Нашествие - Андрей Левицкий

Все это время он размышлял: а может, уйти? Зачем ему, в конце концов, этот агроном? Нет, повозку с лошадью он, конечно, уводить не будет, возьмет просто один сверток с едой, а когда Яков вернется — Кирилла и след простыл.

Он вернулся к киоску, наблюдая за площадью. Яков как раз появился из подземного перехода и заспешил к зданию вокзала. Кир вытащил гайки из кармана и стал поигрывать ими, перекатывая на ладони. Так что, может, и правда свалить по-тихому? Но что ему делать одному? Афанасьевич, по крайней мере, задал четкую цель: лэптоп, потом — Артемий Лазаревич, потом лаборатория. Кирилл вроде и сам раньше понимал, что разобраться в причинах происходящего можно благодаря данным на лэптопе, а еще — через олигарха и работников лаборатории, если кто-то из них жив; понимал, да — но что он при этом собирался сделать? Сбежать из Москвы, выйти из-под купола. А вот появился агроном — и каким-то образом поменял у него в голове плюс на минус, вернул к более важным целям, чем просто спасти свою шкуру. Да еще и план какой-то придумал сходу, как лэптоп достать, во всяком случае, по дороге сюда сказал, что придумал.

Яков достиг здания вокзала, поднявшись по лестнице на крыльцо, встал сбоку от проема центральных дверей с выбитыми створками. Заглянул, подняв тесак, потом нырнул внутрь. Кирилл убрал гайки в карман, взял нож и выдвинул стальные 'усы' рогатки. Вытащил резиновый жгут из рукояти, стал привязывать к ним. Так, на всякий случай…

А может, подумал он неожиданно, я и Артемию, в конечном счете, не из страха подчинился? Потому на него работать стал, что он мне цели какие-то в жизни задавал?

Мысль была неприятной, и он тут же возразил сам себе: нет-нет, до того я сам себе хозяином был, и жизнь у меня была осмысленна. Я деньги хотел украсть.

Деньги украсть!

Сорвавшаяся с одного 'уса' резинка больно щелкнула по пальцу, он ругнулся и стал привязывать ее снова. Вот это цель — стырить деньги! Вот это великий смысл! Денег на планете много, заполучить часть их себе — вообще не проблема. Но жизни это осмысленности совсем не добавит, наоборот. Ну вот свалит он сейчас — а дальше что? Мыкаться одному по улицам этим пустынным да в канализации ночевать? По мусорным бакам отбросы съедобные искать, драться за них с такими же, как он, бродягами? Тем паче сейчас наверняка банды начнут появляться. Почему-то Яков Афанасьевич, невзирая на возраст, комплекцию, близорукость, на болтовню его и суетливость, добавлял Киру ощущение безопасности. Что-то было в агрономе такое…

Нет, надо пока что его держаться. С ним Кирилл хоть занят чем-то будет — чем-то важным. Ну и помимо всего прочего, его сам агроном интриговал. Кир хотел разузнать о его прошлом не меньше, чем о варханах и причинах вторжения. Он не терпел загадок. Вернее, не так — он их очень любил, то есть любил разгадывать. Вытаскивать на свет скрытую информацию. Яков же Афанасьевич пока что составлял одну большую загадку. И он, и его план найти лэптоп. Потому что план у него, по словам агронома, был, вот только пока Яков не спешил этим планом с Кириллом делиться, обещая все рассказать позже.

Агроном вышел из дверей, присел на корточки, склонив голову, накрыл ее руками. И замер. Кирилл, закончив с рогаткой, уставился в ту сторону. На улице никого, хотя ему показалось, что в здании далеко справа, в разбитом окне верхнего этажа возникло и тут же пропало лицо, что в соседнем окне прошел силуэт, а чуть позже на крыше мелькнула фигура… В домах оставались люди, хотя и немного. Большинство куда-то делось.

Яков выпрямился и махнул рукой. Оглядевшись, Кирилл быстро пошел к нему. Нож-рогатку он поднял перед собой, прижал к резиновому жгуту гайку, но натягивать пока не стал.

Когда пересек половину площади, Яков зашагал вдоль вокзала, и пришлось повернуть, обходя сгоревшие автомобили.

— Погоди! — окликнул Кир. — Я внутрь хочу глянуть!

Агроном сделал решительный жест: 'нет'. Потом другой: 'Иди за мной'. Сунул тесак в самодельный чехол, который висел на его левом боку, и зашагал быстрее.

В результате они встретились только возле угла здания, и недовольный Кирилл спросил:

— Ну, в чем дело?

— Нельзя туда, — бросил Яков Афанасьвич. Был он бледен, на лбу блестел пот.

— Да в чем дело-то?

— Не надо тебе внутрь, — ровным голосом, не глядя на спутника, произнес агроном. — Давай посмотрим, что с другой стороны.

— Но я хочу знать, объясни…

— Прошу тебя, Кир — не спрашивай сейчас. Я потом, потом все расскажу. Но заглядывать внутрь не надо. Пойдем туда.

— Надоели мне твои недомолвки. — Кир, разозлившись, схватил его за плечо. — Слышишь, агроном? Ты….

