Адмирал Колчак и суд истории - Сергей Дроков

Агеев был арестован случайно по указанию заметившего его Пономарева, когда Агеев шел вблизи штаба. Пономарев тогда и после постоянным агентом не числился, но деньги за свои сведения и указания получил. Храбров был арестован уже 24-го декабря на собрании сибирских эсеров, а Гребенщиков остался не разысканным Из остальных лиц, указанных Пономаревым и Кудышкиным, арестован был еще Сахаров-Терещенко и Поручиков, который был указан Кудышкиным и которого я забыл выше упомянуть; оба они были арестованы на том же собрании, где арестован был Храбров.

Сведения об этом собрании и о сибирских эсерах вообще были получены так: Кудышкин, познакомив поручика Кудряева и солдата Цыганкова с принадлежавшими к группе союза сибирских эсеров Сахаровым-Терещенко и Самарцевым, впоследствии оказавшимся штабс-капитаном Петровым. Самарцев-Петров очень сошелся с Кудряевым, который называл себя поручиком Гордеевым и о службе которого в контрразведке Самарцев-Петров не знал. Кудряев и Цыганков работали вместе и проникали в кружок сибирских эсеров, а раз даже на собрание кружка рабочих при Знаменском предместье (не помню), на котором было до восьми человек. Причем из старых знакомых Кудряева и Цыганкова были Юрьев и Сахаров-Терещенко, с которым они познакомились через Кудышкина, а остальные были новые. Фамилии их Кудряев и Цыганков не узнали. Собрание оказалось не имеющее для розыска значения. После этого (а было это недели за две, за три до Черемховских событий) Кудряев и Цыганков до самых Черемховских событий почти не встречались с Самарцевым, кроме встреч случайных на улице.

В тот день, когда снаряжалась управляющим губернией депутация в Черемхово, Кудряев был приглашен в свою очередь Самарцевым-Петровым поехать в Черемхово, ознакомиться с положением там. Поездка эта состоялась – ездило всего человек восемь. Все они ездили в одном вагоне с Надежиным, посылавшимся от Яковлева. Впоследствии оказалось, что среди этих восьми лиц и был бывший товарищ министра в[нутренних] д[ел] Сибирского правительства Павел Михайлов. По возвращению Кудряев познакомил меня с характером беседы Надежина с черемховскими представителями; с этого времени до 24-го декабря я от Кудряева никаких сведений не получал. Сообщение Кудряева о беседе Надежина с черемховскими представителями было изложено им письменно в форме доклада, который и был представлен мною начальнику штаба генералу Вагину, а он – командующему войсками и Червен-Водали.

24-го декабря, после того, как в Глазкове началось выступление, я перешел из штаба округа в гостиницу «Модерн» почти со всем офицерским составом контрразведки, то есть поручиком Филиным, поручиком Полкановым, поручиком Кудряевым, прапорщиком Попелат, поручиком Георгием Поповым, подпоручиком Абрамовичем, прапорщиком Дмитрием Николаевичем Юрковым, подпоручиком Насоновым, прибывшим только что из Красноярской контрразведки, и чиновником Базановым, а также с агентами – двумя братьями Забродиными (имен не помню), Косолаповым (имени не знаю), Веденеевым (имени тоже не знаю) – он из Черемховской контрразведки, Павловым (имени не знаю) и с делопроизводителем по ссудной части Архангельским, бывшим судебным следователем, по имени Арсений Петрович, служившим ранее в Казанском окружном суде. Поселился я в номере 39 «Модерна», а чины и агенты контрразведки в номерах 34 и 35. По вызову и по собственному желанию приходили в «Модерн» и другие члены и агенты контрразведки, а именно: второй делопроизводитель по ссудной части присяжный поверенный Кульчицкий (ранее я неправильно называл его Кулицким), затем агенты Кириллов, Неклюдов, Вдовин, Будагов, Лобко, Иванов Иван Михайлович – и больше никого.

Вечером 24-го декабря поручик Кудряев доложил мне, что в этот вечер, по словам Самарцева-Петрова, должно состояться собрание эсеров в доме Макушина по Большой улице, куда он приглашен. Я доложил об этом генералам Вагину и Сычеву и получил от Вагина приказание заарестовать это собрание. Это было в сумерках. Часа через 2 или 3 поручик Кудряев доложил, что собрание перенесено в дом № 77 по 2-й Иерусалимской улице. Туда и был направлен с ордером и нарядом из отряда особого назначения министерства внутренних дел чиновник Базанов, поручик Насонов, поручик Полканов и агент Щукин, о котором я хотел упомянуть, когда перечислял бывших в «Модерне», который являлся ранее, до увольнения его Яковлевым, начальником, если не ошибаюсь, 3-го района милиции и был принят на службу в контрразведку по предложению Сычева, при хорошей аттестации со стороны П.Д. Яковлева, а затем уже после ареста собрания на Иерусалимской улице, на другой день был мной арестован, так как по указанию агента Павлова и Забродина-старшего являлся при контрразведке агентом-осведомителем П.Д. Яковлева и выступавшего против правительства его отряда особого назначения. На Иерусалимской улице действительно оказалось собрание в составе 18 человек, которое все было арестовано и доставлено в «Модерн».

