Мед для медведей - Энтони Бёрджес

Карамзин удовлетворенно закивал, и впервые за все время в его взгляде, обращенном на Пола, мелькнуло уважение. Правда, он быстро справился со своей слабостью.

– В конечном счете противоположности компенсируют друг друга, – мечтательно проговорил Пол, – по сути, и вы и мы движемся к одной и той же цели – созданию нового, безгрешного человека. Только разными путями. В обществе, где господствует свободное предпринимательство, рано или поздно начинается подсчет денег. Мы чувствуем, что неправильно, если пятнадцатилетний исполнитель популярных песенок за неделю зарабатывает больше, чем большинство из нас за год. Но в этом сущность свободной экономики. Поэтому рабочие и бастуют, ведь теперь тяжелой работой не прокормишь семью.

– У нас, – ответственно заявил Зверьков, – такое невозможно.

– Отнюдь, – сказал Пол, – обе системы в конце концов приходят к необходимости считать деньги.

Карамзину явно надоели непонятные разговоры, и он решил вмешаться.

– Хватит, – рявкнул он и с размаху опустил свой внушительный кулак на стол. Ручки в стакане снова жалобно брякнули. – Эта болтовня ни к чему не приведет. Он здесь сидит не для того, чтобы попусту трепаться, он должен нам сказать, кто стоит за всеми этими развратными книжонками, наркотиками и контрабандой.

– Мой товарищ прав, – вздохнул Зверьков, – мы просим вас сказать, кто послал вас, а еще раньше вашего друга развращать наших людей. Кто отвечает за все? Больше нам от вас ничего не нужно.

Пол грустно усмехнулся и покачал головой.

– Я очень хочу вам помочь, – сказал он, – и признаю, что прибыл сюда с намерением продать дрилоновые платья вашим гражданам… гражданкам. Я не видел в этом ничего дурного. Если у меня есть товар, а у людей имеются деньги, чтобы его купить… Значит, все в порядке?

– Вы готовы, – быстро спросил Зверьков, – подписать протокол, в котором это будет указано?

– О том, что я собирался это сделать? – удивился Пол. – Конечно нет. Нереализованные намерения – дело Господа нашего, а вовсе не людей. Вы – безбожники, не так ли? Вы предпочитаете верить, что существует некто всемогущий, ответственный за множество враждебных актов, направленных против вашей страны? Всемогущий, всезнающий, вездесущий. В свободном обществе на Бога не хватает времени. Мы оставляем Бога для Святой Руси. Один ваш Ленин…

В дверь постучали. Карамзин проревел: «Да!» В его голосе слышалась непоколебимая уверенность в собственной значимости и правоте, словно сам Господь Бог дал разрешение войти в комнату. На пороге возник прыщеватый молодой человек в высоких сапогах, судя по всему сделанных из картона. В руке он держал чемодан Пола, оставленный на хранение в метро.

– Итак, – многозначительно протянул Зверьков.

– Вы там не найдете ничего противозаконного, – пожал плечами Пол, – только мои личные вещи.

Карамзин приказал юнцу забрать грязную посуду и принести еще чаю. Тот подхватил поднос и исчез. Карамзин хищно оглядел чемодан Пола, достал оттуда пиджак и, порывшись по карманам, извлек паспорт и открыл его.

– Посмотрим, – сказал он, перелистывая страницы, – Италия, Франция, Западная Германия… И вы хотите, чтобы мы поверили, что туда вы тоже ездили только как турист? Посмотреть достопримечательности?

– Конечно, – улыбнулся Пол, – посудите сами, зачем пытаться развратить тех, кто уже давно развращен?

– А это что такое? – спросил Зверьков, с интересом рассматривая вложенный в паспорт листок плотной бумаги. Пол нахмурился, но так и не смог вспомнить, что он туда положил. – «Англорусс. Ужин в отеле «Европа». Приглашение на имя полковника Д.И. Ефимова». – Пол сразу же вспомнил бесполого доктора и старину Мэдокса. – А что, позвольте вас спросить, вы делали с приглашением, в котором полковника Ефимова сердечно приглашают прибыть на званый ужин?

– Это долгая история, – вздохнул Пол, – но, уверяю вас, вполне безобидная.

– Я бы не стал это утверждать, – заявил бдительный Зверьков, – поскольку вы назвались именем полковника Ефимова. Теперь я все понял. Вы угостили нас прощальным ужином, сообщили, что покидаете Россию, а сами отправились в город под именем полковника Ефимова.

– Взгляните на меня! – воскликнул Пол. – Неужели меня можно принять за полковника Ефимова! Кстати, вы можете сказать, кто это такой?

– Полковник Ефимов, – сказал Карамзин и ткнул пальцем в Пола, – полковник Ефимов, – сдавленно повторил он.

