Не на жизнь, а на смерть - Иэн Рэнкин

– Вот, инспектор. – Один из ассистентов протягивал ему фотокопию письма.

– Спасибо, – сказал Ребус.

– Сейчас мы сканируем оригинал: вдруг удастся выявить что-нибудь интересное. Мы сразу же дадим вам знать.

– Хорошо. А как насчет конверта?

– Анализ слюны займет некоторое время. Часа через два у нас появятся какие-то результаты. Там была еще фотография, но копия с нее получится плохая. Мы выяснили, из какой газеты она была вырезана и что вырезали ее достаточно острыми ножницами – очень маленькими, вроде маникюрных, судя по длине надрезов.

Ребус кивал, уставясь на копию письма.

– Еще раз спасибо, – сказал он.

– Никаких проблем.

Никаких проблем? Это неверно; проблем выше крыши. Он пробежал глазами письмо. Буквы были ровными и четкими; очевидно, машинка была новой, современной модели; что-то вроде той, на которой он печатал сегодня утром. А что касается содержания письма…

Я НЕ ГОМОСЕКСУЛИСТ, УСЕКЛА? ОБОРОТНЯ УЗНАЮТ ПО ТОМУ, ЧТО ОН ДЕЛАЕТ. А СДЕЛАЕТ ОН ВОТ ЧТО: УБЬЕТ ТЕБЯ. НЕ БОЙСЯ, БОЛЬНО НЕ БУДЕТ. ОБОРОТЕНЬ НЕ ПРИЧИНЯЕТ БОЛИ; ПРОСТО ДЕЛАЕТ ТО, ЧТО ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ. ПОМНИ ОБ ЭТОМ, ЖЕНЧИНА, ОБОРОТЕНЬ ЗНАЕТ ТЕБЯ, ГДЕ ТЫ ЖИВЕШЬ, КАК ТЫ ВЫГЛЯДИШЬ. ПРОСТО СКАЖИ ПРАВДУ, И С ТОБОЙ НИЧЕ НЕ СЛУЧИТСЯ.

Письмо было отпечатано на стандартном листе формата А4, сложенном в четыре раза, чтобы поместить в конверт. Оборотень вырезал фотографию Лизы из газеты. Потом отрезал голову и нарисовал темный кружок на животе. Фотография обезглавленного тела прилагалась к письму.

– Ублюдок, – рычал Ребус. – Боже, ну ты и ублюдок.

Он взял письмо и, пройдя по коридору, поднялся по лестнице в кабинет, где сидел Флайт. Тот опять растирал руками лицо.

– А где Лиза?

– Вышла в туалет.

– Она…

– Расстроена, но держится молодцом. Врач дал ей какие-то пилюльки. Ну, что у тебя там?

Ребус протянул ему фотокопию. Флайт пробежал ее глазами – быстро, сосредоточенно.

– И что, по-твоему, все это может значить? – спросил он.

Ребус сел на жесткий стул, который все еще хранил тепло Лизиного тела. Протянул руку за письмом, подвинул стул ближе к Флайту, чтобы они могли вместе изучить письмо.

– Тут возникают сомнения, – начал он. – На первый взгляд похоже на работу полуграмотного человека.

– Согласен.

– Однако все не так просто. Взгляни на пунктуацию, Джордж. Ни единой ошибки, все правильно, вплоть до запятой. И посмотри, он использует двоеточие и точку с запятой. Одно с другим не вяжется: он пишет «женчина» вместо «женщина» и в то же время знает, где ставится точка с запятой.

Флайт внимательно посмотрел на письмо:

– Продолжай.

– Так вот, Рона, моя бывшая жена, а она преподавательница, частенько сетовала, что сейчас в школах не учат основам грамматики и пунктуации. По ее словам, нынешние дети растут в полной уверенности, что им никогда не пригодятся ни двоеточие, ни точка с запятой, и понятия не имеют, где они ставятся! Так что я полагаю, что мы имеем дело либо с очень образованным человеком, либо с человеком среднего возраста, получившим образование в те времена, когда в школе еще учили пунктуации.

Флайт улыбнулся краешком рта:

– Опять читал свои психологические книжки, да, Джон?

– Это ведь не черная магия, Джордж. Я опираюсь на здравый смысл и пытаюсь самостоятельно интерпретировать ситуацию. Так я могу продолжать?

– Я весь внимание.

– Так… – Ребус снова принялся водить пальцем по строчкам. – В письме есть нечто, подсказывающее мне, что его написал убийца, а не какой-нибудь псих.

– Да-а? – недоверчиво протянул Флайт.

– Ладно, попробуй сам угадать, почему я так решил.

Он протянул письмо Флайту. Тот усмехнулся и, помедлив некоторое время, взял его:

– Я думаю, дело в том, что он рассказывает об Оборотне от третьего лица.

– Ты просто читаешь мои мысли, Джордж. Именно это я и имел в виду.

Флайт поднял глаза и внимательно посмотрел на него:

– Кстати, Джон, какого черта с тобой стряслось? Ты что, ввязался в драку? Я думал, шотландцы уже несколько лет как не прибегают к боевой раскраске.

