Реванш Генерала Каппеля (СИ) - Романов Герман Иванович

Именно вспомогательные крейсера всю прошлое лето прикрывали немногие транспорты, идущие с грузами в Гурьев на собственный страх и риск. Выходить в море без охранения стало безумием – большевики перевели по Волге в Астрахань три боевых миноносца с Балтики. Эти корабли обладали не менее мощным вооружением из двух-трех четырехдюймовых пушек, с гораздо большей скоростью и мореходностью, так как были специальной, еще довоенной постройки.

Именно один из этих эсминцев перехватил на подходе к полуострову Мангышлак пароход «Лейла», на котором отправился из Петровска в Гурьев генерал Гришин-Алмазов, бывший военный министр Сибирского правительства, годом ранее отправленный со специальной миссией к главнокомандующему ВСЮР генералу Деникину. Этот рейс закончился трагедией – генерал и сопровождавшие его офицеры застрелились, чтобы не попасть в плен, а транспорт был уведен красными в Астрахань.

В последнее время ходили слухи, что большевики доставили сюда две небольшие подводные лодки, которые даже видели осенью рыбаки – их появление в Каспийском море грозило весьма немногочисленным кораблям белой флотилии очень скорыми и серьезными проблемами. От торпедного удара из-под воды они ведь совершенно беззащитны, да к тому же были тихоходны. Ведь как не изощряйся, но нефтеналивное судно или колесный пароход в броненосец переделать невозможно.

- Господин атаман! Кораблям приказано незамедлительно вывезти всю Уральскую армию с имуществом и вооружением, взяв по возможности также строевых коней. Для последних пригнали баржи, воняют нефтью, правда, но лошадей двести уже погрузили и вчера отправили. Моряки торопят, требуют всем немедленно идти на погрузку.

Толстов искренне обрадовался. Будучи из старинного казачьего рода, он прекрасно понимал огромное значение хорошо обученного коня – служивые зачастую воспринимали их как своих близких товарищей. Но спросил о том, что, как кадровый военный уловил сразу же – удивительное по быстроте прибытие в Александровск кораблей флотилии. Это свидетельствовало о крайней поспешности с эвакуацией, что само по себе являлось чрезвычайно тревожным симптомом. Потому генерал негромко поинтересовался:

- Что слышно на фронте?

- Страшные вещи говорят между собою моряки, хотя глухо и догадками, господин атаман!

Толстов поморщился – в прошлом декабре он положил насеку, демонстративно отказавшись от атаманства. Но так как войсковой круг не был собран, а прежний, молодой тридцатипятилетний генерал, с властным и крутым характером, просто разогнал осенью прошлого года, то приходилось ему самому и дальше выполнять атаманские функции. Хотя формально уже не будучи войсковым атаманом. Но таков старинный казачий уряд – любое выбранное станичниками лицо не имеет права (за исключением явной физической немощи) самовольно отказаться от общественного доверия и выполнения возложенных на него казаками обязанностей.

Адъютант с трудно произносимой для любого русского польской фамилией Дзинциоло-Дзиндциковский замялся на несколько мгновений. Потом поручик тихо произнес:

- Как я понял, весь астраханский участок полностью оголяется, пехотные полки, государственную стражу и терских казаков спешно перебрасывают эшелонами к Ставрополю, в первую очередь конницу. Вроде красные большими силами прорвались через оборону на Маныче. Из Петровска вывозят вагонами грузы и боеприпасы в Новороссийск, даже торпедные катера на платформы лебедками поднимают. Флотилия, как перевезет наших казаков, либо затопит суда на рейде, или перегонит их в Баку, а может и дальше, в любой порт Персии. Моряки опасаются, что большевики скоро выведут свои корабли из устья Волги, лед уже таять начал повсеместно, а первый шторм сломает его окончательно.

- Так…

Толстов моментально понял, что очевидная для любого взгляда спешка с эвакуацией из прикаспийских районов, или говорит как о уже разразившейся, или о весьма близкой, надвигающейся катастрофе. Главнокомандующий ВСЮР генерал Деникин экстренно перебрасывает имеющиеся под рукою войска, где только такие возможны, на Кубань, надеясь там остановить дальнейшее продвижение красных армий, оставляя всю восточную часть Северного Кавказа на милость астраханских большевиков или растерзание горцев. Возможно, именно сейчас наступила та самая роковая минута, когда любые резервы просто бесценны, пусть даже состоят они из измотанных тяжелейшим двухмесячным переходом через пустыню уральских казаков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Хорошо понимая это, атаман заранее предпринял меры – полторы тысячи казаков, идущих к Александровску, были на подходе разбиты им на два сводных конных полка, командовать которыми Толстов поставил войскового старшину Климова и есаула Фадеева. Сформированную таким образом казачью бригаду атаман доверил полковнику Карнаухову. В нее вливались и те две сотни казаков, что пришли первыми в Александровск и сейчас уже плыли в Петровск на ушедших туда транспортах.

