Телохранитель Ника. Клетка класса люкс - Дия Гарина

– А я Хамисова попрошу помочь! – рассмеялась Челнокова. – Отойди в сторонку, Сереженька. Вдруг ненароком задену…

– Ты с ума сошла, Света! – крикнул Сережа, бледнея на глазах.

– Это точно, – подтвердила я, лихорадочно оглядываясь в поисках спасительного выхода. А сама подумала, что это единственный разумный поступок госпожи Челноковой за все время, что я ее знаю. Даже если наши трупы обнаружат и подозрение падет на нее, все равно останется шанс выйти сухой из воды. А вот если не удастся довести начатое дело до конца и поставить крест на мстительном супруге, то ни единого шанса остаться в живых у нее уже не будет.

– Ну же, Сережа, отойди! Мне помощник нужен, а не дополнительный труп.

– Неужели ты думаешь, что я соглашусь тебе помогать? – крикнул Сергей, поворачиваясь к ней в тщетной попытке закрыть худосочной фигурой своего двухметрового шефа.

– Конечно, – как ни в чем не бывало улыбнулась Светлана, – они ведь отца твоего убили, Сереженька. За то, что он Эльку хотел украсть. Я своими ушами слышала, как они подробности обсуждали…

– Это правда? Почему вы молчите, Владимир Андреевич? Мой отец хотел похитить Элю, и вы его убили?!

– Он ни при чем. Я убил, – неожиданно для всех прокашлял Немов и, сплюнув пузырящуюся на губах кровь, захрипел на всхлипывающую под ним Элю: – Лежи смирно, если не хочешь пулю получить.

– Все равно получит, – сказала Светлана опуская пистолет на уровень глаз. – И наседка ее, которая на моего мужа вешалась, тоже получит. Н-на, гадина!

Я закрыла глаза, ожидая, что пуля отбросит меня обратно в жидкое серое месиво и, вздрогнув от бухнувшего выстрела, почувствовала, что меня и впрямь отбросило. Только не назад, а вбок. Спина больно врезалась в открытый щиток с тумблерами, и боль, заставившая меня открыть глаза, стала невыносимой. Потому что между мной и чокнутой КМС по стрельбе стоял Павел и, вцепившись в мои плечи, чтобы не упасть, закрывал меня от пуль. Еще один выстрел, и Павел, вздрогнув всем телом, медленно начал сползать вниз. Зеленые глаза заволокло дымкой, но он продолжал упрямо цепляться за меня, как за собственную жизнь.

– Отойди, Сергей! – взвизгнула Челнокова, обращаясь к Хамисову, все еще стоявшему между ней и мужем. – Или ляжешь в цемент вместе со всеми!

Секретарь только замотал головой, не в силах ей ответить, но с места не сдвинулся.

Челноков тоже не стал тратить время на разговоры, а осторожно положил сына на пол и зигзагами понесся к женской фигуре в белом махровом халатике. Я точно знала, что шансов у него нет. Пятьдесят метров открытого пространства, когда тебя расстреливают, как мишень в тире… Что-то снова сработало в моей бедовой голове, и я, не отрывая взгляд от поднявшей оружие Светланы, начала молиться. Наверное, кто-то наверху прислушался к моей просьбе, потому что Светлана вдруг немного отступила назад, испуганная неукротимой силой, исходящей от несущегося на нее мужчины. В тот же миг мои непослушные пальцы щелкнули тумблером, и тяжелая балка с закрепленными на ней мишенями рухнула с трехметровой высоты прямо на помраченную голову Светланы Челноковой.

Мы сидели в больничном коридоре, следя покрасневшими от цемента глазами за снующими по нему медсестрами и врачами реанимационного отделения. На улице вовсю палило солнце и стоял привычный гул сумасшедшей городской жизни, которая отсюда казалась нам такой далекой. Эля спала, свернувшись калачиком на больничном, продавленном диване. Она устала переживать и приставать с расспросами к каждому проходящему мимо человеку в белом халате… Нет, наверное, все-таки неутомимая юла по имени Эля согласилась сбавить обороты потому, что все было хорошо. Я долго отказывалась в это верить, подозревая, что нас просто хотят успокоить, дабы мы перестали периодически наведываться в кабинет главврача. Но вышедший из операционной светоч хирургии, неизвестно какими судьбами занесенный в этот город, улыбался, как объевшийся сметаной кот. Да, у всех троих серьезные ранения. Да, придется с ними повозиться. Но самое страшное позади. Нет, от нас ему ничего не надо, ни донорской крови, ни денег, а главное – женских слез, насквозь промочивших ему халат. Да, сейчас их перевезут в отдельные палаты. Да, все хорошо. Правда хорошо.

И вот уже шесть часов я сижу здесь и наслаждаюсь этим самым «хорошо». Даже неугомонный Челноков задремал, откинувшись на спинку дивана, а я все сижу и пытаюсь разобраться в себе. Вернее, уже разобралась и теперь просто жду главврача, чтобы кое о чем его попросить. Когда терпение мое начало иссякать, в дальнем конце коридора мелькнул этот уже ставший родным человек в белом халате. Осторожно, чтобы не разбудить отца с дочерью, я встала с дивана и, на цыпочках пробежав по недавно вымытому линолеуму, схватила врача за рукав:

– Пустите меня к ним!

– Девушка, – вздохнул хирург, – я же вам в сотый раз говорю: нельзя…

– Можно! То есть нужно! Вы даже не представляете, как мне это нужно!