Ребус потер ушибленную челюсть:

– Позже расскажу. Но взгляни, в первом предложении он говорит о себе от первого лица. Его явно задел за живое намек на гомосексуальность. Но дальше он говорит об Оборотне от третьего лица. Так обычно поступают серийные убийцы.

– А как насчет описки в слове «гомосексуалист»?

– Может, это и вправду описка, а может, сделано нарочно, чтобы сбить нас со следа. Тот, кто печатает двумя пальцами, мог запросто пропустить одну букву, если он печатал быстро или был чем-то разозлен. – Ребус помолчал, вспомнив о листках в своем кармане. – Я сужу по собственному опыту.

– Согласен.

– А теперь посмотри, что там написано: «Оборотня узнают по тому, что он делает». Во всех книгах сказано, что для таких людей убийство – это способ самовыражения. Вот что значит это предложение.

Флайт шумно вздохнул:

– Все верно, но это не приближает нас к разгадке, так? – Он предложил Ребусу сигарету. – Я хочу сказать, мы можем выстроить сколь угодно четкий психологический портрет этого ублюдка, но это не даст нам ни малейшего намека ни на его имя, ни на его адрес.

Ребус подался вперед на стуле:

– Но мы все время сужаем круг подозреваемых. И очень скоро нам удастся выявить один-единственный возможный тип. Взгляни на последнее предложение…

– «Просто скажи правду, и с тобой ниче не случится», – процитировал Флайт.

– Если не обращать внимания на пропущенные буквы (а это, безусловно, тоже сделано со смыслом), не кажется ли тебе, что сама эта фраза чересчур формальна? Чересчур официальна?

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Я клоню к тому, что так выразился бы кто-то вроде тебя или меня.

– Полицейский? – Флайт резко откинулся на стуле. – Да ладно тебе, Джон, ведь это чушь собачья!

Ребус понизил голос, чтобы он звучал более убедительно:

– Кто-то, кому известен адрес Лизы Фрейзер, Джордж. Подумай об этом. Кто-то, владеющий подобной информацией или знающий, как ее раздобыть. Мы не можем исключать возможность…

Флайт вскочил со стула:

– Извини меня, Джон, нет. Я просто не могу представить себе, что… что за этим может стоять полицейский. Нет, извини, Джон, но это даже не обсуждается.

Ребус пожал плечами:

– Ладно, Джордж, как скажешь… – Но он знал, что заронил зерно сомнения в душе коллеги и когда-нибудь это зерно прорастет.

Флайт снова откинулся на стуле, уверенный, что на этот раз ему удалось одержать победу над Ребусом.

– Какие еще соображения?

Ребус снова внимательно прочитал письмо, посасывая сигарету. Он вспомнил, как в школе, на уроках английского, любил писать краткие пересказы и выводы из текста.

– Да, – сказал он как бы между прочим, – это письмо является, на мой взгляд, своего рода предостережением, предупредительным выстрелом. Он начинает с того, что грозится убить ее, но в конце явно смягчается и говорит, что с ней ничего не случится, если она скажет правду. Мне кажется, он жаждет опровержения. Хочет, чтобы газеты опровергли намеки на его гомосексуальность.

Флайт взглянул на часы:

– Тогда ему грозит другая опасность.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что рассказ Джен Кроуфорд появится в дневных выпусках. Кэт Фаррадэй расстаралась.

– Правда? – Ребус начинал пересматривать свое отношение к Фаррадэй. Может, она не такая уж противная мстительная ворона, какой казалась ему раньше. – Значит, сейчас мы утверждаем, что у нас есть живой свидетель, и он должен с этим смириться. Я считаю, что он запаникует и потеряет остатки того, что у него еще осталось тут. – Ребус постучал себя по голове. – У него окончательно съедет крыша, как сказал бы Лэм.

– Ты уверен?

– Да, я уверен, Джордж. Нам нужно, чтобы все были начеку. Он способен на все.

– Даже думать об этом не хочу.

Ребус внимательно разглядывал письмо:

– Еще один вопрос, Джордж. Что означают буквы и цифры на штемпеле?

– Означает, что почтовое отделение расположено в Сити, – подумав, ответил Флайт, – Фаррингдон-стрит, мост Блэкфрайерс и вся округа. Ладгейт, собор Святого Павла.

– Так, понятно. Он уже не раз заставлял нас идти по ложному следу. Например, мы рассчитываем найти его по следам укусов, а зубы-то оказались почти наверняка вставными. Но теперь, когда мы его раздразнили…

– Ты думаешь, он живет в Сити?

– Живет или работает, а может, просто ездит через Сити на работу по утрам… – Ребус покачал головой. Ему не хотелось рассказывать Флайту о промелькнувшей перед его мысленным взором картине; курьер-мотоциклист, работающий в Сити, мотоциклист, который способен чуть ли не в одно мгновение добраться до любой части Лондона. Как тот человек в кожаном костюме, который в самую первую ночь стоял на мосту через канал.

Такой человек, как Кенни Уоткис.

Но вместо этого он сказал: