожа желтая...

Нет, они не были обычными грабителями. Эти двое пришли сюда за ним.

— Нам надобно кой-чего узнать, — продолжал между тем парень. — Ты ответишь, и тогда мы тебя отпустим.

Он врал — неумело и, кажется, не стараясь скрыть лживость своих слов.

— Что вы хотите? — спросил старик.

— Где прячется Владыка?

Вот в чем дело! Это объясняло присутствие лича, Архивариус обдумал, хочет ли он рассказать им. И решил, что не хочет, — просто из личной неприязни к тому, кто послал этих двоих.

— Зачем Чермору понадобилось знать это? — спросил он.

При упоминании аркмастера мертвого цеха парень вздрогнул. У такого типа людей недоумение быстро сменяется недовольством, а то, в свою очередь, злостью. Его физиономия являлась для старика открытой книгой. Архивариус лежал, придавленный к полу, наблюдая за сменой чувств на лице парня.

— С чего это ты решил, что нас прислал какой-то чар? — Нога сильнее прижала плечо к полу. — Где Владыка?

— Ты имеешь в виду Октона? — пробормотал Архивариус, глядя на верстак. — Но я не видел его уже множество дней.

— Я ж не спрашиваю, сколько дней ты не видел его! Я спрашиваю, где он?

Архивариус молчал.

Нога поднялась и с силой пихнул в плечо. Сердце пропустило удар. Старик молчал, продолжая смотреть на верстак. Вернее — на его левую ножку, ту, что ближе к стене.

— Зоб, тебе сказали, что делать надо? Ну так начинай, — произнес парень.

Лич наклонился, протягивая руку с крюком.

Через мгновение Архивариус понял, что ошибся, полагая, будто старое тело малочувствительно к боли. Нет, чувствительность никуда не делась — просто иногда раньше это тело не подвергалось подобному испытанию.

Он наполовину простонал, наполовину прорыдал:

— Октон ушел к Доктусу.

— Хватит пока, Зоб. Доктус? Это кто?

— Аркмастер цеха вещественной магии. Квартал гноморобов.

Плечо архивариуса превратилось в чан с кипящей смолой; рука, кожу с которой лич спиливал напильником, стала пылающей веткой. Слезы застилали глаза, стекали вдоль морщин.

Когда лич прекратил орудовать крюком, боль не отступила. Шершавые волны ее выплескивались из разодранного плеча, текли по груди, омывая сердце.

— Так Владыка у Доктуса?

— Я знаю, что Октон ушел к нему. Но я не знаю, где он сейчас.

— Не... — протянул парень брюзгливо. — Что это за ответ? Так не годится. Зоб...

Заточенный конец крюка коснулся разверстой раны, в которую превратилось плечо. Если бы Архивариус был способен сейчас на это, то закричал бы, но его подрагивающий голос оставался все так же тих:

— Да, да... Октон у Доктуса. Он не показывался в Универсале уже несколько дней. Известий от него нет. Но он ушел налегке. Он должен прятаться у Доктуса, больше негде.