Эхнатон. Фараон-вероотступник - Артур Вейгалл

И сегодня нельзя оставаться равнодушным, читая эти письма. Многие верные соратники Эхнатона хотели обнажить ради него меч и умоляли его, чтобы он позволил им это сделать.

Иногда фараон отвечал на письма, спрашивая, как идут дела, но не подал своим сторонникам никакой надежды. Один из царей, Лапайя, получив от Эхнатона письмо, в котором тот, видимо, выражал сомнения в его верности, отвечал, что если бы фараон повелел ему вонзить в свое сердце бронзовый меч, то он сделал бы это. Здесь мы видим типичный пример восточного коварства, ибо из последующих писем известно, что этот царь напал на Мегиддо и был убит в сражении с союзником Египта.

Аддудайян, царь некоего неизвестного города в южной Иудее, получил письмо от Эхнатона, в котором тот просил его хранить ему верность. В ответ он жалуется на то, что потерял часть своих владений. Дагантакала, царь города, умоляет фараона освободить его от хапиру. Нинур, правительница части Иудеи, называвшая себя служанкой Эхнатона, просит фараона спасти ее и сообщает, что один из ее городов захватили хапиру. Эти письма, в каждом из которых сообщается о потерях, понесенных Египтом, заставляют нас горько сожалеть о тех, кто был принесен в жертву принципам фараона, слишком рано узревшего зарю цивилизации.

Глава 5

Азиру и Рибадди сражаются до конца

Рибадди героически оборонял Библ от армий Азиру и направлял многочисленные депеши Эхнатону, прося его о помощи. Переправить несколько сотен человек через Средиземное море к осажденному порту не составляло труда, а Рибадди просил о ничтожно малом количестве людей. Однако фараон так и не послал никого; вместо этого он слегка побранил в письме Азиру и попросил его явиться в город Атона и объяснить свое поведение. Азиру тотчас написал одному из придворных Эхнатона, который был его другом, и попросил его поговорить с фараоном и объяснить ситуацию. Азиру заявил, что не может покинуть Сирию, поскольку должен защищать Тунип от хеттов. Читатель, знакомый уже с письмом, отправленным правителем Тунипа, в котором тот просил о помощи против Азиру, поймет вероломство аморитского царя. Азиру, без сомнения, готовился захватить Тунип и написать Эхнатону, что вошел в город, чтобы удержать его против хеттов.

Тогда Эхнатон написал Азиру, настаивая, чтобы тот отстроил Симирру, которую сам же и разрушил, но Азиру ответил, что он слишком занят, обороняя владения Египта от хеттов, и не сможет исполнить повеление в течение ближайшего года. И снова Эхнатон принял объяснения, но Азиру, опасаясь, что письмо может содержать нечто, чего он не хотел слышать, уклонился от встречи с посланцем, и депеша вернулась в Египет. Однако Азиру написал фараону, что проследит за тем, чтобы захваченные им города продолжали выплачивать дань Египту. Похоже, установленная дань приходила в город Атона до конца правления Эхнатона, хотя, вероятно, она оказалась намного меньше обычной. В Сирии шла война, но, несмотря на царивший там хаос, сирийские цари на словах оставались союзниками фараона. Дань платилась регулярно, и лишь на последнем, семнадцатом году правления Эхнатона маски были сброшены.

Оказавшись в отчаянном положении в Библе, Рибадди предпринял опасное путешествие в соседний город Берута, чтобы попытаться собрать подкрепление. Однако, как только он туда отправился, в Библе начался мятеж, – так Рибадди поплатился за свою преданность Египту. Берута в конце концов сдалась на милость Азиру, и Рибадди пришлось бежать. После многих приключений старый царь сумел вернуть себе Библ и продолжал оборонять город.

Азиру тем временем нанес короткий визит в Египет частично для того, чтобы оправдать свое поведение, и частично, без сомнения, чтобы установить, каково состояние дел на Ниле. С чисто восточным коварством он сумел убедить Эхнатона в том, что он не имеет никаких враждебных намерений по отношению к Египту, и вернулся в Ливан.

Узнав о случившемся, Рибадди тотчас отправил своего сына в город Атона, чтобы разоблачить вероломство Азиру и убедить Эхнатона помочь Библу. Одновременно он написал Эхнатону письмо, где в патетической форме описывает все свои несчастья. Четыре члена его семьи попали в плен, его брат постоянно строил заговоры против него, а возраст и болезни тяжким бременем ложились на его плечи. Все, чем он владел, у него отняли, его земли разорены, скудный рацион и прочие тяготы жизни в осажденном городе довели его до полного истощения, и он больше не может держаться.

«Боги Библа, – пишет Рибадди, – разгневались на меня и сильно мною недовольны, поскольку я провинился перед ними, и поэтому я не предстану перед моим господином фараоном». Не считал ли царь своей виной то, что он прислушался к поучениям Эхнатона? И на это послание фараон, похоже, не ответил.

Глава 6

Эхнатон по-прежнему отказывается посылать помощь

Грязные и утомленные дорогой посланцы, прибывавшие в город Атона из всех владений с письмами о помощи, были, вероятно, разочарованы тем приемом, который им оказывали. Мужественным солдатам, защищавшим окраины огромной империи, были ненавистны прекрасные причалы, к которым приставали их суда, им не нравились прекрасные виллы и тенистые улицы. И трижды ненавистны им были завораживающие слух гимны Атону, доносившиеся из храмовых залов, когда они спешили во дворец.

Живущие неторопливой размеренной жизнью горожане улыбались при виде чужеземцев, спешащих по улицам города-мечты, придворные чиновники не торопились передавать их письма, считая, что негоже беспокоиться из-за каких-то азиатов.

В конце концов эти политые кровью и слезами письма оказывались погребены в архивах и забыты всеми, кроме Эхнатона. Вместо победоносных маршей и грозного боя барабанов и рожков, которые надеялись услышать посланцы, в их ушах звучали только бесконечные песнопения религиозных церемоний и речитативные любовные песни неофициальных празднеств.

Пропахшие потом и поседевшие от дорожной пыли, эти люди, чья память еще хранила картины недавно виденных ужасов войны, а в сердцах еще тлела надежда сохранить единство империи, с презрением смотрели на роскошь новой египетской столицы, оставаясь безучастными к восторженным разговорам о цветах.

Худощавый и сутулый, с печальными глазами и вечно склоненной головой, фараон говорил только о своем боге. Даже сама его внешность, абсолютно чуждая всякой воинственности, должно быть, приводила посланцев в отчаяние.

Из давно покинутых ими осажденных городов до них долетали горестные крики о помощи, и они не могли ни превратить их в миротворческие речи, ни выстроить в стройную систему песнопений, так популярных при дворе, ни заставить их зазвучать серенадой. Кто, думали ожидающие приема посланцы, может остаться глух к горестному призыву: «Город плачет, и текут реки слез». Как можно сидеть в праздности в столице, когда гордая империя, оплаченная кровью храбрых воинов великого Тутмоса, рушится на глазах? Чего стоит любая философия и все боги на небесах, если Египет теряет свои владения? Великолепные Ливанские горы, белые приморские города Аскалон и Ашдо, Тир, Сидон, Симирра и Библ, холмы Иерусалима, Кадеш и великий Оронт, прекрасный Иордан, Тунип, Алеппо, далекий Евфрат. По сравнению с этим чего стоит верность учению? Бог? Правда? Единственным богом был бог войны, который вел Египет к победам и помог ему завоевать Сирию; единственной правдой была правда сильного.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});