Наследник - Владимир Малыхин

командование вводило в прорыв.

Виктор пришел с наблюдательного пункта на огневую позицию батареи и собирался оттуда идти

выбирать свой новый НП. В последний момент к нему на огневой позиции подошла Ирина, встала по

стойке "смирно", взяла под козырек и громко сказала:

— Разрешите обратиться, товарищ гвардии старший лейтенант!

Виктор посмотрел на нее и невольно улыбнулся. У нее была бравая выправка заправского

строевика. Талия туго перетянута ремнем, пилотка чуть надвинута на правую бровь, ресницы и губы

Ирины были слегка подкрашены... " Обращайтесь,... Ирина, — сказал он не по уставу. . — Возьмите

меня с собой, товарищ командир, — сказала она, опуская руку от виска и сразу становясь не

связисткой Смирновой, а обычной красивой девушкой, немножко смущенной своим поступком.

Виктор посмотрел ей в глаза, подумал: "Не надо бы ей туда..., но нельзя и не взять... Так просят раз в

жизни".

— Хорошо, Ирина, — тихо сказал он. — Собирайся!

Она радостно прижала руку к груди:

— Ой, спасибо...

Но тут же опять встала по стойке "смирно", поправила на плече ремень автомата:

— Слушаюсь!

— Медведенко, — сказал Виктор, — помоги, возьми у нее рацию.

Они ушли втроем — командир батареи Виктор Дружинин, ординарец Медведенко и радистка

Ирина Смирнова.

* * *

Временный наблюдательный пункт был выбран в бывших вражеских окопах. Оттуда был хороший

обзор. Виктор быстро определил по карте координаты своего НП, батареи и стал наблюдать в бинокль

за немцами.

Его внимание привлекло двухэтажное кирпичное здание на территории бывшего совхоза. Он

заметил, что в окне чердака то и дело появлялись мгновенные зеркальные блики. "Наблюдатель", —

решил Виктор и открыл по зданию огонь батареи. Ирина четко и быстро передавала его команды.

Снаряды начали рваться вблизи фермы.» Наконец, три снаряда, один за другим, угодили точно в цель.

Крыша фермы осела и рухнула. Порядок", — прошептал Виктор. Продолжая наблюдение, он вдруг

заметил, что впереди, метрах в ста от НП, ползут цепью немцы. Их было примерно полсотни. "Куда

они? — подумал Виктор. — Ведь меня-то они видеть не могут". Но рассмотрев пристально

ближайшую местность он понял, что они хотят оседлать проселочную дорогу. "Надо их накрыть" —

решил он. Но тут же подумал: "А ведь это будет почти огонь на себя! Он еще и еще раз прикинул

расстояние. Подумал: Да, это почти по себе, но где наша не пропадала!" Негромко приказал:

— Медведенко, Ирина — в блиндаж!

Медведенко удивленно взглянул на командира, а Ирина спросила:

— Как в блиндаж? Зачем?!

Виктор строго посмотрел на них:

— Выполняйте приказание! Быстро!

Ирина испуганно прошептала:

— Но... почему?

Виктор, наблюдая в бинокль, не оглядываясь, прошептал:

— Быстро в блиндаж!

Медведенко понял, что спорить бессмысленно, схватил Ирину за руку и потащил в блиндаж.

Виктор же, выхватив на ходу у нее из рук радиопередатчик, крикнул:

— Быстрее!

Через несколько секунд он уже сам передавал команды на батарею. Снаряды стали ложиться

совсем рядом: справа, слева, спереди, сзади. В воздухе, вперемежку с дымом, висела земляная и

снежная пыль, воняло гарью и порохом. Во рту Виктор чувствовал привкус свинца...

Передавая очередную команду, он заметил рядом с собой Медведенко:

— Ты зачем?!

Медведенко промолчал, а Виктор тут же забыл о нем. Корректируя огонь, он видел, как его

снаряды поражают врага, видел, как заметались немцы и поползли назад, оставляя убитых и волоча

раненых, видел, как офицер с пистолетом в руках что-то кричал, а потом вдруг, беспорядочно

взмахнув руками, рухнул на снег. И в это же мгновенье перед глазами Виктора вспыхнул огненный

фонтан, он был оглушен горячим ударом в голову. Земной шар вздрогнул и остановился. А Виктор

продолжал лететь в бездонную пропасть своего окопа...

Этим же снарядом был убит сержант Медведенко.