Среди арестованных этих помню фамилии П. Михайлова, Маркова, Самарцева-Петрова, Сахарова-Терещенко, Храброва, Перкулина, Коппелевича, других фамилий не помню; все они попали в числе 31-го человека, отправленных позднее на распоряжение генерала Скипетрова на станцию Байкал. В «Модерн» они были препровождены потому, что тюрьма уже волновалась и надежного караула для тюрьмы не было, не было его и для гауптвахты. Посажены они были в номер 9 «Модерна» и в номер 41.

После прибытия арестованных ночью на 25-е декабря я отправился к ген[ералу] Сычеву, в его штаб в комендантском управлении, где у Сычева застал П.Д. Яковлева и доложил, что арестовано собрание сибирских эсеров и среди них находится П. Михайлов, Марков и Самарцев-Петров. Яковлев заявляет при этом, что П. Михайлов – лицо известное и что за ним много дел, но каких дел, не пояснил. Это заявление было сделано Яковлевым после моего доклада, что арестованные принадлежат к партии эсеров, в намерение которых входят террористические действия по отношению к союзному составу. Сычев, по моему докладу, дал мне распоряжение оставить арестованных в «Модерне».

Затем в эту же ночь я вместе, если не ошибаюсь, с полковником Благовещенским был в «Модерне» у управляющего министерством юстиции Морозова, которому также доложил о происшедшем аресте, и ввиду того, что среди арестованных были такие лица, как Михайлов и Марков, [а] в контрразведке уже не было опытных лиц для ведения допросов, просил Морозова сделать распоряжение о привлечении к допросу прокурорского надзора. Морозов согласился и сейчас же это распоряжение сделал. Говорил ли я об этом с Червен-Водали до или после доклада Морозову, я не помню, но помню, говорил о том же с директором департамента милиции, который, кажется, своего мнения по этому поводу не высказал. На этом я, по Вашему предложению, свои показания о дальнейших арестах и о судьбе арестованных прерываю.

Товарищ председателя Чрезв[ычайной] комиссии К. Попов.

С подлинным верно,

товарищ председателя] губ[ернской] чека К. Попов (подпись). ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Том 7. Л. 81–82. (Машинопись, копия.)

Документ № 2

г. Иркутск Б. д.

Выписка [из] протокола № 3 допроса штабс-капитана Черепанова

Возвращаясь к продолжению показаний об арестах за время с 24-го декабря по 4-е января и о судьбе арестованных, показываю: утром после ареста 18 человек явился к нам начальник чешской контрразведки при штабе Пэх и просил допустить его присутствовать на допросе; это было при прокуроре Колесникове, который ничего против этого не имел; я говорил об этом Червен-Водали, а он в моем присутствии с Морозовым и Ханжиным, которые тоже не возражали; решено было, таким образом, Пэха допустить; пока я ходил к министрам, Пэх ушел, но потом был вызван мною через Филина, но в допросе участвовал всего около получаса.

Допросы велись в присутствии прокуратуры, главным образом, Насоновым, два или три арестованных допрашивались Филиным, а один или два Попелатом, то же в присутствии прокуратуры. В беседе со мной прокурор Колесников говорил, что из показаний арестованных выясняется, что собрание, на котором их задержали, имело целью восстание в войсках Иркутского гарнизона. Лично я допросов не вел и только иногда заходил в комнату, где они производились. Нужно сказать, что вообще никогда за службу в контрразведке допрос я не снимал, так как, будучи начальником ее, должен был являться докладчиком по делам арестованных перед военными и судебными властями.

В два часа дня арестованный с засады в доме № 77 по 2-й Иерусалимской улице прапорщик Окладников допрашивался в присутствии товарища прокурора, помнится, Лошкевича Насоновым и показал, что арестованное собрание имело связи с Политическим центром и что штаб центра находится в помещении земельного отдела Земской управы по Графо-Кутайсовской улице. Я был при этом допросе минут пять или десять. Никаких угроз и насилия по отношению к допрашиваемому [не] принималось. Допрашивал, главным образом, сам товарищ прокурора; Окладников дал показания добровольно тотчас по приводе на допрос, причем он сильно волновался, вид у него был испуганный. Присутствовал при допросе его и прокурор Колесников, который, насколько помню, и предложил произвести обыск и арест в земельном отделе, что конечно сделано было бы и без того предложения. Ордер был дан поручику Полканову, и он поехал в земельный отдел с тов[арищем] прокурора Бельдениновым.