Проводники света (СИ) - Моисеева Ольга Юрьевна

  Но вот дым развеялся, и Деяна, глядя на явленное в стволе лицо, прочла молитву славления Даждьбога, а потом, положив руки на требу, сказала, что мучает её Дух тёмный мира чужого, непостижимого, и научить попросила, как быть.

  Вылив немного мёда на камень, положила почти полную плошку в огонь, туда же бросила три ореха и столько же перьев, прося солнечного Бога отведать даров, и пламя взвилось вдруг высоко, а с дуба послышался громкий сорочий стрёкот. Деяна задрала голову, высматривая, что за чудаковатая птица прилетела прямо к огню и человеку, но никого не увидела, только листья на ветвях шевельнулись... Знак! Бог подал ей знак. Стрёкот повторился. Да! Сорока-трещотка, сорока-болтунья... а! Даждьбог хочет, чтобы Деяна всё ему рассказала! Слишком коротко она о беде обмолвилась! Как ей помочь, коль нет ясности? Нужно же объяснить как следует! Прострекотав в третий раз, сорока вылетела из ветвей и унеслась в лес - явное подтверждение, что Деяна всё поняла правильно.

  Подложив дров, девушка высыпала в огонь оставшиеся орехи, отправила туда же все перья, затем уселась перед крадой на землю и, глядя на лик Даждьбога, повела рассказ, как ещё маленькой девочкой хотела тятю спасти...

  Говорила долго, плошка с мёдом полностью сгорела, перья и орехи тем более - священный огонь доставил дары прямо в Правь - где живут светлые Боги и те Пращуры, чей дух уже прошёл все должные перерождения и стал так прекрасен, что отправился после смерти не в Навь, а сразу на небесную твердь.

  Огонь почти угас, Деяна завершила свою историю и, вновь попросив у Даждьбога света и мудрости, достала из кармана деревянную морковку - всё, что осталось от резного мышонка. Когда Тигр его проглотил, морковка сменила свой красный цвет на угольно-чёрный. Вдруг захотелось бросить её в костёр, но что тогда будет с семьёй и теми младенцами, коих она исцелила?

  Сунув морковку обратно в карман, Деяна подняла голову и сквозь неплотно вбитые колья увидела, что с наружной стороны тына кто-то беззвучно движется. Мелькнул серо-рыжий мех - лиса или волк?! Девушка вскочила и, схватив палку из кучки запасённого хвороста, сунула в почти потухший костёр, следя, как зверь медленно обходит огороженное капище. Сухая хворостина занялась, Деяна вытащила её из углей и развернулась лицом к входу.

  Там стоял юноша, причём знакомый!

  - Колояр?

  Он глубоко, достав рукой земли-матушки, поклонился Даждьбогу, а потом уж ей:

  - Будешь здорова, ведунья Деяна!

  - Будь и ты здрав, Колояр! - поклонившись в ответ, она растерянно скользнула взглядом по кольям тына.

  - Волка выглядываешь? - улыбнулся юноша.

  - Ты видел его?

  - Да, - кивнул Колояр. - Но сейчас он... уже нет его здесь, не понадобится тебе это! - он показал на горящую палку, зажатую в её правой руке.

  Деяна затушила хворостину о землю и вышла к нему за тын.

  - Я слышал всё, что ты рассказала Даждьбогу.

  - Слышал?! - девушка вспыхнула. Подсматривать да подслушивать, ещё и на капище, - как это нечестно, некрасиво, неладно! - Ты что, хоронился за дубом?.. - она смотрела Колояру прямо в глаза, щеки пошли красным румянцем стыда: чёрный Мых, Тигр, Некрут - она поведала всё-всё, что же он о ней теперь думает?! - Я же не для тебя! Я говорила так тихо!

  - У меня волчий слух, - улыбнулся Колояр. - И зря ты яришься, я ведь честно тебе в том признался, а мог бы неслышно уйти, ты б меня и не заметила! - Он вдруг посмотрел на неё так, будто догадался о чём-то: - А зачем ты всё так подробно сказывала?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

  - Даждьбог повелел. Знак подал...

  - Вот! то ж неспроста! Неужто, думаешь, Бог не видел, что я тут рядом стою да всё слышу? Знал он об этом, вестимо, посему и велел!

  - Ну да, нарочно для тебя! - Деяна рассмеялась столь великой нелепости, и ей сразу легче сделалось, будто туча на голову давила-давила, а сейчас дождём пролилась.

  - Напрасно смеёшься, - стоял на своём Колояр. - Вот поведаю тебе, зачем пришёл, уразумеешь тогда, что все наши Боги и навьи Деды - за нас!

  Он снова глубоко поклонился вековому древу с ликом Даждьбога, а Деяна тем временем опустила руку в карман и почувствовала, как нагревается спрятанная там чёрная морковка. Она стала не просто тёплой - горячей! Почти обжигала пальцы.

   <a href="http://samlib.ru/m/moiseewa_o_j/08provodsvet.shtml#Part0">к оглавлению</a><a name="Part8"></a>

Глава 8. Неестественная смерть

  Наше время, несколько дней назад

  Увидеть загадочную Таисию Николаевну, которая умеет извлекать из людей живое зло, Косте так и не удалось.

  Встреча была назначена на двенадцать дня, и он успел хорошо выспаться. Вторая ночь оказалась не менее бурной, чем первая, в итоге Костя продрал глаза только часов в десять, и обнаружил, что Катя давно уже встала, убралась в квартире, сходила в магазин и сама приготовила ему завтрак.

  Каракатица по-прежнему не высовывалась, но Костя чувствовал странное напряжение, будто нервная система была гитарой, и кто-то туго закрутил все колки, натянув их по максимуму. Катя казалась бледной и почти не разговаривала, молча ковыряя в тарелке омлет.

  - Чего не ешь? - быстро слопав свою порцию, спросил Костя.

  - Да я напробовалась всего, пока готовила, - кисло промямлила она, положила ему в тарелку блин и пододвинула банку с мёдом. - А ты давай-давай, заправляйся как следует! Кофе будешь?

  - Угу, - кивнул он, приканчивая один блин и намазывая мёдом второй. - Обалденно вкусно, ты - супер!

  - А то! - улыбнулась Катя, подавая ему кофе. Она сварила его в турке, хотя рядом стояла кофе-машина.

  - Далеко к этой... Таисии ехать? - осведомился Костя, поглядывая на часы. - Такси будем заказывать?

  - Нет, - покачала головой Катя. - Давай лучше на автобусе... и ты это... - она закусила губу, явно не зная, как сказать.

  - Ну что? Что?

  - Вещи свои собери...

  Костя чуть не подавился, но всё ж сумел не раскашляться.

  - Понял.

  - Да ни фига ты не понял! Я просто... - она вздохнула.

  - Просто на всякий случай, - он подмигнул ей, стараясь казаться беспечным, и Катя благодарно кивнула.

  Залпом допив оставшийся в чашке кофе, он встал. В горле стоял ком, на душе было тягостно, в груди горело, однако каракатица по-прежнему не высовывалась.