Война за "Асгард" - Кирилл Бенедиктов

— Дружок, — сказала Дана, забирая карточку, — я в восторге от вашей щедрости. А теперь, милый, будь добр, зарезервируй мне серебряную линию до Бангора, и побыстрее, а то у них там сейчас пробки.

В аэропорту можно было, разумеется, нанять шофера, но Дана предпочитала водить машину сама. За последние двадцать лет наземный транспорт сильно сдал свои позиции, потесненный воздушным, а уж автомобили с двигателями внутреннего сгорания и вовсе стали редкостью. Но Дана питала необъяснимую привязанность к этим неуклюжим монстрам, пожирающим огромные порции дорогого бензина и выбрасывающим в атмосферу клубы синего газа. Может быть, корни этой привязанности уходили в незабываемые впечатления детства — отец ее работал шофером-дальнобойщиком и иногда брал ее с собой в кабину, а в исключительных случаях разрешал управлять огромным стосемидесятитонным “Регулом” на площадке перед закусочной или заправкой. Мать, конечно, ругалась, но поделать ничего не могла — Бронислав Янечков был настоящим главой семьи, и если он принимал решение, то оспорить его не удавалось никому. Как-то Дана сказала ему: “Знаешь, я вырасту и стану такой, как ты”. Отец засмеялся: “Девушек-дальнобойщиц не бывает. Точнее, бывают, но я лучше руку себе отрежу, чем допущу, чтобы ты такой стала”. — “А я стану автогонщицей, — заявила Дана. — И буду побеждать на Формуле-один и на Кубке Европы. И буду знаменитой, и уеду в Америку, и заберу туда вас с мамой”. Бронислав Янечков перестал улыбаться. “Пожалуй, у тебя это может получиться. Тебе здесь не место, Дана, это точно. Нас всех очень крепко одурачили, милая. Мы думали, что перед нами открыли ворота в рай, а оказались по уши в дерьме. Мы-то уже никуда отсюда не денемся, а вот тебе прямая дорога в лучшие города мира — Нью-Йорк, Париж, Лондон. Правда, это непросто, но у тебя получится. Я в тебя верю, малышка”. Дана хорошо помнила ощущение счастья, охватившее ее после этого разговора. Несколько дней она жила, почти не замечая окружавшей ее убогой действительности, погруженная в грезы об ожидающей ее блестящей жизни. Она еще не знала, что для таких, как она, пути наверх просто не существовало — курс в любом немецком университете стоил больше, чем ее родители зарабатывали за пять лет, а с дипломом Братиславского университета Яна Амоса Коменского, некогда одного из лучших в Европе, найти работу в Европе было нереально. Девушке-славянке, не получившей образования, оставалось мечтать разве что о карьере высокооплачиваемой проститутки в итальянских или венгерских борделях. Но Дана тогда еще не разбиралась в таких вещах и безоговорочно верила отцу.

Когда ей исполнилось одиннадцать, отец разбился на своем “Регуле” — отказался остановиться по требованию дорожной полиции на автостраде Будапешт

— Кельн и попал под удар парализатора. Огромная машина, проломив трехслойное ограждение, рухнула в Дунай с высоты семидесяти метров. Офицеру-венгру, применившему парализатор, удалось убедить суд в том, что Бронислав Янечков был террористом, намеревавшимся уничтожить пост дорожной полиции, протаранив его своим набитым взрывчаткой грузовиком. Взрывчатки в разбившемся и затонувшем “Регуле”, правда, не нашли, но тело отца Даны семье тоже не вернули. Два года Дана не верила, что отец погиб, и ждала, что он вот-вот вернется — распахнет дверь, ввалится в гостиную — огромный, черноволосый, похожий на сказочного героя, подхватит ее на руки, прижмет к пахнущему дальней дорогой комбинезону, а потом, роясь в бесчисленных карманах, выудит на свет божий какую-нибудь электронную диковинку, привезенную из гигантских мегаполисов Германии специально для нее, Даны… Потом она постепенно стала привыкать к мысли о том, что отец больше не придет. В тринадцать лет Дана тайком от мамы купила билет на автобус, возивший гастарбайтеров в Будапешт, и, примостившись у панорамного окна, внимательно изучила тот участок трассы, на котором произошла трагедия. Стену, разумеется, заделали, и о том, куда врезался “Регул”, можно было догадаться лишь по более светлому оттенку кера-митовых плит напротив поста ДП — голубовато-серебристого цилиндра, опиравшегося на дырчатые титановые фермы. За обманчиво прозрачной броней прятался тот, кто убил Бронислава Янечкова, — безымянный, недосягаемый, отвратительный, как паук. Дана была умной девочкой. Она понимала, что в жизни, в отличие от голливудских фильмов, зло чаще всего остается безнаказанным, и отдавала себе отчет в том, что тринадцатилетний подросток не может отомстить взрослому полицейскому. Но она была очень упряма и к тому же очень любила своего отца.