* * *

Ирина с огромным трудом тащила Виктора на плащпалатке в ближайший овражек. Он приоткрыл

глаза, увидел высокое голубое небо, потом оно расплылось в огненное пятно с дрожащими языками

пламени... Он опять потерял сознание. Иногда он ощущал на своем лице жестковатые, теплые

прикосновения. Это были обветренные губы Ирины. Целуя его, она, задыхаясь от усталости и

волнения, шептала:

— Родненький, Витенька... не умирай... пожалуйста... не надо... я же тебя... спасу. . Родненький...

От толчков по кочкам и рытвинам, от ее поцелуев, он то приходил в себя, то опять терял сознание..

Когда их увидели санитары, Виктор был в глубоком беспамятстве... а Ирина сидела рядом на снегу,

бессильно уронив голову.

* * *

Виктор Дружинин был тяжело ранен в голову. Несколько суток находился без сознания. Очнулся

на операционном столе во фронтовом госпитале, куда был доставлен на санитарном "У-2". Операция

была сложной. После нее ему долго не разрешали даже садиться на койке. Почти два месяца никто не

получал от него писем. Лишь одно короткое Письмо матери о том, что "жив и здоров", он

продиктовал дежурной медсестре, которая назвалась москвичкой, хотя была родом из Воронежа и

никогда не видела Москвы. Но она знала, что такое встреча земляков на войне, а тем более в

госпитале и ей очень захотелось, чтобы у симпатичного раненого старшего лейтенанта стало легче на

душе...

Вскоре Виктор получил целую гору писем. Из писем фронтовых друзей он узнал, что его

представили к ордену Красного Знамени, но где-то в штабах поскупились и он был награжден

орденом Отечественной войны первой степени.

Среди этих писем было и письмо от Ирины. Она писала, что всегда помнит своего любимого

командира и надеется на их будущую встречу. "Мы встретимся, — писала Ирина, — на балу в честь

Победы в Центральном парке Горького и будем танцевать с Вами на набережной всю ночь до рассвета

мой любимый вальс "Дунайские волны". А потом на лодке с голубым парусом совершим чудесную

прогулку по Москве-реке, в которой будут плавать белые и красные розы и яркие огни

круглосуточного салюта в честь Победы".

Виктор написал Ирине длинное письмо, в котором излил все обуревающие его чувства. И решив

подтвердить их строками Есенина, начертал красивым почерком:

Я помню, любимая, помню,

Сиянье твоих волос.

Не радостно и не легко мне

Покинуть тебя привелось...

Написал и подумал: "Что-то ты в последних письмах, друг ситный, в лирику ударился, может

сентиментальность юношу одолела? Может быть вычеркнуть все это для ясности?" Но не вычеркнул,

оставил. А в конце письма сообщил ей свой московский адрес и просил писать побольше и почаще,

чтобы, когда он приедет домой его бы там ожидало целое собрание ее классических сочинений...

* * *

Виктор Дружинин пролежал в трех госпиталях почти полгода. При выписке из последнего

госпиталя медицинская комиссия признала его негодным к военной службе, демобилизовала и

определила инвалидом второй группы.

— Инвалид войны, молодой человек, это нынче звучит гордо! — сказал ему пожилой полковник

медицинской службы, председатель комиссии. Виктор ухмыльнулся:

— Вы извращаете, товарищ полковник, известное высказывание Максима Горького.

— Ну будет, будет Вам, — добродушно проговорил полковник.

— Ну какой же я, к дьяволу, инвалид! — горячился Виктор. — Ведь мне всего двадцать! Ну

напишите хотя бы так: демобилизован по ранению. А то — инвалид! Я не согласен.

— Вы, может быть, боитесь, что Вас не возьмут в мужья наши тыловые красавицы? — улыбнулся

полковник. — Такая опасность Вам не грозит. Не правда ли, Вероника? — обратился он к

молоденькой медсестре, секретарю комиссии.

Девушка подняла глаза на Виктора и смущенно улыбнулась:

— Я думаю, Геннадий Гаврилович, что гвардии старший лейтенант будет пользоваться

заслуженным успехом...

— Ну вот, видите, — весело сказал председатель. — Не надо огорчаться.

Вручая Виктору справку, он пожал ему руку и сказал на этот раз без улыбки:

— У Вас еще все впереди, дружок. Солдат должен гордиться боевыми ранами, а не стыдиться их.