Его живот начал содрогаться, как не желающий запускаться двигатель. Через некоторое время затряслась вся верхняя половина его немаленького туловища, затем к этому добавились тонкие всхлипывающие звуки. Карамзин зашелся в приступе истерического хохота.

– Полк-вник Еф… – все булькал Карамзин и продолжал указывать толстым пальцем в сторону Пола, – полковник Еф… – полностью выговорить фамилию он уже не мог.

Зверьков тоже заулыбался. Постепенно его улыбка становилась все шире и шире, и через несколько секунд его громкое «ха-ха-ха» добавилось к оглушительному «хе-хе-хе» его коллеги. Оказывается, тайная полиция может издавать ужасные звуки, если смеется.

– Кто такой этот Ефимов? – хмуро поинтересовался Пол.

В этот момент снова раздался стук в дверь. Карамзин и Зверьков не обратили на него никакого внимания. Стук повторился.

– Да заткнитесь вы оба! – закричал Пол.

– Ефи… – выдавил из себя Карамзин, ткнув пальцем в сторону Пола.

Больше он не сумел произнести ни слова. Способность к членораздельной речи окончательно покинула бедолагу. Дверь приоткрылась, и в комнату нерешительно заглянул тот же юнец в картонных сапогах. В руках он держал поднос. Почему-то это оказалось последней каплей для изнемогавшего от смеха Карамзина. У несчастного угрожающе вздулись вены на шее, которая, так же как и физиономия, стала багрово-красной, он кашлял, задыхался, из глаз ручьями лились слезы, но успокоиться не мог. В отличие от окончательно потерявшего над собой контроль коллеги Зверьков был более сдержан, но все равно смеялся очень громко.

Юноша с подносом направился к столу. Карамзин, продолжая корчиться в истерике, очевидно, неожиданно даже для самого себя, нанес резкий удар ногой по краю подноса. Как только носок его начищенного до блеска ботинка пришел в соприкосновение с поверхностью подноса, наполненные чаем стаканы дружно поехали по наклонной плоскости. Стоящие с краю полетели на пол. Юный полицейский явно растерялся. Он остановился, тщетно пытаясь вернуть подносу равновесие и удержать на нем оставшиеся стаканы. Но Пол, сидевший ближе всех к месту аварии, оказался с ног до головы облит теплым чаем.

Он вскочил и попытался стряхнуть еще не успевшую впитаться влагу на Карамзина.

– Вы что тут, все с ума посходили? – завопил он. – Это же не детский сад! Вроде бы серьезное учреждение!

Испуганный юноша попятился к двери, пряча за спину поднос с оставшимися стаканами.

Зверьков громко смеялся, но тем не менее ситуацию контролировал.

– Принеси швабру, – скомандовал он молодому человеку.

На полу чай растекся лужицами, но стол почти не пострадал. Юноша кивнул и исчез за дверью.

– Хорошо, – сказал Зверьков, моментально став серьезным, – давайте забудем об этой маленькой неприятности. – Он сказал несколько резких слов по-русски Карамзину. Тот изо всех сил старался выполнить приказ старшего товарища: ожесточенно тряс головой, кусал губы, вытирал слезы грязным носовым платком, но успокоиться все-таки не мог.

– Вы не ответили на мой вопрос, – подал голос Пол. – Кто такой этот Ефимов?

– Начальник нашего отдела, – пояснил Зверьков и снова заулыбался. – Конечно, нам не стоило смеяться, это не совсем прилично, но у нас, русских, смех всегда в большом почете. Понимаете, полковник Ефимов – очень большой человек. И очень мужчина.

– А я, по-вашему, нет? Вы это хотите сказать?

– Нет, – поморщился Зверьков, теперь только его глаза продолжали улыбаться. – Я имел в виду, что полковник Ефимов – очень большой и сильный. Он может кулаком убить человека. В нем росту больше шести футов. Это настоящий русский мужик. Прошу заметить, – поспешно добавил он, – я ничего не говорю лично о вас. Возможно, вы очень умный и храбрый человек. И уж наверняка исключительно дерзкий и наглый, раз посмели выдать себя за полковника Ефимова.

– Я ни за кого себя не выдавал, – вздохнул Пол, почувствовав невероятную усталость. – Тот парень, Мэдокс, с которым мы вместе плыли на теплоходе, случайно встретил меня уже здесь, в Ленинграде, и вручил это приглашение. Впрочем, не понимаю, зачем я вам все это говорю. Вы же все равно не верите ни одному моему слову.

– Мэдокс? – удивленно переспросил Зверьков.

Карамзин, успевший к тому времени справиться с истерикой, пожал плечами. Они не знали, кто это такой.

– «Англорусс…», «Англорусс…» – вполголоса повторил Зверьков. – Это организация, которая занимается установлением дружеских отношений между Великобританией и Советским Союзом. У нас нет ничего против нее. Это как-то связано с пожилой женщиной в инвалидной коляске, о которой вы рассказывали?