Ценнее власти (СИ) - Арунд Ольга

В голове бардак.

Сочувствие, любовь, потребность защищать и другие братские чувства смешиваются с истинно мужской яростью. Той, что требует придушить обидчика, посмевшего замахнуться на его пару. И пустота от оборванной метки добавляет остроты в и так непростую ситуацию.

Дверь открывается и Стася – их нежная, улыбчивая и ранимая Стася – сначала недовольно рычит: «Кто?», а потом взвизгивает и бросается ему на шею. И от её искренности шарики окончательно закатываются за ролики.

– Мар! – выдыхает она ему в шею, стискивает в последний раз и отстраняется, держа за плечи. – Мар, – добавляет тише и со счастливой улыбкой. – Как ты… отец тебя отпустил?

– Отпустил.

Он проходит вглубь комнаты, и Стася закрывает за ним дверь.

– Значит… – она растерянно оглядывает комнату. – Значит, убийцу Влада и Эрика поймали?

– Почти, – уклончиво отзывается Марек, цепким взглядом проходя по обстановке.

– И кто это? – совсем тихо спрашивает Стася, обхватывая руками плечи.

– Оля. – Приходится вывернуться наизнанку, чтобы произнести одно простое имя.

– Ты… – яркие глаза широко распахиваются. – Ты серьёзно? – Стася хватается за сердце, вот только его наличие теперь под большим вопросом. – Но как… как она смогла?

– Выясним.

Марек обходит сестру, заходит в её спальню.

– Что ты делаешь? – дрогнувшим голосом.

– Проверяю, – он усмехается, пользуясь тем, что она не видит. – Ты должна быть в безопасности.

– Ты думаешь, что она рискнёт…

– Влад и Эрик убиты. – Марек подходит к столику с косметикой, берёт в руки пузырёк без опознавательных знаков. – Этого хватает, чтобы думать обо всём.

Откидывает крышку, вдыхает.

– Мои любимые духи, мне привозят их из Индии. – Марек поворачивается и видит слабую улыбку сестры.

Улыбается в ответ. Оставляет флакон в покое. И идёт на выход.

– Ну как, я в безопасности? – Вопрос догоняет, когда он берётся за ручку двери.

– В полной, – мрачно отзывается Марек и выходит.

Маска, которую он натянул для Стаси, сползает, стоит оказаться в коридоре. И оставляет после себя только боль, разочарование и злость.

Оля была права, Бенеш прав, а он… он дурак.

Два резких шага, остановка.

Марек впервые чувствовал себя таким растерянным. И впервые до сжатых кулаков не хотел делать то, что было нужно.

Правда сбивала с ног. Доказывала, что лучше бы ему посидеть в камере до конца дела, но…

Придётся выбирать. И выбор этот будет…

Тряхнув головой, Марек поворачивает налево. Ускоряется, собираясь дойти до отца.

И словно на стену налетает на знакомый до боли запах. Зажмуривается. Выдыхает.

Но нет, не кажется.

Внутри всё переворачивается, и несколько шагов до глухой стены даются непросто. Присев на корточки, Марек видит Олины прикосновения, будто их нанесли жёлтой краской. Они начинают выцветать, значит, она была здесь давно, два-три часа назад.

Он касается камня в тех же местах и практически сразу замечает изменения. Стена становится полупрозрачной – не заметишь, если не приглядываться.

Хмыкнув, Марек встаёт и шагает внутрь прохода.

Не успев додумать, что станет делать, если отец прав и она там действительно с ним.

***

– Нет, я понимаю, что ты маньяк-шизофреник, но додуматься до такого? – из груди вырывается нервный смешок. – Оборотни, может, и идиоты, но далеко не все и не настолько.

– Что тебя не устраивает?

Мы снова сидим рядом. Словно закадычные друзья, вот только друзья обычно не ломают друг другу кости и не портят лица.

– Что Мар не поверит, – фыркаю. Боль в ноге стала почти терпимой. – Что вывернуть всё так, словно охоту на братьев устроила Стася, а не ты, это надо постараться.

– Так постарайся, – хмыкает Чех. – Или мы вернёмся к прошлым развлечениям.

