Японские народные сказки - Автор неизвестен Народные сказки

— Скажите! Неужели?! Тогда я, пожалуй, расскажу вам свой новогодний сон. Ох, и чудеса мне привиделись! Но только раньше испробую я вашу колесницу, так ли она хороша, как вы говорите.

Взял молодой слуга обе иглы, стал на колесницу и стукнул по ней раз железной палицей. Взвилась колесница как птица и полетела. Черти подняли было ужасный крик, но колесница вмиг пропала в небе. Черти от горя стали слезы лить, крупные, как мельничные жернова.

Летела колесница через море, летела через горы и остановилась где-то посреди широких рисовых полей. Стукнул молодой слуга железной палицей два раза. Снова понеслась колесница под самыми облаками и спустилась на землю в каком-то селении. Течет посреди селения река, а на обоих ее берегах стоят друг против друга два богатых дома под черепичными крышами, а возле одного из них чайный домик примостился, как раз по эту сторону реки. Зашел в него юноша подкрепиться. Только вдруг слышит: в соседнем доме поднялась страшная суматоха. Люди мечутся, кричат, плачут.

— Что там случилось? — спросил молодой слуга хозяйку чайного домика. — Какая беда?

— Ах, и не спрашивай! — отвечает хозяйка. — Умирает у моего соседа-богача единственная дочь, и такая красавица! Отец с матерью от горя совсем обезумели. Сколько ни звали они врачей и знахарей, ни один не сумел ей помочь.

— Жаль мне их, несчастных! Поди, хозяюшка, скажи соседям, что прибыл в наши края великий целитель всех недугов. Я вылечу больную.

Обрадовались отец с матерью, услышав такую весть, и скорее повели молодого слугу к постели больной. Лежит она, чуть дышит.

Уколол он девушку живой иглой. И в тот же миг смертельной болезни как не бывало! Вскочила девушка с постели здоровая и румяная.

Тут сменилось горе великой радостью. Хотел было юноша уйти, но родители девушки не отпустили его. Повторяют: «Ты наш спаситель!» Не знают, как получше угостить. Званые пиры в его честь созывают, зрелища ему показывают, плясками забавляют. Наконец стали они умолять молодого слугу, чтоб женился он на их дочери. Полюбилась ему красавица-девушка, и взял он ее в жены.

Между тем в доме по ту сторону реки тоже заболела единственная дочь, да так тяжело, что родители всякую надежду потеряли. Плачут в голос. Пожалел их молодой слуга, пришел к ним и с помощью живой иглы сразу вылечил девушку. Вскочила она с постели такая веселая, будто никогда и больна не была.

Отец с матерью не знают, как своего спасителя и благодарить. Стали и они тоже устраивать в его честь игры и разные увеселения. Не хотелось им отпускать юношу из своего дома. Наконец, сдавшись на их уговоры, женился молодой слуга и на этой девушке тоже.

Сильно он призадумался: в каком доме ему жить? Посоветовались между собой обе семьи и построили золотой мост через реку. Стал юноша жить полмесяца в одном доме, полмесяца в другом.

По всей Японии пошла о нем слава как о великом целителе. Многих людей вылечил он живой иглой. А вот мертвая игла ему так и не пригодилась: врагов не было.

Как-то раз переходил юноша по золотому мосту с одного берега на другой. По правую его руку идет красавица-жена, а по левую руку — другая, столь же прекрасная. Под ногами золотой настил так и сверкает. Тут вспомнил юноша, что уже видел все это однажды — в своем новогоднем сне.

42. Огневой Таро

В старину, в далекую старину жила одна девушка по имени о-Кику. Как-то раз гуляла она в поле позади своего дома и вдруг видит: в земле большая яма чернеет. Никогда такой ямы здесь не было. И откуда только она взялась?!

Наклонилась о-Кику над ямой и заглянула в глубину. Темно там и ничего не видно. Разобрало девушку любопытство. Спустилась она в яму и попала в подземное царство. Идет о-Кику по длинной-длинной дороге, а вдоль дороги растут прекрасные, не виданные на земле цветы. Много ли, мало ли она прошла, вдруг видит — стоят черные ворота.

Постучала о-Кику в ворота: дон-дон-дон! Вышел ей навстречу юноша, красивый собой, но бледный до синевы, в лице ни кровинки. Пригласил он ее зайти в дом.

— Зовут меня, — говорит, — Огневой Таро, а это царство огня. Отец мой был владыкой этого царства, но он умер, и с тех пор черти не дают мне покоя. Терплю я жестокие муки, и кто меня от них освободит, не знаю.

Пожалела девушка Огневого Таро и осталась с ним. На другое утро собрался юноша уходить и наказывает ей:

— Не вздумай подсматривать, куда я иду. Жди меня здесь, в этой комнате. Никуда отсюда не выходи.

Отодвинул он дверь в сторону, снова за собой задвинул и ушел в глубь дома.

А в самых дальних покоях кто-то шумит, и галдит, и гремит железом. Не выдержала о-Кику, выглянула потихоньку. И что же она увидела? Страшные черти раздели юношу догола, растянули на железной решетке и подвесили над огромным очагом. Корчится юноша в пламени. Уж когда совсем почти жизни в нем не осталось, приказал старший черт:

— На сегодня довольно.

