Вниз по темной реке - Одден Карен

Мои размышления прервал голос Блэра:

— У Винсента осталось полно друзей-газетчиков с тех времен, когда он служил в «Телеграф». Полагаю, им с него причитается: ведь это друзья создали ему известность, после чего он и стал директором.

Винсент слил в газеты сведения о моем визите в «Седдон-холл»? Какой-то абсурд. Может, он чем-то и обязан репортерской братии; наверное, я не пользуюсь его особым расположением, но заставить меня скверно выглядеть в глазах общества? Скотланд-Ярду подобная реклама явно не на пользу.

Я не стал отвечать на грязные намеки, поймав взглядом длинный низкий пароход, боровшийся с течением с таким ревом, что завибрировали доски на пирсе.

— Можешь здесь не торчать, — буркнул Блэр. — Я напишу, если выловим еще одну.

— Наверное, для этого рановато, — возразил я, и мы погрузились в молчание.

Колокол на церкви пробил половину десятого, и я позволил себе осторожный вздох облегчения.

К этому часу тела Роуз и Джейн уже обнаружили, и сегодня, без сомнения, люди Блэра внимательно изучали реку. Дай бог, чтобы дело ограничилось двумя жертвами.

А потом мы увидели лодку. Плыла она быстро, держа курс прямо на нас.

— Черт… — прошептал Блэр.

На борту были два констебля. Оба гребли изо всех сил, что-то крича в нашу сторону. Нет, слишком далеко…

— Жива? — гаркнул Блэр.

Констебль утвердительно мотнул головой, и я кинулся к участку.

— Кэб, живо! Поедем в госпиталь! Она жива!

Шестеро речников, сидевших в помещении, раскрыли рты, потом один из них, опомнившись, выскочил за дверь. Раздалось три пронзительных полицейских свистка, потом еще три.

Я вернулся на пирс как раз вовремя: женщину укладывали на носилки. С подола ее платья слетело несколько мокрых листьев и лепестков. Пострадавшую спешно понесли в участок, и я придержал дверь.

— За кэбом уже побежали, — крикнул я Блэру, не сводя глаз с женщины.

Сегодняшняя жертва была старше двух предыдущих, лет двадцати пяти — тридцати, и не столь миловидна, как Роуз или Джейн. Простое серое платье без орнамента разрезано, в отличие от прочих двух случаев, от горла до талии. Порыв ветра отбросил край распоротого лифа, обнажив правую грудь женщины. Один из констеблей остановился и поправил платье. Промокшие и спутанные волосы жертвы до нападения были, видимо, уложены в довольно скромную прическу. Руки связаны. На правой — кольцо. Синяков и повреждений на лице больше, чем у двух погибших девушек, но кровавых пятен на юбках я не увидел. Туфли отсутствовали, и из-под платья высовывались босые ступни.

Точно ли женщина жива?

— Дышит? — бросил я, пройдя за констеблями и Блэром обратно на улицу.

— Пульс прощупывается, — ответил один из речников.

Стало быть, шанс есть…

Женщину уложили в кэб, и Блэр скомандовал кучеру:

— В госпиталь на Денмарк-стрит! Проедешь по Найтингейл, потом направо по Сент-Джордж-роуд. Не жалей лошадей!

Блэр захлопнул дверцу у меня перед носом, и кэб тронулся, громыхая колесами по неровному булыжнику.

Я настолько сосредоточился на пострадавшей женщине, что недоверие и злость на Блэра куда-то отступили; он же по-прежнему смотрел волком.

Обернувшись к неуверенно глазевшему на меня констеблю, я попросил:

— Раздобудьте мне еще один кэб.

Тот трижды дунул в свисток, и через пару минут я уже залезал в подъехавший экипаж.

Неужели убийца на этот раз сознательно оставил жертву в живых? Лодка, связанные руки — здесь без изменений. Но почему платье разрезано иначе? Да и наряд женщины простенький по сравнению с платьями Джейн и Роуз. Опять же, сегодняшняя жертва старше, да и замужем. Почему преступник выбрал именно ее?

Оставалось рассчитывать, что женщина выживет и сумеет нас просветить.

* * *

«Денмарк-стрит», один из старейших госпиталей Лондона, представлял собой скопление зданий, сложенных из разномастного кирпича и расположенных правильным четырехугольником. Когда я подошел к воротам, первый кэб уже отъехал.