Врач окинул меня тяжелым взглядом, посмотрел на часы и вздохнул:

– Хорошо. К одному я вас могу пропустить.

– Но мне надо к двум! К Понизову (я вовремя вспомнила новую фамилию Виталия) и Челнокову. Который Павел.

– Послушайте, девушка, – светоч хирургии начал заводиться, – я и так пошел вам навстречу. А вы мне уже на голову сели и ноги свесили…

– Но мне очень, очень нужно. Поверьте!

– К Понизову нужно?

– Нужно.

– Кто он вам?

– Любовник, – честно ответила я, вогнав пожилого врача в багровую краску.

– А Павел Челноков?

– Любовник.

Смущенный главврач только махнул рукой. И вот я, одевшись в стерильный халат, шапочку и натянув поверх одолженных в больнице тапочек стерильные чехлы, вхожу в палату интенсивной терапии. И вижу человека, склонившегося над Немовым со здоровенным шприцем в руке. Одним прыжком я покрыла разделяющее нас расстояние и до хруста вывернула руку секретарю Сереже. Шприц упал на кровать, и волосы у меня на затылке зашевелились, потому что он был пуст. Поздно? Неужели поздно?! Я уже открыла рот, чтобы позвать на помощь, но тут Сережа проглотил подкативший к горлу комок и тихо сказал:

– Тряпка. Я – просто тряпка. Он отца моего убил, а я его не могу. Вот так, когда он без сознания… А ведь это так просто. Двадцать кубиков воздуха в вену и все. Можно было потом еще добавить… И никто не подкопался бы. Воздушная эмболия и все. Это так просто, а я не могу. Не могу. Можно, я убью его потом, Ника?! Когда он выздоровеет? Можно? Тогда я смогу. Я точно знаю, что смогу. Можно, я убью его потом?!

– Конечно, можно, – я развернула несчастного парня к себе лицом и начала гладить по голове, как маленького. – Все будет, как ты захочешь, Сереженька. Все будет хорошо.

Когда пришедший в себя Хамисов ушел, по-детски размазывая кулаком слезы, я облегченно вздохнула и поплотнее закрыла за ним дверь. И, услышав раздавшийся за спиной смешок, подскочила как ошпаренная.

– Какой приятный молодой человек, – еле слышно прошептал Немов, и теперь из моих глаз потекли соленые ручейки.

– Ты только не убивай его, – так же тихо попросила я, садясь на белую, пахнущую хлоркой простыню.

– Не бойся, Ника, детей я не убиваю, – Виталий помрачнел, вспомнив, как рядом с ним упала двенадцатилетняя девочка, прошитая автоматной очередью, но потом улыбнулся: – А знаешь, теперь она не будет мне сниться. Я ведь сегодня за все расплатился. Лучше бы, конечно, чтобы насмерть, но так тоже ничего. Мне зачтется.

Он пробормотал еще что-то про карму и воздаяние и снова уплыл от меня к далеким берегам беспамятства. Я наклонилась, поцеловала его в губы и, стараясь не топать по выложенному плиткой полу, как будто это могло его разбудить, вышла в коридор.

– Я знал, что ты придешь, – заявил Павел, едва я переступила порог его палаты. Выглядел он довольно бодро, несмотря на две дырки в спине, проделанные Светланой с помощью (о, ирония судьбы!) моей «беретты», которую я оставила в приемной, удирая из дома Челнокова. Мы проболтали не меньше десяти минут. Я даже попеняла ему на обман:

– Ты так ловко притворялся, что не можешь выходить из дома…

– А я и не мог, – Павел уже устал и говорил короткими рублеными фразами. – Ты вылечила меня. Тогда. Когда заставила себя спасать. Я это понял… после того как ты… уехала. Мне было так хреново… что я решил… пусть будет еще хуже. И вышел из гаража вслед за тобой. И ничего не случилось. Только голова кружилась… и тошнило, как при качке.

Он помолчал, собираясь с силами, и, вдруг круто переменив тему, спросил:

– Ты вернешься к нему?

– Нет, – честно ответила я и поблагодарила бога, что после этих слов успокоенный Павел улыбнулся и тоже впал в забытье, избавив меня от следующего вопроса, на который мне пришлось бы отвечать так же честно.

«Если любишь двоих, ищи третьего», – крутился в голове совет бывалой подруги, в то время как ноги несли меня по обочине скоростного шоссе прочь из города. Я опять бежала от самой себя, от непосильного выбора между двумя близкими, черт бы их побрал, людьми. Я даже пеняла на судьбу: не могла она, что ли, решить за меня? Ну умер бы один из них. Или оба. Ну отревела бы я, отмучилась положенное, и все. Свободна. А теперь что? Где прятаться? Ведь ни один, ни другой не отступится. Искать начнут. И ведь разыщут… А мне что, разорваться! Мне они оба нужны! Тьфу ты, хоть шведскую семью создавай. Нет уж. Это тоже не для меня. Лучше последую совету подруги и поищу третьего. Захватив из квартиры свою сумку, я вспомнила слова Павла Челнокова: выбираться из города на попутках. Вот и плелась теперь вдоль шоссе, периодически помахивая рукой перед капотами несущихся мимо машин, которые по какой-то прихоти судьбы не желали останавливаться. Ни одна! Такого в моей практике автостопа еще не бывало. Или это намек, что мне никуда не нужно бежать. Ведь от себя все равно не убежишь.