Тайский талисман - Лин Гамильтон

Вот так. Если я думала, что поиски Уилла никак не связаны с Дженнифер и Чайвонгами, то определенно ошибалась. Но что получается? Поведение Уилла Бошампа выглядит в лучшем случае противоречивым. Он участвует в бизнесе с Вонгвипой, в бизнесе, который требует двух комплектов финансовых отчетов по какой-то, явно неприглядной, причине. В это же время, или, по крайней мере, вскоре пишет книгу, представляющую собой убийственное обвинение семье Вонгвипы. Напрашивается вывод, что Чайвонги старались не допустить выхода книги и для этого были готовы на убийство Уилла. Только при чем тут Чат? Неужели Хелен Форд все еще где-то здесь и мстит этой семье через следующее поколение?

* * *

Я вернулась к портрету и стала его разглядывать. Клянусь, не сводила с него глаз около часа: Хелен Форд в светло-зеленом костюме стоит за столом, на который помещен каменный Будда, ее рука как будто тянется к нему. Она смотрела прямо на меня. Потом я постаралась не смотреть на нее, но мой взгляд то и дело возвращался, не к ней, а к Будде.

— В этой картине что-то неладно, — произнесла я вслух. Что-то не то было с рукой. Казалось, Хелен тянется к скульптуре Будды, но если так, то положение руки не совсем верно. Мне этот жест казался скорее защитным, однако с какой стати защищать Будду? Я сняла телефонную трубку и позвонила Дэвиду Фергюсону.

— Я уже знаю о Чате, — сказал он. — Какой ужасный случай. С Дженнифер все в порядке?

— Со временем будет, — ответила я.

— А как ее отец? Вы уже говорили с ним? И вы? Что произошло?

— Наркотики, — сказала я. — Должно быть, произошла какая-то путаница. Он думал, что принимает средство от головной боли.

Мне казалось, я слышу, как работает мозг Дэвида. Он думал то же, что и все остальные, — что Чат был наркоманом. Казалось, мы с Дженнифер представляли собой совершенно особую группу, которая смотрела на это по-другому. И я никак не могла доказать свою правоту, во всяком случае, пока что.

— Послушайте, Дэвид, я не могу долго говорить, побаиваюсь пользоваться здешним телефоном, и в данных обстоятельствах это необычная просьба, но мне нужно знать, что за вещество на стене в квартире Уилла Бошампа. Которое мы приняли за кровь. Кто-то должен быть в курсе.

— Лара, почему вы беспокоитесь об этом сейчас? Вы, должно быть, в шоке.

— Прошу вас, Дэвид, — сказала я.

— Я перезвоню, — ответил он.

* * *

— Масляная краска, — сообщил он примерно час спустя. — Из тех, какими пользуются художники. Тут есть какой-то красный пигмент и разбавитель. Лаборант думает, что он, должно быть, чистил кисти и случайно обрызгал стену. Для вас это что-то означает?

— Да, — ответила я. — Спасибо.

Потом схватила портрет, велела охраннику вызвать мне машину и поехала в Бангкок.

* * *

— О, это вы, — сказал Роберт Фицджеральд, выглядывая через перила. Он был очень бледен, голова была забинтована, но находился дома. — Влезайте. Вижу, вы нашли портрет.

— В состоянии немного поработать? — спросила я.

— Думаю, что да, — ответил он. — Если не потребуется бежать марафонскую дистанцию или что-то в этом роде.

— Я попрошу вас очистить эту часть портрета.

— Весь портрет требует небольшой чистки.

— Удалите Будду, — сказала я, указывая. — Начните примерно здесь.

— Не понимаю, зачем, — сказал он. — Это замечательная живопись, и художник, как-никак, мой отец.

— Посмотрите немного на портрет, — заговорила я. — Ваш отец был замечательным мастером. Его перспектива совершенна. Здесь несовершенство. Кто-то, может быть, он сам, может, кто-то другой, закрасил это место. Уилл Бошамп тоже так думал. Он начал расчищать это место перед тем, как был убит. Если посмотрите внимательно, увидите, где он начинал.

— Убит?! — воскликнул он. — Вы ничего не говорили о том, что его убили. Между прочим, я знаю, кто эта Хелен Форд. Я навел о ней справки. Она убийца. С какой стати мне в это впутываться?

— Потому что она сестра вашего отца.

— Что? — воскликнул Роберт. Бледность его стала более заметной, и он откинулся на спинку дивана. Казалось, ему трудно дышать. Но мне было все равно.

— Это так. Теперь о портрете…

— О, Господи, — произнес он. Я внезапно поняла, что, несмотря на всю свою внешнюю грубость, Фицджеральд даже в лучшие времена очень хрупкий человек, а это время вряд ли было лучшим. — Не могли бы подать мне ингалятор? — сказал он, вяло указывая на стол, где лежал этот прибор. — Моя астма…

— Роберт, — заговорила я, подав ему ингалятор, но не дожидаясь, когда он сделает вдох. — Это очень важно, иначе бы я не приехала. По ходу дела я расскажу вам о вашей тете, но вам нужно приниматься за работу.