Войсковых артиллеристов свели в отдельную батарею, пусть пока и без орудий – на Кубани лишние пушки найдутся, не могут не быть, учитывая поставки союзников по Антанте. Из следующих в арьергарде казаков генерал предполагал составить отдельный дивизион из двух сотен. Полутысяча примкнувших к уральцам беглецов должна была пойти на пополнение воинских частей в Петровске. За исключением англичан – тех моряки сразу же отправляли на одном из пароходов в Баку или даже дальше на юг, в ближайший персидский порт Энзели.

Семьи офицеров и казаков, женщин, детей и стариков (а в колонне ехал и престарелый отец атамана, «разменявший» восьмой десяток), Толстов решил забрать на корабли последними – слишком растянулась по пустыне вереница беженцев, и ждать придется несколько дней, а время уже не терпит. Да ничего с ними не случится, их чуть больше тысячи, контр-адмирал Сергеев гарантирует, что их его моряки обязательно тут дождутся, примут всех на борт и доставят в Петровск. Единственное, что необходимо взять под личный контроль и постоянный пригляд - войсковую казну из сорока ящиков по два-три пуда серебряных рублей и полтин в каждом. Она под надежной охраной должна быть перевезена вместе с казачьими полками на западный берег моря в первую очередь.

Оставлять ее под присмотр моряков безумие, и так потеряно несколько драгоценных ящиков (ведь к серебру у людей доверия гораздо больше, чем к напечатанным и обесцененным бумажкам), которые в январе захватили разбойники киргизы в пустыне во время большого бурана, внезапно напав и перебив охранявших их казаков…

Екатеринодар

главнокомандующий Вооруженными Силами

Юга России генерал-лейтенант Деникин

- Все решится сегодня! Не могут же они не понимать, что уже стоят у самого края бездны!

Антон Иванович тяжело вздохнул и в очередной раз склонился над картой, словно пытаясь в нанесенных на нее стрелках и овалах найти спасительное решение. Вот только выправить ухудшавшуюся прямо на глазах ситуацию имеющимися в распоряжении собственными силами невозможно. И лишь всеобщая мобилизация кубанского казачества, что издревле называлась «сполох», поможет если не отстоять Северный Кавказ, то, по крайней мере, спасти саму Кубанскую область. Все должно решиться сегодня, на чрезвычайном круге, где соберутся представители станиц, сама Рада и войсковое правительство с атаманом.

Главнокомандующему ВСЮР предложили выступить на круге с обращением к Кубанскому войску. И сейчас генерал Деникин спешно набрасывал короткие тезисы своего будущего вечернего выступления к собравшимся казакам. Но в голове постоянно крутились мысли, отогнать которые он, собрав всю свою волю в кулак, никак не смог. И хотя питал отчаянную надежду на выступление не менее чем семидесяти тысячного воинства, которое могло выставить Кубань (причем без всякого запредельного усилия), но разум холодно говорил ему, что набрать, в лучшем случае, удастся тысяч тридцать конных и пеших казаков, вряд ли больше.

От всего войска сейчас на фронте сражалось лишь десять тысяч кубанцев. На Ставрополье недавно пошла в бой только одна из сформированных дивизий - 4-я генерал-майора Фостикова из хоперских и лабинских казачьих полков. «Линейцы», всегда отличавшиеся патриотизмом и чувством долга, в отличие от «черноморцев», насквозь пропитавшихся «самостийностью», первыми выступили в поход, прикрыв оголенный правый фланг Донской армии. Ее подкрепили потрепанной в жестоких боях 1-й Терской дивизией и одной сильно ослабленной кубанской пластунской бригадой, сведенных в корпус под командованием генерала Топоркова, урожденного забайкальского казака. И это были все силы, на которые мог сейчас рассчитывать главнокомандующий, пока в тылу вяловато шло запоздавшее формирование Кубанской армии. Командование над ней правительство и Рада поручило небезызвестному генералу Шкуро, в чьих полководческих талантах Антон Иванович не без оснований сомневался.