– Слушай, убей меня, только отстань, – прошу со вздохом. – Все эти твои заскоки и биполярка во всей красе уже достали. Определись, маньяк ты или адекватный, тогда и будем разговаривать.

– Ты мне нравишься. – Повернувшись к нему, я поднимаю бровь с откровенным сарказмом. Но он лишь пожимает плечами. – С тобой и поговорить можно, в отличие от… принцесски. – Хмык. – Так что вариант с договориться импонирует мне гораздо больше убийства.

И добавляет после короткой паузы:

– В этот раз.

– А мне нет. И я не буду врать Мару, что Стася провернула всё это одна.

– Так не ври, не договаривай. – Взяв меня за подбородок, он критически осматривает лицо со всех сторон.

– Чтобы в следующий раз ты довёл дело до конца? – фыркнув, я дёргаю подбородком, сбрасывая его пальцы. – По-твоему, я буду сидеть и ждать, пока ты добьёшь Марека и Главу? Совсем с катушек съехал?

– Дворжака, так и быть, оставлю в живых, – не спорит Чех с моими предположениями. – Исключительно ради тебя.

Поднявшись, он отряхивается, с сомнением смотрит на меня, а потом вдруг щёлкает выключателем, заливая всё бледным жёлтым светом.

– Бонус тебе для более плодотворных раздумий, – скалится он, а у меня драма.

Что же фонарь-то таким хилым оказался. Из всех повреждений у него останется едва ли пара шрамов, а это никак не тянет на достойную моральную компенсацию.

Чех идёт к двери.

Попробовать проскочить? Для этого нужны силы, которых у меня осталась капля. Сомневаюсь, что их хватит против цветущего оборотня, который всё это время словно на курорте провёл.

Кривясь от остаточной боли в ноге, я опираюсь на одно колено, примерно, как бегуны перед стартом. Чех то ли не видит, то ли не считает меня угрозой умному себе.

– Не боишься, что выйдешь за дверь, и тебя повяжут?

– Не смогут, – уже взявшись за ручку, оборачивается он. – Я стёр все свои следы из этого дела. На всякий случай. – Ключ поворачивается в скважине.

– Свои, но не Стаси, – понимающе усмехаюсь я.

– Я говорил, что ты умная? – насмешливо поднимает он бровь. – А что мне нравишься?

– Это тебя и убьёт, – не отводя взгляда.

Чех не отвечает, видимо, считая это выше своего достоинства. Поворачивается ко мне спиной, вряд ли принимая за угрозу хилую меня. И приоткрывает дверь.

Время останавливается.

Царапая пол отросшими когтями, чувствую, как скользит между пальцев песок, я отталкиваюсь.

Больная нога подводит, но силы всё же хватает, чтобы прыгнуть на пределе возможностей.

Чех оборачивается.

И я со всей своей инерцией напарываюсь на его локоть.

Противный хруст.

Полёт в обратную сторону. Головой прямо в покрытую свинцом стену.

И это точно конец. Ни одному вампиру не дано жить без половины черепа.

Разочарованный взгляд Чеха.

Удар.

И дверь, рывком открытая с той стороны.

Глава 41

Карточного салона нет, бабки-княгини нет, ничего нет.

Одно плотное серое марево вокруг. Вокруг меня?

Не знаю. Потому что тела тоже нет – ни рук, ни ног, ни головы я не чувствую. Это и есть смерть?

Нехудший вариант, далеко не худший. Тепло, сухо, спокойно. Не хочется ни есть, ни спать, только бороздить неведомое нечто и ничем больше не заниматься.

Жаль, память не отбило, было бы совсем идеально. Потому что я всё ещё Ольга Щенкевич, недовампир, ясновидящая и истинная пара одного неверующего волка. И природной жажде деятельности быстро надоедает здесь болтаться.

Вот только какой выбор?

В ничто вдруг слышится знакомый смешок.

Кто здесь?

Но в ответ тишина. И насмешка. И укор.

«Всё-таки опоздала».

Да что происходит?

Но толком возмутиться я не успеваю. Меня затягивает в воронку, от круговорота которой сразу же начинает тошнить. И за мгновение до того, как содержимое несуществующего желудка планирует вырваться наружу, я открываю глаза.

Сипло и оглушительно громко вдыхаю, словно не в нечто болталась, а топилась на дне океана.