Направившись ко входу, я остановился, услышав звук мчащегося за спиной экипажа, и меня посетило неприятное предчувствие. Неподалеку от Уоппинг-стрит находились две редакции, и нам невероятно повезло, что газетчики за последние две недели ни разу не унюхали царившей у штаба речников суматохи. Как правило, те репортеры, которых я знал, ходили, надвинув на глаза кепи, и сутулились, словно стараясь избежать любопытных взглядов. Впрочем, не исключено, что просто стыдились. А может, — и то и другое. Тем не менее, среди этой братии попадались и приличные люди, не раз мне помогавшие.

Из кэба выбрался крепкий человек в бесформенной шляпе, и я облегченно выдохнул.

Том Флинн из «Фалкона».

Том не был моим «близким другом», как я напел Харперу, — скорее, хорошим знакомым, да и «Фалкон» весьма отличался от других изданий, вечно рыщущих в поисках скандальных фактов. Особо в этом смысле выделялись «Бикон» и «Рейнольдс» — вот кто со злорадством представлял нас неуклюжим сбродом. Том обладал отличным слогом, был умен, бесстрашен и тверд. Любой факт он проверял дважды, свои источники держал в секрете и, в отличие от Фишела, не давал ходу информации, когда я объяснял ему, почему с публикацией следует подождать. Впервые мы встретились, когда я служил еще в речной полиции. Том тогда не проявил должной осторожности, задавая кому попало острые вопросы о портовых рабочих и профсоюзах. В итоге его деятельность завершилась парой сломанных ребер и размозженной фалангой пальца. Я рассказал ему о людях, которых лучше избегать, и репортер внял моим советам.

Но как он догадался сегодня приехать на Денмарк-стрит? Услышал свистки констебля? Или удачно проходил с утра мимо штаба речной полиции? Том был ранней пташкой — это я знал точно.

Флинн, сунув руки в карманы, подошел ко мне. Он был на голову ниже меня, но крепок и широк в плечах. Яркие зеленые глаза на круглом лице с маленьким носом могли быть жесткими, словно лед. У Тома наметилась лысина, которую он старательно прятал под шляпой.

— Привет, Том!

— Здравствуйте, инспектор Корраван.

Газетчик криво ухмыльнулся — иронически и с легким намеком в глазах, словно мы поняли друг друга без слов. Наверное, так оно и было. По большому счету занимались мы одним и тем же — искали объяснения происходящим событиям, только с разными целями.

— Что вас сюда привело? — осведомился я.

— Видел причалившую к пирсу лодку, — прищурился он. — Видел, как оттуда выносили женщину. «Денмарк-стрит» — ближайший к отделу речной полиции госпиталь.

В логике ему не откажешь…

Я направился к дверям, и Том спросил, припустив за мной:

— Кто она?

— Пока не знаем.

— Где ее обнаружили?

— Ниже по течению, у доков, — ответил я, взявшись за ручку.

— Интересно, каким ветром вас занесло на Уоппинг-стрит? — искоса глянул на меня Том.

Я промолчал, и газетчик поинтересовался, указав подбородком на больничный коридор:

— Блэр там?

В ответ на мой кивок Том поморщился. Блэра он недолюбливал.

— Том, я знаю, что вам нужно написать хотя бы пару строк. И все же: можно пока не упоминать, что пострадавшая жива? Расскажу вам все, как только смогу. — Я сделал паузу. — Вы будете первым, кто узнает, что к чему.

— Не советую тянуть долго, инспектор Корраван, — поджал губы репортер.

— Не буду, — пообещал я.

Он надвинул шляпу и вышел во двор, я же двинулся на поиски Блэра. Завидев меня в фойе, тот насупился, и на этот раз я не стал скрывать раздражение:

— Винсент наверняка захочет быть в курсе событий. Кстати, снаружи бродит Том Флинн. Он видел, как лодка подплыла к пирсу, однако дал мне обещание не рассказывать о подробностях.

По сути, я сделал Блэру одолжение, о котором он не мог попросить Тома сам. Бывший шеф буркнул под нос «спасибо» и добавил:

— Придется подождать, пока ее не устроят.

Наконец к нам вышла молодая темноволосая сестра.

— Пойдемте.

Мы поспешили за ней, миновав несколько переполненных пациентами палат, и наконец попали в большую комнату, разделенную на несколько частей серыми ширмами. В дальнем от нас конце стоял доктор, на ходу делая пометки в истории болезни. Раздвинув ширмы, к нам вышла дородная медицинская сестра. Увидев Блэра, сделавшего шаг вперед, женщина твердо заявила: