Трэвис Мак-Ги - Джон Макдональд

- О'кей. С чего мне начать искать?

- Погоди-ка. Он еще должен беситься на пирушке в доке. У него такая красотка... "Земляничный Торт".

- Так это его? Я ее видел. Где-то в верхних доках, да?

- В Атлантик-Клубе на Помпано. Или он на еще одном своем разбитом корыте. У него есть ранчо на полпути к Эндитауну, справа от дороги, сразу за мостом через Нью-Рива-Кенел. Частное владение. Он его, кажется, еще никак не назвал. Там две полуразвалившихся конюшни и полное запустение. У него на это ранчо грандиозные планы. Выстроить клуб с конференц-залом, аэродром, большой коттедж, ну и, конечно, натаскать туда девочек. Слушай, Мак-Грей, из какой чертовой Преисподней лезут эти девчонки? Где он их только берет? Или таких специально выводят для всех Томов Коллайров на свете? Где-то в аду должен быть конвейер. Ладно, не забудь спросить у него весточку для меня. И передай, что с Нэнси все в порядке. В полнейшем, совершеннейшем порядке.

Я позвонил в Атлантик-Клуб и попросил смотрителя доков. Я сказал, чтобы добыл мистеру Коллайру рипликатор и теперь не знаю, куда его везти: на яхту или на ранчо. Он ответил, что скорее всего на ранчо, потому что яхта сейчас на стапеле, ей конопатят днище.

Выехав на восемьдесят четвертое шоссе, я стал смотреть в оба, потому что не очень твердо знал, где может оказаться место "на полпути". И через две мили увидел знак: лошадиное копыто. Четыре золотых отпечатка на черном поле. Не иначе как щит, подумал я. Мостик был тоже вполне в духе короля Артура: узкий деревянный мост, засыпанный гравием. Перед мостом от дороги круто сворачивала колея, в начале которой красовалась еще одна тщательно сделанная табличка. Не заметить ее было невозможно.

ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ!

ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ!

Проход запрещен. Рыбная ловля запрещена.

Охота запрещена. Стоянка запрещена.

Ходатайства запрещены. Прошения запрещены.

Визиты запрещены строжайше

за исключением особых

письменных приглашений.

НАРУШИТЕЛИ

будут обнаружены немедленно

и переданы властям штата под арест.

Хорошенькое "добро пожаловать!" На душе сразу теплеет. Что ж, я свернул с дороги и поехал по колее, обдумывая варианты беседы с неизбежно предполагаемым сторожем. Но никого не бвло. У меня из-под колес вспархивали тучи птиц. Я проехал уже около полутора миль. Колея разумно бежала по гребню пологого длинного холма, сухая и не разбитая. С холма она ныряла в заросли тропических деревьев, и, когда выехал наконец из-под ветвей, то увидел справа белую невысокую изгородь. Поверх изгороди на меня с любопытством смотрели четыре лошади, с фырканьем и тихим ржанием. Я двинулся вдоль изгороди по своей стороне, а они - по своей. Это было похоже на какую-то игру. Вдали я уже видел угрюмые нагромождения каких-то строений. Я позволил лошадям обогнать себя, хотя у них была только одна лошадиная сила на каждого, а у меня - целый табун. Но я хотел, чтобы они чувствовали свое превосходство. Изгородь кончилась. За ней начинался асфальт с полосатым ветряком на высокой антенне. За асфальтовой площадкой высился ангар, перед которым стояли шесть раскрашенных самолетиков, привязанных цепями к круглым кнехтам, вбитым в асфальт. Дорога свернула, и я за ангаром я увидел около трех десятков разнообразных экипажей, не меньше половины из которых, как я успел заметить, имело четырехколесный привод. А половину от оставшейся половины составляли спортивные автомобили.

Было уже без четверти шесть, самое время для вечеринки. До меня доносился смех и звонкие выкрики. Я припарковал Агнессу между "тойотой" и древним "джипом", стоявшим с настежь распахнутыми внутренностями. Я пошел на голоса. Музыка грохотала с такой силой, что даже если здесь и был какой-нибудь сторож с дробовиком, его возмущенного свиста никто бы не слушал. Вечеринка, судя по всему, была в самом разгаре. Толпы народу. Искусственный пруд, лужайка перед домом, сам ярко освещенный дом кишмя кишели гостями. Прямо посреди лужайки были установлены два бара - со стойками и юными ковбоями в кожаных штанах, клетчатых рубашках - все, как полагается. А через всю лужайку тянулся длинный стол, с которого каждый брал себе, что хотел.

Ко мне подскочила какая-то девчонка, едва доходившая мне до подмышек, ткнула в руки бокал и возвопила:

- А ну, до дна! Ты только представь себе, лапушка, я из кожи вон лезу, чтобы сделать все точь-в точь, как ему нравится, а этот чертов сукин сын исчезает, как только я отворачиваюсь! Да не стой ты столбом! Пей, раз дают!

И прежде, чем я успел поблагодарить ее за превосходный сухой мартини, который не стал хуже ни на йоту от того, что был смешан не для меня, она умчалась тормошить других и заглядывать в лица в поисках сбежавшего парня. Я влез в самую гущу гостей и огляделся. Такие толпы случались и у меня, а поскольку на подобные сборища сзывается как правило пол-округи, я уловил два или три знакомых лица. Завсегдатаи пляжных баров. Баронесса, которая обожает петь в гостях и делает это из рук вон плохо. Парочка девушек из клуба водных лыж. Но большинство гостей смахивало на юных выпускниц и учениц колледжей, - в качестве представительниц лучшей половины человечества, - а также секретарей, клерков и продавцов из мелких магазинов - в качестве всех остальных. И при этом все они были какие-то безликие, вернее, просто очень похожие друг на друга. Разговоры велись в основном о прическах, кредитных карточках, об интригах высшего света и злопыхательстве низшего, и о прелестях сельской жизни. Эти люди даже на отдыхе не могли забыть о своей работе.

Наконец мне удалось вычислить Тома Коллайра, Радушного-и-Щедрого Хозяина. Он был похож на канарейку в своем лимонно желтом костюме, нагрудный карман которого украшают тот же герб, что и щит при дороге. Коллайр как раз выходил из дома, улыбаясь и милостиво кивая блондинке, всей тяжестью повисшей у него на руке и пытавшейся что-то прощептать ему на ухо. Он слушал, медленным хозяйским взором обводя толпы гостей. Скользнув по мне, его взгляд замешкался, вернулся, стал изучающим. Я кивнул и улыбнулся. Он улыбнулся и качнул головой в ответ.

Не так-то легко было опознать в нем Тома Коллайра Адвоката. Нет, не отметить в толпе гостей, а именно опознать. С тем же успехом он мог продавать по дешевке подержанные двигатели в Сан-Пауло, рассказывая всем, что на вырученные деньги поедет в Гонконг за мотоциклом. Или быть статистом в сериале мыльной оперы. Причем, пожалуй, не в одном, а сразу в дюжине. Или мальчишкой за стойкой бара на собственной вечеринке.

Я никогда заранее не знаю, как именно в каждый следующий раз начну "раскручивать" нового человека, чтобы читать в нем, как в раскрытой книге. Разные приемы для разных людей, говорится обычно в таких случаях. Считайте, что во мне действует смесь расчета и интуиции. Передо мной был блестящий, ловкий, неглупый мерзавец в зените своей силы и славы. Как все богачи второго или даже первого поколения, он хотел изощряться, хотел жить на широкую ногу. Он сейчас пробовал все удовольсвия одно за другим, и они ему пока не приелись. И поэтому я обдумывал самый настоящий блеф, блеф из блефов, потому что этот человек обожал блефовать сам. У него был мудрый прищур человека, знающего и видящего всех насквозь, человека, который познал, наконец, в чем заключается смысл жизни. Что касается "видения насквозь", то видел он явно не дальше собственного носа. А что касается смысла жизни, то на его физиономии был написан цинизм такими крупными буквами, словно он всем выговаривал сквозь зубы: "Веселитесь, веселитесь. Больше вам не удастся это сделать. Куда как хорошо веселиться за чужой счет. Ну так я лишу вас этого удовольствия, ха-ха. Даже на праздники". Его надо было как-то выманить с этой вечеринки, потому что видно было: она ему уже надоела.

Но я знал, что он и есть тот самый икс-фактор в Майеровом уравнении, тот добавочный фактор, который изменяет конечный результат - или просто уничтожает его.

Быстро перебрав в уме с полдюжины способов вытащить его из радостно-брезгливого веселия праздника, я наконец выбрал самый верный и незамедлительно приступил к его реализации. Поймав на себе его взгляд, я сделал тот известный жест, которым в Латинской Америке испрашивают несколько минут внимания: сжатый кулак с выставленными большим и указательным пальцами. Он стряхнул с себя замирающую блондинку, прихлопнув ее по округлой попке и отослав за каким-то блюдом. Глядя как можно более безразлично, он приблизился ко мне.

- Я вас уже видел, но вот только где? - заявил он вместо приветствия.

- То там, то здесь. Не так уж часто. Говорить не говорили. Имя Мак-Ги.

Конечно, он хорошо подготовился к любому удару. Я же не был уверен, что увижу, откуда придет возмездие. Правда, я знал одну вещь почти наверняка: Менсфилд Холл непременно упоминал мое имя, когда... как бы это... информировал Коллайра о моем небольшом визите. И потому, что имя "Мак-Ги" смутно - а, может быть, явственно - ассоциировалось у него с Тедом Левелленом и его дочерью, он незамедлительно свернул все свои дела с "Семью Морями". Задыхающийся в собственной хитрости делец не станет искать компромисса. Нет, вместо этого он просто захлопнет дверь со своей стороны.