Восстановив дыхание, Роберт пристально разглядывал портрет несколько минут.

— Пожалуй, вы правы, — согласился он. — Очень может быть, что оригинал кто-то закрасил.

— Сможете сделать это? — спросила я.

— Думаю, что да. Сейчас принесу кое-какие материалы.

Он вяло пошел в заднюю часть дома, а я сидела в мучительном ожидании.

* * *

В течение нескольких часов медленно появлялось лицо: темные волосы, светло-карие глаза, смуглая кожа и взгляд, такой же, как у женщины, рука которой была простерта, словно защищая это лицо.

— Господи, — произнес Фицджеральд. — Это ребенок, и наверняка ее.

— Ваша мать все еще в городе? — спросила я.

— Да, — ответил Роберт.

— Едем к ней.

— Не могли бы вы без меня? Я неважно себя чувствую.

Роберт выглядел нездоровым. Бледность его приобрела зеленый оттенок.

— Извините, — сказала я. — Ехать, когда скверно себя чувствуете, это слишком. Только дайте мне точный адрес.

* * *

— Здравствуйте, дорогая, — сказала Эдна Томас, маленькая, опрятная, седая женщина с голубыми глазами. Руки ее были изуродованы артритом. — Вы та самая славная девушка, что обнаружила Бобби и вызвала врача, так ведь?

Она говорила с неопределенным акцентом, который появляется у многих американцев после долгих лет жизни в Англии. Я нашла ее в отеле, который в лучшем случае можно было назвать отелем туристского класса. Комната была чистой, но гнетуще скромной. Если ее первый муж зарабатывал деньги кистью, она как будто не получила от этого никакой пользы.

— Мне нужно узнать о Хелен Форд. В особенности о ее детях.

— Господи! — воскликнула она. — Не знаю… о каких детях?

— Миссис Томас, пожалуйста, — заговорила я. — Из-за этого гибнут люди. Ваш сын стал бы одним из них, если б я его не обнаружила. Мне известно вот что.

Я пересказала ей все, что прочла в рукописи Уилла, а потом рассказала о портрете.

— Роберту нужно было уничтожить этот портрет, — сказала миссис Томас. — Я так и говорила ему. Только у него рука не поднялась. Кроме портрета, у него ничего не оставалось от сестры, которую он обожал. Чтобы иметь возможность сохранить портрет, он закрасил ребенка Буддой.

— Дети, — сказала я. — Мне необходимо знать о них.

— Детей было двое, — заговорила она. — Один от мужа, один от Вирата Чайвонга. Разумеется, она была незамужней, когда забеременела в первый раз. Если вдуматься, то в оба раза. В первый раз ее отправили в Сингапур. Тогда молодые женщины поступали так. Говорили, что на несколько месяцев уезжают в Штаты или куда-нибудь еще. Потом возвращались и выглядели совсем, как прежде. Большинство приезжало обратно без детей. Однако Хелен вернулась с ребенком, хотя я сперва не знала этого. Роберт знал, но не сказал мне сразу. Признаюсь, я была потрясена, когда увидела ребенка. Понимаю, не следует так говорить, но подумайте о тех временах. Я пришла в ужас. Отец ребенка определенно был тайцем. Правда, дети-метисы красивые. Этот мальчик был одним из самых красивых детей, каких мне только доводилось видеть. Что я думала, разумеется, не имело значения. Это было дитя любви, и Хелен не собиралась бросать его. Она была упрямой. Ей было плевать, что думают люди. Ребенка воспитывала тайская семья. Эти люди знали, что мать его Хелен, но не знали, кто отец. Она ежедневно навещала ребенка. Кроме этого дома было немного мест, где она могла видеть мальчика. Она приносила его в мастерскую Роберта. Иногда они виделись там с Виратом.

Хелен убила мужа — это было так, поверьте мне, — вскоре после рождения Бобби, и я часто задумывалась, не было ли это результатом сильной послеродовой депрессии. В те дни она могла бы избежать наказания, с хорошим адвокатом…

Казалось, миссис Томас становится немного рассеянной.

— Хелен убила детей? — спросила я, боюсь, довольно грубо. Я понимала, что нужно сосредотачивать ее внимание на теме разговора, иначе не узнаю того, что необходимо. — Я должна знать, убила или нет.

— Нет, конечно! Как можно подумать, что мать пойдет на такое. Она сказала Роберту и мне, чтобы мы спрятали детей, чтобы никто не знал, где они, и что вообще существовал ребенок Вирата. Потому Роберт и закрасил его на портрете. Другого ребенка я взяла с собой в Англию. Не говорите Бобби, ладно? Я воспитывала его, как своего сына, и любила, как сына.