Вторжение - Джулиан Мэй

– Правда, дядя Роги? Я знал, ты обязательно что-нибудь придумаешь!

– Ну пойдем, пойдем ко мне. В десять поезд, а надо еще успеть позавтракать. (Да уж, я придумаю! Я последний, кто способен втолковать Дону, что он ранит чувства старшего сына, уродует младшего и позволяет калечить дочерей. Ведь он открывает мне свои мысли только в сильном подпитии, и в них я читаю, черным по белому, что у его драгоценного Виктора нет и не может быть никаких изъянов.)

Они прошли в крохотные апартаменты Роги и оставили чемодан Дени на раскладушке, на время поставленной в номер. Мальчик дотошно обследовал каждый уголок, потом зачарованно прилип к окну.

– Да, вид из окон обходится отдыхающим недешево – двести долларов в сутки, – сказал Роги. – А мне – бесплатно. Комната, правда, тесновата, и лифта нет, зато у меня в главном корпусе просторный кабинет с библиотекой, а вечерами, когда сидишь здесь и смотришь, как метель бушует в горах, ей-богу, никакого телевизора не надо.

Они спустились вниз, пересекли внутренний дворик и прошли в северное крыло. Дени во все глаза глядел по сторонам на бесчисленные колонны, канделябры, мебель эпохи короля Эдуарда, подстриженные пальмы, зеркала в золоченых рамах, камины в рост человека (или, по крайней мере, мальчика); зимой их, вероятно, топят, а сейчас вместо пылающих поленьев там навалены вороха красных и белых пионов. Роги провел племянника мимо парадного зала, где двое служителей надраивали электрическими полотерами паркет, и без того блестящий, точно каток; во всяком случае, в нем, как в зеркале, отражались шторы зеленого бархата и высокие серебряные подсвечники. В Иванов день, объяснил он, здесь будет бал на всю ночь. В окна другого салона, украшенного тропическими растениями, была видна площадка для гольфа у подножия горы Вашингтон.

На пороге ресторана Дени застыл как вкопанный: такая роскошь ему и не снилась. Метрдотель Рон усадил их за столик и с Дени обращался как с настоящим клиентом, один раз даже назвал его «сэр». В меню завтрака перечислялись такие изумительные кушанья, как бифштексы, копченый лосось, яйца в восьми разновидностях, двенадцать видов свежих фруктов, включая новозеландский крыжовник. Стол был сервирован хрусталем, сверкающими серебряными приборами и салфетками из камчатного полотна с монограммой. Посередине в вазе стояла лиловая роза, такая совершенная по форме и необычная по цвету, что Дени даже потрогал ее – думал, ненастоящая. Сахар подавали большими кусками, завернутыми в золотистую тисненую бумагу (два он потихоньку сунул в карман); молоко принесли в граненом кубке, стоящем на тарелочке с подложенной бумажной салфеткой. Они заказали яичницу по-бенедиктински, рогалики и клубнику «Вильгельмина», а потом выпили по малюсенькой чашечке «эспрессо» (Дени про себя решил, что никогда больше не возьмет в рот этой гадости).

– Да, на твоем месте я бы тоже остался здесь навсегда.

Роги провел по губам салфеткой и улыбнулся.

– Хочешь, открою тебе секрет? Я мечтаю накопить денег и открыть книжную лавку в тихом университетском городке. Там бы я действительно мог провести всю жизнь.

Подали счет, и Роги подписал его.

– Книжная лавка?.. – удивился Дени. – Разве это интересно?

– Да, боюсь, я и сам не очень интересный человек. Такой, как все. В книгах и в кино героев сколько угодно, а в реальной жизни они теперь большая редкость.

Мальчик задумался и машинально последовал за Роги в вестибюль, переполненный экскурсантами – в основном средних лет и выше; лишь изредка попадались юные парочки и родители с детьми. Все щеголяли в дорогом спортивном обмундировании – теннисных шортах, бриджах для верховой езды, ботинках с шипами. Несколько пожилых дам в брючных костюмах из яркого полиэстера захватили с собой шали и толстые свитера, а старики в кричащих куртках запаслись фотоаппаратами и биноклями. Хорошенькая девушка-гид изо всех сил старалась перекричать галдеж.

– Раньше я тоже был не прочь стать героем, – наконец заговорил Дени. – Астронавтом, следопытом или звездой хоккея, как Бобби Кларк и Джил Перо. А сейчас… Знаешь, дядя Роги, наверно, я тоже не очень интересный человек. Отец Дюбуа даже надо мной посмеивается. Хватит, говорит, сидеть, как оса в дупле, и созерцать бесконечность. – Он хмыкнул. – Но мне кажется, ничего интересней на свете нет, чем бесконечность.

У центрального входа их уже поджидал микроавтобус.

– Ну и пусть себе посмеивается, – заявил Роги. – Ты, главное, будь самим собой. Таких мозгов, как у тебя, в целом мире раз-два и обчелся. Чем не объект для исследования?

Вслед за Роги и Дени в автобус ввалилась группка стариков. Гид посчитала всех по головам и сделала водителю знак: можно ехать.

– Я читал, что врачи изучают мозг. Копаются в нем, колют иголками, чтобы понять, как он действует. А я так не хочу. Мне любопытно, не к а к действует мозг, а почему. Почему из электрических импульсов и химических реакций происходят мысли? Почему энцефалограф их не показывает? И почему наш мозг управляет телом? Разве мозг велит мне держаться за сиденье? Чепуха, мозг – это же просто кусок мяса!

– Да, но в нем содержится разум.

– Правильно, – согласился Дени. – Разум! Про него-то я и хочу знать. Разум и мозг – не одно и то же.

– И я так думаю, хотя ученые до сих пор не пришли к единому мнению.

А от таких, как мы с тобой, у них и подавно мозги набекрень. Отчего мой мозг разговаривает с твоим? Ведь между нами нет радиоволн или другой энергии. Откуда берутся принуждение/психокинез/телепатия? Как передаются импульсы зрения/слуха/запаха/вкуса/осязания? Почему мы не видим и не слышим сквозь гранит? Почему ясновидение делается острее в темноте? Как мой разум лечит мое тело? Значит, разум управляет электричеством и химией у меня в мозгу? То есть материя подчиняется чему-то нематериальному? Но КАК?

Вот ты и выясни, мой мальчик! Изучай свой ум, и мой, и папин, и Виктора. Изучай нормальные умы, установи, что соединяет/разделяет их/нас. Уверяю тебя, это путешествие заманчивей, чем вылазки в горы, исследование океанских глубин, полеты в космическое пространство!

(Наивный детский скептицизм.) И опаснее.

Роги похлопал его по худенькому плечу.

– Да, конечно.

Автобус подпрыгивал по неровной дороге, виляя между кленов и тсуг. Но погруженные в беседу мальчик и мужчина не замечали ни тряски, ни оживленного гомона других туристов.

Поезд-кукушка, уже более ста лет курсирующий вверх-вниз по западному склону горы Вашингтон, – одно из тех безумных изобретений янки, которые, по логике вещей, не должны действовать, но почему-то действуют. Дени увидел, как закопченный паровозик с угольной топкой взбирается по крутому склону, и закричал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});