Эшафот забвения - Виктория Платова

– Да, конечно.

– Чем вы приманиваете такие молоденькие, такие аппетитные яички? – скабрезно хихикнув, прошептала Новотоцкая, имея в виду Митяя. – Он же глаз с вас не сводит.

– А вы? – точно так же хихикнув, прошептала я, имея в виду всех опущенных толстой сценаристкой ассистентов сразу.

– Я их интригую.

Это ты-то? Я с сомнением осмотрела тумбообразную фигуру Новотоцкой, ее угрожающих размеров бюст и толстые пальцы, унизанные такими же толстыми серебряными кольцами. Ей хочется немедленно наврать мне о своем фантастическом сексуальном опыте – хроническая болезнь корректоров отдела художественной литературы.

– И каким же образом?

– Полным несоответствием того, что я делаю, и себя самой. Я могу украсить банальный трах любым потоком самых возвышенных ассоциаций. Я могу сравнить грудь женщину с жареным арахисом, а мужской пах с кофейными зернами – и все сойдет мне с рук. Я же писатель. И со мной спят как с писателем, а не как с женщиной… Потому что женщина я никакая, сами видите… А все ищут – и во мне и в себе – и этот самый пресловутый арахис, и кофейные зерна.

Мать твою, выругалась я про себя, ты опять за свое, теперь это похоже на участие в программе “Про это”, то-то радости будет Елене Ханге, всем ее дружкам-сексологам и публике в зале. Нужно уносить ноги – подальше от внезапных знаменитостей.

– Вы удивительная женщина, – промямлила я. Это было именно то, чего она добивалась.

– А ваш друг как думает?

– А мой друг думает, что самая удивительная женщина – я. Правда, милый?

Митяй обхватил руками голову: глаза бы мои вас не видели, шлюхи, эксгибиционистки проклятые.

– Нам пора, Ксения. Всего доброго.

– Вы не останетесь, молодой человек? – спросила Ксения Митяя. Она еще пыталась заигрывать с ним! Хотя почему бы и нет, у нее отличная кожа, обаятельная улыбка отошедшей от дел бандерши и полное отсутствие всяких комплексов…

– Оставайся, милый, узнаешь много нового о кофейных зернах. Тем более ты так любишь кофе…

Только теперь я поняла, как опостылел мне павильон, как опостылели мне съемки и сабантуи после смены. Невозможно делать вид, что ничего не произошло, так я долго не продержусь. В куче шмоток я отыскала свое пальтишко, но надеть его не успела. Кто-то молча вынул его из моих рук.

– Давай помогу.

Митяй, какая галантность, надо же.

– Какая галантность, надо же, Митяй! Чему обязана внезапно вспыхнувшим чувством?

– Ничему. Судя по всему, ты не самый клинический случай.

– Это верно. В этой кунсткамере есть более устрашающие экспонаты.

Митяй помог мне надеть пальто, и я машинально сунула руки в карманы. И тотчас же нащупала пачку “Жигана”. Надо же, приятная неожиданность, я почему-то думала, что сигареты у меня кончились. В пачке болталась одна-единственная сигарета. Я достала ее и уже подумывала смять пачку и швырнуть ее в ящик, приспособленный специально для мусора, но так и не сделала этого.

На пачке было что-то написано – шариковой ручкой, крупными печатными буквами, отстоящими друг от друга на приличном расстоянии. Я прочла надпись на сигаретной пачке дважды – и только тогда до меня дошел ее смысл. “Я ЗНАЮ, ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ. ЗАЧЕМ ВЫ СКРЫЛИ ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО? ЭТО НЕЧЕСТНО. ЭТО НЕ ПО ПРАВИЛАМ. ЕСЛИ БУДЕТЕ МОЛЧАТЬ И ДАЛЬШЕ, ЭТО НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТ, НО ПРИДЕТСЯ МЕНЯТЬ ПРАВИЛА”.

Черт.

Черт, черт, черт. Вот оно и началось.

Почувствовав слабость в коленях, я села прямо на сваленные в кучу вещи. Нужно успокоиться, нужно взять себя в руки. “Я знаю, что вы знаете” – это касается старой актрисы. “Зачем вы скрыли то, что произошло?” – это касается убийства старой актрисы. “Это нечестно” – Господи, конечно, это нечестно, это самая настоящая подлость, и я позволила себя в эту подлость втянуть, я позволила остаться безнаказанным не только убийце, но и тем, кому наплевать на убитую… “Это не по правилам” – да, это не по правилам, моралью и состраданием здесь даже не пахнет… “Это ничего не изменит” – в моем случае, может быть. Я все равно приговорена. Я стала забывать об этом только в последнее время.

Я старалась не думать о том, кто написал записку. Да еще так экстравагантно ее передал. Она была написана – вот и все, все остальное не имеет значения. Теперь я помнила точно, что никакой сигаретной пачки в моем кармане не было, только немного мелочи и ключи от квартиры, которые я забыла отдать Серьге.

