Пилигримы - Сергей Шведов

– Вот уж действительно агнец божий, – усмехнулся по этому поводу сержант Афанасий, тоже новгородец. – Да он ни одной женки в городе не пропускал.

В Эфесе крестоносцев встретили без особого радушия. Эпарх Афраний клялся и божился, что продовольствия в городе нет. И что для снабжения крестоносцев ему придется опустошить все здешние амбары и обречь тем самым жителей на голодную зиму. Зато, выполняя волю, басилевса Мануила, он предоставил византийский флот в распоряжение короля Конрада, страдающего от душевных и телесных ран. Император Византии, выполняя свой союзнический долг, готов был принять в Константинополе самых знатных алеманских князей, а что касается рыцарей и сержантов, то их распределили по гарнизонам и крепостям.

От Эфеса французская армия двинулась на восток и далее на Ладиокею. Путь этот частью проходил по земле Иконийского султаната, а потому таил в себе немалую опасность. Неприятности крестоносцев начались уже при переправе через реку Меандр, где, по сведениям полученным от Афрания, сельджуки сосредоточили большие силы. Передовые отряды турок начали тревожить крестоносцев уже на подходе к броду. Филипп де Руси, хорошо знавший тактику мусульман, предупредил Людовика, что сельджуки, скорее всего, контролируют и сам брод, и равнину на противоположном берегу реки. За спиной у султана Махмуда Тральские горы, куда он в случае натиска французов может отвести свои войска. Выбить сельджуков из ущелий будет крайне сложно, зато они, хорошо зная местность, будут беспощадно жалить крестоносцев на всем протяжении их дальнейшего пути, нападая в самых неожиданных местах.

– И что ты предлагаешь? – нахмурился Людовик.

– Мы должны для собственного блага не просто оттеснить сельджуков от реки, а нанести им серьезное поражение. Тогда Махмуду волей-неволей придется вызывать подкрепление, а это потребует немало времени. Думаю, в этом случае мы успеем достичь Ладиокеи раньше, чем сельджуки ударят нам в тыл.

– Все это прекрасно, шевалье, – ласково улыбнулся Филиппу епископ Лангрский. – Но каким образом мы можем помешать сельджукам отступить в горы.

– Надо зайти к ним в тыл немалым числом и навязать сражение на равнине.

– Но для этого нам нужно переправиться через реку, – возмутился безумному предложению граф Фландрский.

– Именно так, – кивнул Филипп. – И сделать это следует скрытно, лучше под покровом ночи.

– И кто поведет наших людей? – спросил граф Тулузский, с подозрением глядя на хитроумного антиохийца.

Граф Альфонс-Иордан был сыном знаменитого Сен-Жилля, героя первого крестового похода. Родился он во время осады Триполи и, видимо, в силу этой причины считал себя избранником Христа. Среди французских шевалье поговаривали, что граф Тулузский собирается прибрать к рукам Триполи, которым правил внук его старшего брата Раймунд. Пикантность ситуации придавало то обстоятельство, что благородный Раймунд был сыном Сесилии, тетки короля Людовика, правившей богатым графством из-за спины собственного сына. А помогал ей в этом Венсан де Лузарш, родной брат благородного Филиппа. Граф Тулузский очень хорошо знал, с кем имеет дело в лице владетеля Ульбаша, а потому и не спешил вверять ему свою жизнь и успех предприятия, в которое вложил немало средств. Трудно сказать, что думал по этому поводу король Людовик, но, будучи человеком от природы осторожным, он, разумеется, не собирался ссориться по пустякам с едва ли не самым могущественным своим вассалом.

– Возглавить атаку на сельджуков может благородный Робер, брат короля, а я помогу ему, если на то будет согласие вождей.

Граф Першский икнул от неожиданности, и это прискорбное обстоятельство помешало ему выразить решительный протест. И пока он собирался с силами, свое веское слово сказал герцог Бульонский, человек на редкость вздорный, да к тому же и ревнивый. Трудно сказать, кто намекнул ему о шашнях несчастного Робера с его женой, но этот олух царя небесного не только поверил наушникам, но и, по слухам, поклялся посчитаться с соперником в самый кратчайший срок. Видимо, в этот миг ему показалось, что время для мести брату короля самое подходящее.

– Это хороший выбор, – заявил он во всеуслышанье. – Благородный Робер отличается как умом, так и полководческим талантом. Только ему по силам выполнить этот маневр и принести нам победу в столь сложной ситуации.

