Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

не при чем, и остальным подчиненным это видно. Открытие оказалось не из приятных, поняв, в чем дело, Михаил пошел к Антипову и, ничего не говоря о том, что работу незачем переделывать, спокойно спросил лишь о том, как быть с отчетностью. В плане НИР значился пункт – рассылка на отзыв, плановые службы вышестоящих инстанций должны были за этим следить. Антипов на секунду задумался. За выполнение плана НИР перед хозяевами центра по всем его позициям отвечал не какой-то Горский, а только он, директор Антипов. Это было ясно как Божий день.

– «Нет, – наконец, произнес Антипов, – материал надо разослать. Я внесу поправку в решение НТС». Расписка в правильности выводов Михаила была получена из первых рук.

С этого времени Михаил стал еще более пристально всматриваться в поведение директора. Тот и раньше любил подчеркивать, что является сильной личностью. Наряду с подобными декларациями в его голосе очень скоро появились нотки величественной, прямо-таки стальной директивной безапелляционности, а в лексике – новые словечки типа твердо произносимого и инвертированного против традиции «День добрый» вместо приветливого «Здравствуйте», небрежно-командирское «Ну, есть» вместо нормального «До свидания», указующее «задействовать» вместо «привлечь к делу» и иные полусамодельные выражения собственного «новояза», правда, еще не того, который был принят в высших аппаратных партийно-советских кругах вроде: «Давайте обменяемся» вместо «Давайте обменяемся мнениями», «коммунизьм» вместо «коммунизм», кондовое «кажный» вместо «каждый».

Сделавшись директором, Антипов познакомился со многими другими лицами того же ранга, занимавшими посты руководителей отраслевых органов научно-технической информации. Коллеги почти все до одного показались ему столь примитивными, необразованными и неинтересными, что он сразу решил, что превосходит их не на голову, а на две. Разумеется, Антипов судил о себе по льготной шкале. На самом деле его действительное умственное превосходство было много скромнее, но, видимо, именно тот факт, что оно имело место, пробудил в честолюбивом Антипове желание быть не одним из толпы этих малоценных, по его мнению, людей, а в качестве сильной и значимой личности сделаться их начальником, в перспективе – даже заместителем председателя Госкомитета по науке и технике, то есть фактически членом правительства.

Естественно, он понимал, что одного умственного превосходства мало. Как правило, решающий успех в карьере достигался только при поддержке высокопоставленного покровителя или родственника. Высший круг номенклатуры формировался исключительно по принципу личной преданности членам политбюро ЦК КПСС или родства. Таковых связей в активе у Антипова не было. Обзавестись же нужным покровителем было более чем сложно. Для этого надо было сначала обратить на себя внимание, безусловно оправдать интерес к себе, доказав свою полезность именно нужному лицу, а это можно было сделать только подняв на невыразительном мелководье высоченную волну – и с ее гребня прыгнуть в нужное кресло. Сама по себе идея Антипова создать систему массовой переработки документальной информации в фактографическую поднять такую волну не могла. И не только из-за возражений оппонентов. На нее просто не дали бы столько денег, чтобы она смогла сколько-нибудь заметно проявить себя. Но даже если бы дали, советская система управления финансами встала бы непреодолимой стеной для любого, кто рассчитывал обеспечивать оплату труда привлекаемого со стороны внештатного корпуса специалистов, работающих по своему основному профилю в соответствующих организациях, по всем охватываемым системой направлениям науки и техники, из так называемого «безлюдного фонда», то-есть из денег, выдаваемых по собственной воле менеджеров системы «внештатникам», а не в соответствии со строго контролируемым штатным расписанием. Финансисты не без основания видели в этих «безлюдных фондах» в первую очередь способ расхищения государственных средств. Бесполезно было доказывать им, что так платят аналитикам-внештатникам в Америке, что только так можно обеспечить постоянную компетентность работников, отбирающих, оценивающих и обобщающих факты.

Антипов сообразил, что эту стену ему не пробить ни при каком покровителе, тем более одному. Все, что могло ему подфартить, по-прежнему зависело исключительно от случая. И новая удача как будто снова улыбнулась ему. Госкомитет по науке и технике комплектовал делегацию директоров информационных учреждений для ознакомительной поездки в США, и Антипов был включен в ее состав. Вот из этой поездки в Америку Антипов вернулся уже действительно другим человеком. Метаморфоза свершилась исключительно быстро по двум причинам. Во-первых, если раньше только он сам ставил себя выше других коллег-директоров, то теперь его выделили из их рядов не кто-нибудь, а мировые лидеры в информатике – американцы. Его компетентность в задаваемых вопросах и суждениях и апломб, с которым он отпускал критические замечания в адрес лидеров у них дома, производил впечатление не только на американцев, но и на советскую делегацию. Коллеги увидели в нем не просто случайного амбициозного выскочку (они и сами являлись такими), но и действительно опасного конкурента, готового все переиначить и, главное, запустить дело по-новому и уже без них. Сгоряча Антипов с самодовольством заметил только то, что коллеги поняли, наконец, кто из них настоящий специалист, в то время как гораздо важнее было понять другое – что им такой лидер был вовсе не нужен, и это сразу сплотило всех против него.

Во-вторых, при посещении Смитсонианского института Антипов на свое счастье (конечно счастье!) увидел в реальности тот вариант своей затеи, который мог организовать в одном своем штате информационного центра, правда, расширенном. Там за персональными дисплеями большой ЭВМ сидели аналитики, и каждый из них по своему узкому профилю формировал машинный файл фактов со ссылками на документы. Строго говоря, это была не собственно фактографическая система, а нечто, предшествующее ей, поскольку выдача из ЭВМ все равно состояла из вторичных документов, а не собственно фактов как таковых, но это был уже существенно обогащенный фактами материал.

Появившись у себя на работе, Антипов немедленно собрал близких ему по духу людей и, кратко проинформировав их об увиденном, раздал им несколько срочных заданий. Небольшую группу он засадил за перевод тех материалов, которые хотел включить в свой отчет. Задание было сверхсрочным. Михаил понял, что горячка здесь порется неспроста, и что Антипов хочет представить свой отчет о командировке в ГКНТ как отчет от имени всей делегации, хотя на самом деле эта работа была поручена не ему. Раз он решил работать на опережение, значит, собрался представить высшему начальству свою идеологию с опорой на американский опыт не просто оперативнее своих коллег, но и так, чтобы их отчет выглядел бледным на фоне той картины отечественного будущего, которое обрисует он.

Михаил был включен в другую группу, которой надлежало организовать технологический процесс обработки информации в самом центре – уже не во всей межотраслевой системе. Сначала ему пришлось оценить, какой нагрузке подвергнется по такой технологии центр, какие для этого потребуются людские и машинные ресурсы, чтобы не вышло так, что гора родила мышь. Однако Антипов желал другого – немедля, до проведения какого-либо проектирования, засадить всех имеющихся в институте специалистов по разным тематическим направлениям за работу в качестве аналитиков вне зависимости от их интеллектуального уровня и действительной компетентности. Чтобы активизировать порядком обалдевших от организационной перетряски людей, придать им уверенности и заинтересованности, Антипов приказал называть их не просто аналитиками, а эрудитами и прибавить рублей по пятнадцать-двадцать против того, что они получали до чудодейственного появления эрудиции в их головах по одному только приказу директора.

В качестве прототипа информационно-поискового языка, которым должны были пользоваться эрудиты, Антипов распорядился принять комплект предметных рубрикаторов все того же Смитсонианского института. Язык был примитивен и годился разве что для формирования документальных досье по тому или иному профилю, но отнюдь не для прямого поиска фактов. Антипов против такой оценки не возразил. Но с ним произошла еще одна перемена. Если раньше он готов был доказывать свою правоту, отбиваясь от чужих аргументов и отчасти соглашаясь с ними, то теперь перед сотрудниками это был не их старший коллега, а повелитель, не затрудняющий себя разъяснением причин своих предпочтений, и в то же время мэтр, изрекающий только абсолютные истины. Ни возражений, ни сомнений он уже не слышал. Группе, писавшей для него отчет, он устроил скандальный разнос с криком и угрозами, поскольку она не совсем укладывалась в сроки.

Короче, все свидетельствовало о крайнем нетерпении шефа и о том, что он сделал главную ставку в карьерной игре. Взлет на гребень волны он решил совершить немедленно и во что бы то ни стало. Очевидно, он очень боялся, что иначе найдется другой умник, который на той же американской основе предложит то же самое, но уже от себя, а если у него к тому же найдется высокопоставленный покровитель или родственник, то плакали расчеты Антипова сделать молниеносную карьеру, а другой возможности у него могло и не быть. Увязнуть на старте означало проиграть. Восхваляемая в свое время Сталиным американская деловитость сейчас – увы! – не опиралась на большевистский