Нужно обязательно отдать ключи.

Господи, о чем я только думаю? Сначала нужно найти Кравчука и показать ему записку. Хотя теперь, когда исчезновение старухи разыграно как по нотам (как же им все-таки удалось ввести всех в заблуждение?), когда в районном отделении лежит заявление об исчезновении актрисы Александровой, – поздно давать задний ход. А то, что еще можно сделать, выглядит теперь надругательством над мертвыми.

– Тебе плохо? – спросил Митяй без капли участия в голосе. – Я же говорил, не нажирайся.

– Все в порядке. – Я все-таки прикурила злосчастную сигарету, интересно, куда делись все остальные? Должно быть, человек, писавший записку, оставил их себе. Интересно было бы на него посмотреть…

– Ну что, едем? – Господи, как ему не хотелось везти меня в свой упорядоченный, вылизанный до блеска тренажерный зал!..

– Нет. Мне нужно увидеться с твоим боссом. Надеюсь, я его еще застану.

* * *

…Я столкнулась с Кравчуком на полпути в съемочную группу, на площадке между вторым и третьим этажами административного корпуса. Сопровождаемый Сеней, он спускался вниз и направлялся в сторону павильона.

– Уже уходишь? – Кравчук посмотрел на меня испытующе.

– Хотела уйти, но появились кое-какие обстоятельства… Кравчук не дал мне договорить. То, что произошло секундой спустя, не подчинялось ни логике, ни здравому смыслу: он ударил меня.

Нет, не так. Он хотел меня ударить. Он занес руку, но я перехватила ее, провела молниеносный захват, и чистюля Кравчук, так ничего и не сообразив, оказался на полу. Я тоже ничего не успела сообразить, кроме того, что ничего из прошлого, которое я так яростно, так страстно пыталась забыть, не забылось. Как не забылись изнуряющие тренировки в спортзале – с Лапицким и инструктором Игнатом. Они хорошо подготовили меня тогда, черт возьми, они приучили мое тело к автоматизму самозащиты – я даже представить себе не могла, что это мне когда-нибудь пригодится в моей нынешней дикорастущей жизни. А через несколько секунд на полу оказался и Сеня, бросившийся на выручку своему шефу, нужно все-таки обучаться правилам ближнего боя, щенок…

Но щенок оказался хорошо экипированным – теперь на меня смотрело пистолетное дуло. Пожалуй, это было уже излишеством.

Кравчук уже успел сесть и непонимающе тряс головой. Сеня, не опуская пистолета, помог боссу подняться.

– Надеюсь, у тебя есть лицензия на ношение оружия? – спросила я Семена.

– Спрячь пушку, идиот, – посоветовал телохранителю Кравчук. Он явно был недоволен – и собой, и подчиненным.

– Не мешало бы, – присоединилась к Кравчуку я, – извините, Андрей Юрьевич, это только самозащита.

– Это не самозащита. – Кравчук, как всегда, осторожно, подбирал слова. – Откуда ты знаешь этот захват?

– Обучалась на реабилитационных курсах жертв изнасилования.

– Интересно было бы посмотреть на преподавателей этих курсов. Не много найдется людей, которые владеют этим комплексом приемов автоматически – Он смотрел на меня совершенно другими глазами, я больше не была для него ассистенткой режиссера, случайно оказавшейся с ним в одной упряжке. – Я хотел поговорить с тобой, но теперь не знаю, стоит ли начинать разговор.

– По-моему, вы его уже начали. Очень своеобразно.

– Извини. Объявляю перемирие. И поднимемся в группу:

– Хорошо.

– На сегодня ты свободен, – через плечо сказал Кравчук Митяю, который все это время маячил у меня за спиной с выражением неподдельного удивления на лице Судя по всему, решение Кравчука было спонтанным, я даже не знала, что повлияло на него…

– Я расконвоирована?

– Похоже, что да. Идем.

В полном молчании мы дошли до съемочной группы. Кравчук толкнул дверь и пропустил меня вперед. Сеня, проводив меня полным бессильной ненависти взглядом, остался сторожить ближние подступы.

В комнате нас уже ждал Братны.

Он сидел в кресле, спиной к двери, закинув ноги на подоконник, и рассеянно смотрел в непроглядную темень окна. А затылок у тебя здорово зарос за время съемок, Братны, не мешало бы постричься…

– Я привел ее, – коротко сказал Кравчук, не вдаваясь в подробности нашей встречи.

Братны, лениво качнувшись в кресле, повернулся к нам.

– Привет, Ева. Давно не виделись. А пока мы не виделись, кое-что произошло.

Я села на стул и независимо закинула ногу на ногу. Кравчук остался стоять. Страшно хотелось курить, но сигарет не было, в кармане лежала только пустая пачка с угрожающими иероглифами, теперь придется сменить сигареты – “Житан Блондз” всегда будут напоминать мне о том, что правила игры нужно менять.