Он не договорил: рогатка полетела на асфальт, и Кирилл тоже туда полетел — ноги взметнулись к небу, он грохнулся боком, ножны больно впились в ногу, а в рюкзаке что-то разбилось с глухим хлопком.

Дыхание перехватило. Яков Афанасьевич, швырнув Кира через бедро, зажал его руку, выгнув кисть в болевом захвате. Секунду ошарашенный Кирилл видел побагровевшее толстощекое лицо прямо над собой, потом оно отодвинулось, и агроном вскричал испуганно, отпуская его:

— Прости, Кир Иванович! Извини, дорогой, я… Просто так вышло, не хотел я, случайно…

Он попытался поставить Кира на ноги, но тот оттолкнул его, вскочил сам.

— Ты вообще офонарел! Случайно, блин?!

— Это так, ну, рефлекс, я просто в юности дзюдо занимался! Не хочу, чтобы ты внутрь заглядывал, ради тебя же, пойми — тебе плохо будет, ну вот как мне сейчас плохо, только еще хуже…

— Да пошел ты со своим дзюдо! — заорал Кирилл.

Ответом ему было испуганное лошадиное ржание. Не просто испуганное — паническое. Следом из подворотни за киоском донесся человеческий крик, а потом — тявканье.

— Маруська! — Яков бросился туда.

Кир, подхватив с асфальта рогатку, побежал следом. На ходу зарядил ее новой гайкой.

Он догнал пыхтящего Якова возле киоска. Пока они были на площади, тот закрывал от взгляда подворотню, а теперь она стала видна. Машина стояла на том же месте, сбоку от нее торчали дергающиеся лошадиные ноги, во дворе позади кричали, рычали и тявкали. Яков бросился мимо автовозки, а Кирилл с ходу вскочил на нее, до предела натянув резиновый жгут, прыгнул на заднюю часть — и увидел сверху горбатую гиену. Тварь, поставив на голову Маруськи передние лапы, приникла пастью к ее горлу, рвала, разбрызгивая красное. Свистнул жгут, тяжелая гайка врезалась гиене в загривок, там хрустнуло, она взвыла — и тут же тесак прорубил ей спину.

Тварь свалилась на Маруську, которая глянула на агронома выпученным темным глазом — и, брыкнув напоследок ногами, издохла. Яков вырвал из спины гиены тесак и бросился дальше. Кирилл, спрыгнув, поспешил за ним, на ходу выуживая из кармана вторую гайку.

На краю небольшого дворика с перевернутым мусорным баком навзничь лежал человек в разорванной темно-синей форме ГИБДД. Рядом валялась палка, на конце пробитая большим гвоздем, к острому концу которого прилипли влажные клочья шерсти.

Яков, размахивая тесаком, наступал на двух гиен с окровавленными мордами, они пятились и рычали, скаля кривые клыки. Кир выстрелил на бегу, гайка стукнула в асфальт перед гиеной, срикошетив, ударила ее по лапе. Тварь взвизгнула, вторая хрипло залаяла. Выхватив катану, Кирилл бросился к ним, Яков прыгнул вперед, замахиваясь — твари разом повернулись и рванулись прочь. Одна поджимала лапу.

Когда они исчезли на другой стороне двора, Яков склонился над раненым. Кирилл, ощутив, что штаны сзади мокрые, стащил рюкзак со спины, положил на асфальт и присел над ним. Еще в доме бабки Пани он вытащил оттуда крабовые палочки, которые они с Яковом сразу съели, чтоб не испортились, и бутыли с водой. Заново наполнив их другой, из колодца, Кир две бутыли положил в автовозку, а одну спрятал обратно в рюкзак, и вот теперь она лопнула. Хорошо еще, что лежала в боковом отделении, а не возле лэптопа. Кир достал ее, свинтив пробку, сделал несколько глотков и швырнул бутыль в мусор.

— Откуда этот ошейник? — спросил Яков Афанасьевич у милиционера.

Сунув катану в ножны, Кирилл выпрямился и шагнул к ним. Милиционер лежал неподвижно, только сжатая в кулак левая рука раз за разом била по асфальту. Лицо, шею, на которой был большой кожаный ошейник, грудь и живот его заливала кровь. Яков сидел рядом, прямо в темно-красной луже, растекающейся из-под милиционера, просунув ладонь под его затылок, и заглядывал ему в лицо. Крови было много, просто очень много. У Кирилла закружилась голова, он начал сглатывать, чтобы не стошнило, пошире расставил ноги, но не отводил взгляд от тела. Не потому, что хотел быть мужественным, а из практических соображений: скорее всего, в ближайшее время кровь и умирающих людей он будет видеть часто, значит, надо привыкнуть к этому зрелищу, приучить к нему сознание. Почему люди боятся подобных картин? Да потому, что они грубо, резко напоминают о том, что тело твое — просто мясистый бурдюк с кровью, что ты и сам смертен, очень смертен, что лишить тебя жизни совсем несложно. А теперь смерти вокруг будет много, пора привыкать. Поэтому он смотрел, не отворачивался, часто сглатывал и дышал носом, сцепив зубы.