Вынули черти юношу из огня.

От ужаса девушка чуть разума не лишилась. Задвинула она потихоньку дверь и вернулась назад в комнату.

На другое утро юноша сказал ей:

— Нынче я опять проведу весь день в дальних покоях дома. Тебе, видно, тоскливо одной. Погуляй в саду, там есть чем полюбоваться. Вот тебе тринадцать ключей от тринадцати кладовых. Двенадцать кладовых можешь отпереть, а в тринадцатую не входи. Еще мой покойный отец запретил ее открывать. Я и сам никогда там не бывал. Слышишь? Не вздумай открыть тринадцатую дверь! — С этими словами Огневой Таро вручил девушке связку черных ключей, а сам опять ушел во внутренние покои.

С тоской в сердце вышла о-Кику во двор. Стоят во дворе рядышком тринадцать каменных кладовых. Захотелось девушке поглядеть, что в них спрятано. Отперла она ключом первую кладовую. А как увидела, что в ней, все на свете позабыла.

В первой кладовой праздновали Новый год. Множество маленьких человечков в парадных накидках с гербами украшали новогодние сосны[92], а крошечные девочки в праздничных нарядах подбрасывали мячики с перьями[93]. Весело там было и шумно.

Во второй кладовой стоял февраль. Цвели, благоухая, сливы. Крошечные мальчики пускали по ветру воздушных змеев[94].

А что же было в третьей кладовой? Там справляли праздник цветения персиков[95]. Девочки ростом с пальчик, нарядные и веселые, любовались великолепно разряженными куколками величиной с горошину.

В четвертой кладовой светило апрельское солнце. Седобородые карлики, ведя за руку своих внуков, чинно шли в храм по случаю рождения Будды[96].

А в пятой кладовой? О-Кику не терпелось заглянуть в пятую кладовую! Там стоял теплый май. В синем небе плавали, как живые, пестрые карпы[97], а крошечные мальчики, весело распевая, устилали кровли домов цветущими ирисами[98]. В парадных покоях красовались куклы-воины[99] с ноготок величиной.

В шестой кладовой солнце сияло жарче. На берегу прозрачной реки заботливые хозяюшки-карлицы усердно стирали белье. А за рекой виднелись рисовые поля. Крестьяне и крестьянки, такие маленькие, что можно было каждого посадить на ладонь, пели песни, высаживая рядами зеленые ростки риса[100].

О-Кику отперла дверь седьмой кладовой и увидела ясное звездное небо. То был вечер «Встречи двух звезд»[101]. Дети карликов привязывали к листьям бамбука тоненькие полоски разноцветной бумаги с надписью «Небесная река» и много других украшений.

Наглядевшись вдоволь, о-Кику отперла дверь восьмой кладовой. Там была ночь осеннего полнолуния[102]. Крошечные дети любовались светлой луной, а перед ними на столиках лежали пестрыми горками яблоки и груши не крупнее лесной земляники. Луна, похожая на большой круглый поднос, пристально смотрела с неба на рисовые колобки.

О-Кику заглянула в девятую кладовую. Там все было красное и золотое. Карлики, опираясь на посохи, неторопливо гуляли по горам. То подымались они по крутому склону, то спускались в глубокую долину, любуясь осенними кленами.

Пришла очередь десятой кладовой. Там стоял октябрь. Карлики, взобравшись на деревья, трясли изо всей силы ветви, и на землю градом сыпались спелые каштаны. Весело было смотреть, как дети собирают их в корзины.

О-Кику открыла одиннадцатую кладовую. Навстречу ей потянуло холодным ветром. Вся земля была покрыта мелкой россыпью первого инея. Под каждой застрехой висели сушеная хурма и редька. Крошечные крестьяне молотили рис, радуясь богатому урожаю[103].

В двенадцатой кладовой было царство снега. Куда ни взглянешь — глубокие сугробы. Дети веселятся, играют в снежки, лепят снежных человечков…

Вот и еще одна кладовая. Но Огневой Таро строго-настрого запретил отпирать тринадцатую дверь. Держит о-Кику черный ключ в руке… И не велено входить, а хочется. Думает девушка, открыть или не открыть, а сама шаг за шагом, шаг за шагом все ближе к двери, словно тянет ее что-то…

Вложила девушка ключ в замочную скважину, пробует повернуть, но заржавел замок, не поддается. С трудом отперла она дверь и вошла в кладовую. Эта кладовая не похожа была на все остальные. Не было в ней ни карликов, ни праздничных зрелищ. Попала о-Кику в богато убранный покой. Оглянулась она вокруг и видит: на полочке в парадной нише стоит шкатулка, покрытая черным лаком. Захотелось о-Кику посмотреть, что в ней спрятано. Приоткрыла девушка крышку и заглянула. Лежат в шкатулке два красных шара. Словно из стекла они сделаны, да только мягкие. Что бы это могло быть? Сунула о-Кику шкатулку за пазуху и выбежала из кладовой.