Вообще-то большинство присутствующих в королевском шатре вождей считали Робера человеком недалеким, чтобы не сказать глупым. О его полководческих талантах до сей поры не слышал никто. Тем не менее, большинство вождей дружно поддержали герцога Бульонского, в расчете, что конфуз брата, в котором никто не сомневался, собьет спесь с французского короля и сделает его куда более отзывчивым на просьбы благородных вассалов.

– Значит, вопрос можно считать решенным, – быстро подвел итог дискуссии епископ Лангрский, злорадно при этом глядя на побледневшего Робера. – Не сомневаюсь, что граф Першский оправдает наше доверие и наши надежды.

Король Людовик мог бы, конечно, выручить брата из сложного положения, но, видимо, посчитал, что подобная поддержка бросит тень на весь род Капетингов, прославившегося в веках доблестью своих представителей.

– Нам потребуется три тысячи рыцарей и сержантов, умеющих плавать, – сказал Филипп, обводя вопросительным взглядом сразу же притихших вождей.

Однако герцоги и графы, собравшиеся на совет, с ответом не торопились. Затею с ночной переправой многие считали обреченной на провал, а потому не желали приносить в жертву чужому тщеславию своих вассалов.

– Думаю, что участие в ночной переправе должно быть добровольным, – выразил общее мнение герцог Бульонский. – Благородному Роберу придется самому обратиться с призывом к доблестным мужам. Я не буду препятствовать порыву благородных шевалье, если таковые найдутся среди моих людей, но и принуждать их к опасному предприятию тоже не могу.

Все вожди крестового похода согласились с Бульонским, и даже король Людовик угрюмо кивнул. Благородному Роберу доверили в одиночку расхлебывать кашу, заваренную совсем другим человеком.

– Он погубил меня, – ткнул пальцем в Филиппа несчастный Робер, сидя на складном стуле посреди чужого шатра. Глеб де Гаст и Олекса Хабар с интересом уставились на антиохийца, ставшего невольно могильщиком одного из самых достойных представителей королевского рода.

– Его еще рано хоронить, – усмехнулся шевалье де Руси. – Для начала мы искупаем его в реке, потом осыплем золотом из султанского обоза и провозгласим величайшим героем среди всех крестоносцев.

– Каким еще золотом? – насторожился Робер, совсем было потерявший надежду на спасение.

– Султан всегда расплачивается наличными с мамелюками и туркменами, иначе последние бросят его в бою. Кроме того он возит с собой целый обоз наложниц, прекрасных как гурии из мусульманского рая. А также кучу золотой и серебряной посуды, дабы награждать беков и простых воинов, проявивших доблесть в сражении.

– И что с того? – насторожился Хабар.

– В данном случае доблесть проявим мы, а потому с полным правом можем прибрать к рукам всю добычу.

– А ты меня не обманываешь, Филипп? – спросил дрогнувшим голосом благородный Робер.

– Я более двадцати лет сражаюсь с мусульманами, граф Першский, а потому знаю, как их достоинства, так и слабости. Скажи своим шевалье, что на том берегу их ждет не только слава, но и большая добыча. Думаю, в добровольцах у нас отбоя не будет.

Герцог Бульонский проснулся утром в прекрасном настроении. К сожалению, плотно позавтракать ему помешали трубы, загудевшие вдруг по всему лагерю. Граф Блуасский, заглянувший в шатер соседа, вежливо сообщил герцогу, что пикинеры и арбалетчики уже двинулись к реке. Король Людовик призывает доблестных рыцарей присоединиться к отчаянной атаке.

– Но это же безумие, – расстроенно крякнул герцог, никогда не отличавшийся особенной воинственностью. – Сельджуки просто утопят нас в реке.

– И, тем не менее, переправа уже началась, – развел руками граф. – Король приказал нам с тобой прикрыть левый фланг пикинеров.

Герцог Бульонский был потрясен глупостью надменного Капетинга, гнавшего пехотинцев прямо под копья и мечи сельджукских всадников. Стоило только французам ступить в воду, как на них обрушился град стрел. Пехотинцы прикрылись щитами, но урон, по мнению благородного Гийома, все равно был неоправданно велик. К тому же будущее не сулило ничего хорошего, ни пикинерам, ни прикрывавшим их рыцарям. Граф Блуасский приказал своим шевалье и сержантам выстроиться клином, дабы избежать больших потерь, и герцог поспешил последовать его примеру. На противоположном берегу реки скапливались сельджуки Махмуда, скоро там буквально яблоку негде было упасть из-за конских туш и человеческих тел. Герцог Бульонский с ужасом ждал того момента, когда сарацины обрушатся всей своей мощью на несчастных крестоносцев, дабы утопить французскую славу в реке под названием Меандр.