Она вспоминала его каждый раз, когда садилась за руль. Эластичная, подрагивавшая под пальцами навигационная консоль “Лексуса” была совсем не похожа на неуклюжее, обтянутое шершавой тканью рулевое колесо “Регула”, но прикосновение к ней все равно воскрешало маленькую девочку, замирающую от радости и страха рядом с великаном-отцом в кабине гигантского грузовика. Сейчас это чувство было особенно сильным — может быть, после ревитализации. Странное ощущение — будто в одном теле одновременно живут восторженная десятилетняя девочка, страстная шестнадцатилетняя девушка и опытная тридцатидвухлетняя женщина. Жизнь казалась нереальной, словно три видеоматрицы наложились одна на другую, образовав прихотливую фантастическую картину. Да, сказал ворчливый внутренний голос, смотри, как бы в ближайшее время к этой троице не присоединилась бодренькая старушенция… Дана усмехнулась и крепче сжала мягкое, словно живая плоть, полукружие навигационной консоли.

“Private property! No trespassing!”1 (“Частное владение! Проезд запрещен!” (англ.).— предупреждала табличка у съезда на отливающую серебристым металлом дорогу к поместью Фробифишера. Дана свернула с хайвея, притормозилау широкой черной полосы, пересекавшей дорогу, и нажала кнопку на скриммере. Дождавшись, пока замигает рубиновая лампочка опознавательной системы “свой — чужой”, она снова утопила педаль газа. Дом в Мэне сохранял все черты новоанглийского особняка девятнадцатого века, поскольку Фробифишер не любил бросающихся в глаза технологических изысков, хотя вовсе отказываться от них не собирался.

В мертвенном свете галогеновых фонарей “Лексуса” плясали высоченные, словно выкованные из темного металла сосны. Дорога ныряла в лес, как змея в черный пруд, и огромные тени переплетались на ее серебристой шкуре. Дана опустила боковое стекло, и в салон ворвался густой аромат хвои — здешний воздух хотелось пить.

Минут через пятнадцать за стеной деревьев заблестели огоньки, и вскоре Дана сбросила скорость перед массивными чугунными воротами. Раньше их, вероятно, открывали привратники, но теперь достаточно было импульса скриммера. В доме горел свет — на первом этаже, в гостиной, и наверху, в башенке библиотеки. “Роберт, наверное, уже здесь, — подумала Дана, — четко я его вычислила, умница”.

Но оказалось, что не такая уж она и умница, потому что в гостиной за длинным дубовым столом, на котором наличествовали только початая бутылка виски и нож для колки льда, сидел с бокалом в руке вовсе не Фробифишер, а специалист по связям с общественностью Фил Карпентер. Когда Дана вбежала в комнату, он поднял голову и наградил ее выразительным взглядом удивленного спаниеля.

— Привет, Фил, — Дана помахала ему рукой, стараясь выглядеть дружелюбной. — Решили спрятаться? Я вам звонила весь вечер, вы что здесь, мальчишник устраиваете?

— Здравствуй, Дана. — Карпентер поставил бокал на стол-и захлопнул книгу, которая лежала у него на коленях. Невысокий, аккуратный, словно только что сошедший с глянцевой страницы рекламного каталога Альгари или Хьюго Босс, сорокалетний мальчик на побегушках. Светлые, уложенные в модную прическу волосы, холодноватые серые глаза. — Не ожидал тебя увидеть. Ты же вроде бы должна провести эту ночь с доком Голд-блюмом?

— А ты забыл, что меня называют “быстрая Дана”? У Роберта завтра полно дел, если я буду разлеживаться по клиникам, мы ничего не успеем.

— Дана, — голос Карпентера звучал как-то подозрительно мягко, — разве Роберт давал тебе какие-либо указания относительно того, где тебе следует быть сегодня вечером? И предупреждал ли он тебя, что завтра ты ему понадобишься?

— Фил, какого черта! — Она вдруг отчетливо поняла, что на этот раз Фробифишер действительно не давал ей никаких инструкций, ограничившись стандартным пожеланием оборачиваться побыстрее и не слишком транжирить его деньги. — Мне и не нужны никакие указания, все его встречи и переговоры у меня вот здесь, — она постучала себя по лбу. — Я сама его расписание, и когда он пропадает вот так внезапно, не поставив в известность даже личную охрану…

— То, очевидно, у него есть довольно веские причины так поступать, — перебил ее Карпентер. — Послушай, Дана, ты выглядишь ужасно усталой. Не хочется тебя выгонять, но я-то знаю, что ты недолюбливаешь этот дом с привидениями. Что, если я попрошу Сэма отвезти тебя в Бангор и оплачу тебе номер в отеле? Отдохнешь, отоспишься… В конце концов, у тебя был трудный день, ты заслужила по крайней мере одну спокойную ночь.