Богач, бедняк. Нищий, вор. - Ирвин Шоу

— Садись, малыш.

— В чем дело? — спросил Томас.

— Именно это мне хотелось бы знать, — ответил Доминик. — Ладно, я не буду ходить вокруг да около, малыш. Кто-то таскает деньги из кошельков наших клиентов. Эти жирные сволочи настолько богаты, что большинство из них не имеет представления, сколько у них в кармане денег, а если когда и хватятся какой-нибудь десятки или двадцатки, то думают, что потеряли или неправильно сосчитали в прошлый раз. Но есть среди них один тип, который уверен, что не ошибается. Я имею в виду этого гада Грининга. Он заявил, будто вчера вечером, пока он разогревался со мной, кто-то свистнул у него из шкафчика десять долларов. Сегодня он целый день обзванивал других членов клуба, и все вдруг тоже стали утверждать, что последние несколько месяцев их постоянно обворовывают.

— А при чем здесь я? — спросил Том, уже все поняв.

— Грининг считает, это началось с того времени, как ты здесь появился.

— Вот ведь дерьмо! — с горечью сказал Томас. Грининг, человек лет тридцати, с холодными глазами, работал в конторе биржевого маклера и боксировал с Домиником. В юности он выступал в полутяжелом весе за какой-то западноамериканский колледж и до сих пор был в хорошей форме. Доминика он безжалостно избивал четыре раза в неделю. Обычно они проводили три двухминутных раунда, и Доминик, не осмеливаясь отвечать на удары Грининга в полную силу, сходил с ринга измученным и в синяках.

— Да, он дерьмо, это точно, — согласился Доминик. — Он заставил меня сегодня обыскать твой шкафчик, но, к счастью, у тебя там не оказалось ни одной десятки. Тем не менее он хочет вызвать полицию, чтобы тебя взяли на учет как подозреваемого.

— А вы что на это сказали?

— Я попросил его не делать этого и сказал, что поговорю с тобой… Скажи, это твоя работа?

— Нет. Вы мне верите?

Доминик устало пожал плечами:

— Не знаю. Но кто-то же действительно спер у него деньги.

— За день в раздевалке бывает много народу… Почему валить на меня?

— Я объяснил тебе. Это началось с того времени, как ты здесь появился.

— Чего вы от меня хотите? Чтоб я уволился?

— Да нет, — покачал головой Доминик. — Просто будь осторожен. Старайся все время быть на виду. Может, обойдется… Ох уж мне этот чертов Грининг и его проклятая десятка… Пошли, я угощу тебя пивом. Ну и денек!

Когда Томас вернулся с почты, куда его посылали с пакетом, в раздевалке было пусто. Все собрались наверху, где проходил межклубный матч. Все, кроме одного. Синклер, молодой член клуба, входил в команду, но его бой был еще впереди. Стройный, высокий Синклер недавно получил диплом юриста в Гарварде. Он был из очень богатой семьи, часто упоминавшейся в газетах. Молодой Синклер работал в адвокатской конторе своего отца. Томас не раз слышал, как пожилые члены клуба говорили, что Синклер-сын — блестящий адвокат и далеко пойдет.

Но сейчас, когда Томас неслышно вошел в раздевалку, Синклер стоял перед открытым шкафчиком, осторожно извлекая из кармана пиджака бумажник. Томас не мог определить, чей это шкафчик, но знал точно — только не Синклера, потому что шкафчик Синклера был рядом с его собственным. Обычно приветливое, розовощекое лицо Синклера было бледным и напряженным, на лбу выступили капельки пота.

С минуту Томас колебался, гадая, сумеет ли улизнуть незамеченным. В это время Синклер наконец достал бумажник, поднял глаза и увидел Тома. Уходить было поздно. Томас быстро подошел к нему и схватил за руку. Синклер часто и тяжело дышал, словно пробежал немалое расстояние.

— Лучше положите бумажник обратно, сэр, — шепотом сказал Томас.

— Хорошо, — сказал Синклер. — Положу. — Он тоже говорил шепотом.

Продолжая держать его за руку, Томас лихорадочно соображал: если он разоблачит Синклера, то обязательно потеряет работу. Члены клуба не потерпят присутствия в клубе служащего, который опозорил человека их круга. Если же промолчать… Томас старался выиграть время.

— Вам известно, сэр, что все подозревают меня?

— Извини, — сказал Синклер. Его била дрожь, но он не вырывался.

— Вы сделаете три вещи. Вы положите бумажник обратно и пообещаете никогда больше этого не делать…

— Я обещаю. Том. Я очень благодарен…

— Вы докажете мне, насколько вы благодарны, — сказал Том. — Вы сию же минуту напишете мне долговую расписку на пять тысяч долларов и в трехдневный срок передадите их мне наличными. Мы встретимся в четверг в одиннадцать вечера в баре отеля «Турэн». Это будет вечер платежа.

— Я приду, — еле слышно прошептал Синклер.

Томас отпустил его руку, достал из кармана маленький блокнот, где записывал свои мелкие расходы при выполнении различных поручений, открыл его на чистой странице и протянул Синклеру карандаш. Конечно, будь у Синклера нервы покрепче, ему ничего не стоило повернуться и уйти. И если Томасу вздумалось бы потом рассказать кому-нибудь об этом случае, Синклер мог бы просто отшутиться. К счастью, нервы у Синклера оставляли желать лучшего. Он взял блокнот и написал расписку.

Без пяти одиннадцать в костюме и в галстуке — сегодня ему хотелось выглядеть джентльменом — Томас вошел в бар отеля «Турэн» и уселся за столик в углу, откуда хорошо просматривался вход в зал. Когда появился официант, Томас заказал бутылку пива. «Пять тысяч долларов, — думал он, — пять тысяч! Ровно столько они взяли у его отца, а теперь он отбирает эти деньги у них». Томас ничего не имел против Синклера. Тот был симпатичным молодым человеком с дружелюбными глазами, тихим голосом и хорошими манерами. Если бы стало известно, что он страдает клептоманией, его карьера мгновенно кончилась бы крахом. Но тут уж ничего не поделаешь — такова жизнь.

В три минуты двенадцатого дверь открылась и вошел Синклер. Он неуверенно вглядывался в темный зал. Томас поднялся.

— Добрый вечер, сэр, — поздоровался он, когда тот подошел к его столику. — Что будете пить?

— Виски с водой, пожалуйста, — вежливо ответил Синклер и с жадностью выпил, когда официант поставил перед ним стакан. — К твоему сведению, я брал эти деньги не потому, что они мне нужны.

— Я знаю.

— Я болен, — сказал Синклер. — Это болезнь. Я хожу к психиатру.

— И правильно делаете.

— Тебе не стыдно, что ты так поступаешь с больным человеком?

— Нет, сэр.

— А ты, сукин сын, не промах.

— Надеюсь, что так, сэр.

Синклер расстегнул пиджак, вытащил из кармана толстый длинный конверт и положил его на банкетку — между собой и Томасом.

— Вот. Здесь полная сумма. Можешь не пересчитывать.

— Я в этом уверен, сэр. — Томас сунул конверт в боковой карман пиджака.

— Я жду, — сказал Синклер.

Томас вынул расписку и положил ее на стол. Синклер взглянул на нее, разорвал и бросил в пепельницу.

— Спасибо за виски, — поблагодарил он, встал и вышел из бара.

Томас медленно допил пиво, расплатился, потом прошел в вестибюль отеля и снял номер на одну ночь.

Он отлично выспался на широкой двуспальной кровати, а утром позвонил Доминику и сказал, что по семейным делам вынужден поехать в Нью-Йорк и вернется только в понедельник. За три месяца работы в клубе Том не брал ни одного выходного, и Доминику пришлось согласиться, но он велел Тому в понедельник утром обязательно быть на работе.

Когда он вышел из поезда, моросил мелкий осенний дождь, что отнюдь не делало Порт-Филип более привлекательным.

Том мог взять такси, но после стольких лет отсутствия предпочел пройтись пешком. Улицы родного города исподволь подготовят его… к чему? Это было ему не совсем ясно.

По дороге он не встретил ни одного знакомого, никто с ним не поздоровался. Люди с чужими, замкнутыми лицами торопливо шагали под дождем. Вот оно — триумфальное возвращение, восторженная встреча…

За эти годы Вандерхоф-стрит очень изменилась. На улице появилось новое огромное здание, похожее на тюрьму. В нем размещалась какая-то фабрика. Многие мелкие магазины были заколочены, а на тех, что работали, висели вывески с незнакомыми фамилиями. Чтобы дождь не лил в глаза, Томас шел, опустив голову, и, когда наконец поднял ее, остолбенел: на месте, где стояла булочная, где был дом, в котором он родился, построили большой продовольственный магазин.

Томас неуверенно двинулся дальше. Гараж, находившийся когда-то возле булочной, был перестроен, и на вывеске красовалось имя нового владельца… Но, подходя к углу, он увидел, что зеленная лавка Джардино осталась на прежнем месте. Он вошел и стоял, дожидаясь, пока миссис Джардино кончит торговаться с какой-то старухой, желавшей купить горох подешевле. Наконец старуха ушла, и миссис Джардино повернулась к нему. У этой маленькой бесформенной женщины был хищный крючковатый нос, а на нижней губе торчала бородавка, из которой росли два длинных толстых волоса.