Повседневная жизнь «русского» Китая - Наталья Старосельская

В 1951 году труппа объединилась с профессиональной труппой В. Томского и оркестром под управлением А. Бибикова — театр КРСИ вышел на совершенно новый уровень. А 28 мая 1955 года был дан последний спектакль, после которого коллектив почти в полном составе уехал на Родину.

Юрию Хорошу повезло — ему не пришлось работать в совхозе, он попал в театр, в маленький сибирский город Минусинск, храпящий память о сосланных туда декабристах и петрашевцах. Но Хорош проработал там недолго, он уехал в Мурманск, где служил в областном театре, а затем в Петрозаводск, где сначала работал в театре, а потом его увлекла работа на телевидении.

О работе Хороша в Петрозаводске вспоминал А. Цунский: «Юрия Львовича многое удивляло у нас… Однажды он ставил спектакль, где один из актеров должен был носить фрак, и был очень удивлен и расстроен, когда выяснилось, что ни один человек из запятых в спектакле понятия не имеет, как носить фрак, как в нем себя держать, двигаться. А мы, действительно, не имели об этом никакого понятия, как и о множестве других вещей — женских вечерних нарядах, перчатках, веерах, светских манерах. Ему приходилось всему этому всех нас учить, он стал для нас носителем неведомой культуры…»

В 1935 году в Харбине давал концерт Александр Вертинский. Задолго до этого события появились афиши: «Концерт Вертинского в зале Железнодорожного собрания!» Попасть на концерт было трудно: билеты стоили слишком дорого — далеко не всем харбинцам по карману.

Вертинский являлся для харбинской молодежи фигурой культовой — детство и юность их проходили под знаком романтики Вертинского, Петра Лещенко, Саши Черного, Дона Амипадо… Было в городе несколько кабаре, где выступали русские певцы, подражавшие Вертинскому (особенно удачно делали это Кармелинский и Андреев-Моложатов), с концертами «Песни тоски по Родине» и «Песни улицы» выступали Мария Садовская и Софья Реджи. Это был совершенно особый мир, в котором формировались молодые, оторванные от своей страны русские, — мир ностальгических преживаний, тревожных сигналов словно из другой галактики.

И. Пасынков вспоминает: «Мне посчастливилось побывать на его концертах. Обычно концерт состоял из двух частей: первая часть — песенки Пьеро…

Итак, первая часть. Темный зал, тускло освещенная огнями рампы сцена, красочный занавес. Тихо приоткрывается складка занавеса в центре его, и появляется тонкая высокая фигура Пьеро. Зал взрывается аплодисментами… С опущенной головой, тихим голосом, порой переходящим в речитатив, певец рисует перед слушателями иной, вычурный мир далеких стран, своих впечатлений от встреч с иными народами, мирами…

Второе отделение. Ярко освещенная сцена, черный рояль, высокая стройная фигура певца в черном фраке или смокинге, сверкающий белизной платок в наружном боковом кармане… На рояле — черная вазочка с белыми гвоздиками. Певец вынимает платок из кармана и кладет его на рояль. Вот эта игра черного и белого создает какое-то особое настроение у зала, переносит в мир «черно-белой красоты».

Музыкальные критики отмечали «грациозный дар Вертинского». И это впечатление, именно грации, сразу же захватывает восторженный зал. Все отмечали длинные красивые пальцы певца, выразительность его рук, и те, кто увидел его на сцене, понимали, как он помогает жестами, едва уловимыми нюансами движений рук дополнять свои песенки…»

Наталия Ильина попала на концерт Вертинского благодаря Катерине Ивановне Корнаковой. «Мы сидели в первом ряду амфитеатра, напротив сцены, — вспоминала она. — Под нами рокотал партер, белый Зал ярко освещен огромной люстрой, все пришли в своих лучших платьях, обстановка торжественная, я взволнована… Люстра медленно гаснет, но освещается эстрада, из-за кулис выходит высокая, элегантная, во фраке фигура, утихший было зал взрывается хлопками и вновь затихает при звуках рояля… Звучит знакомый по пластинкам голос: «Рождество в стране моей родной, детский праздник, а когда-то — мой!..», «Над розовым морем вставала луна, во льду зеленела бутылка вина…» После каждой песни буря аплодисментов…

Какой он большой, широкоплечий, а в походке, в манере кланяться что-то развинченное, капризное, чуть ли не женственное, но это идет ему, это в стиле его песенок, он — прекрасен. И зал считал, что — прекрасен! Эта элегантная фигура, прибывшая к нам из парижских ресторанов и притонов Сан-Франциско, не вписывалась в провинциальность Харбина, она чудом появилась на его подмостках, Харбин это чувствовал, был признателен, исходил аплодисментами…»

Да, Вертинский был блистательным актером — это ощущали все. И не воспоминание ли об Александре Николаевиче и его концерте вдохновило Катерину Корнакову на ее спектакль по песням?..

Кто знает…

Но это тоже был голос, звавший на далекую Родину, в Россию. Люди расходились после концерта взволнованные, потрясенные, со слезами на глазах. Они шли по улицам города, который вдруг стал казаться чужим, враждебным, несмотря на то, что построен был их отцами и дедами.

Но он таким не был.

Этот город просто завершал свою блистательную эпоху.

В марте 1936 года в Харбине произошло еще одно знаменательное событие — на гастроли приехал Федор Иванович Шаляпин.

«Ликование населения, притом не только русского, захватило Харбин, — пишет в своих воспоминаниях И. Пасынков. — На вокзале певца забросали цветами, а в лучший отель города «Модерн» он ехал в сопровождении десяти лимузинов, договоренность была о трех концертах в самом большом кинотеатре города «Америкэн». Для того чтобы достать билеты, люди с вечера занимали очередь, греясь у костров».

Федор Иванович Шаляпин остановился в отеле Модерн» на Китайской улице, в роскошном трехэтажном здании, построенном в начале века, украшенном лепкой, с вращающейся дверью, плюшевыми портьерами, ковровыми дорожками, закрепленными, как это было принято, медными прутьями.

Публика с трепетом ждала кумира. Зрительный зал был переполнен. Здесь было много иностранцев, представителей китайских и японских властей.

Программа концерта заранее не объявлялась. Федор Иванович выходил на сцену, держа в руках большую папку, наподобие адресной, и сам объявлял, что будет петь.

И. Пасынков вспоминает: «Первое отделение концерта состояло из оперных арий на итальянском и французском языках. Спел Шаляпин и знаменитую «Элегию» Масснэ. Запомнилось мне, что в это время мы… пристроились на одной из лож, стоя, и в бинокль сбоку любовались великим певцом. Запомнилась стройная мощная фигура, благородный красивый его профиль, редкие седые волосы… Голос звучал мощно, «бархатисто», с огромным диапазоном нот. Как говорили старшие, что слушали его ранее, в России, а затем пластинки, он остался прежним Федором Ивановичем Шаляпиным, голос его почти не ослабел, а «эффект присутствия» великого артиста на сцене впечатлял гораздо больше, чем записи на пластинках.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});