Дело о стаях (СИ) - Сереброва Алёна

Тот ничуть не изменился, только под глазами залегли глубокие тени, будто он не высыпается, да волосы чуть отросли, покрывая бритый некогда череп короткой щетинкой. Точно такой же, как и на подбородке, будто Леониду некогда не только спать, но и побриться.

— Я тебе уже говорил и ответ не изменится, — жёстко отзывается Герман, подтверждая, что разговор между ними уже действительно был.

— Пап… — тихо зовёт Богдан и не получает никакого ответа. Герман на него даже не смотрит, будто на кровати и вовсе никого нет.

Вместо него к койке шагает Слава. И только оказавшись в шаге от неё, видит тонкую полоску соли вокруг.

— Вода есть? — интересуется он, перешагивая линию, прежде чем его остановят, и садясь на кровать. Богдан тут же ловит его, сжимая ледяные пальцы на запястье.

— Слав?..

— Всё будет хорошо, — обещает Слава. Разжать чужие пальцы не составляет особого труда. Как и откинуть одеяло. — Я просто посмотрю, хорошо?

«А ещё обработаю» — заканчивает он и оборачивается, чтобы снова потребовать принести воды, но слова так и остаются непроизнесёнными.

В комнате, кроме них двоих, никого не оказывается и Слава понимает, что даже не заметил, когда они вышли.

— Я сейчас. Подожди немного.

Здесь есть всё, чтобы комфортно жить, даже маленькая плита и небольшой холодильник. Рядом с которым Слава и находит несколько бутылок воды.

Стараясь не шуметь, он обходит комнату, обшаривая её не только взглядом, но и руками. Дёргает дверь, что оказывается заперта, заглядывает в каждый угол и проверяет ящики, но не находит ни намека на оружие. Еда, аптечка, мелочёвка и несколько запертых на ключ ящиков стола. Даже столовые приборы отсутствуют.

«Твою мать!»

Выдохнув, Слава возвращается со стаканом воды и аптечкой.

Одного взгляда на бледного Богдана, вновь обессилено откинувшегося на старую подушку, хватает, чтобы понять, увести его отсюда вряд ли удастся.

— Пить будешь? — предлагает Слава, подсовывая Богдану под нос кружку и помогая ему напиться.

— Я ведь обращаюсь, да?..

— Порой это не так плохо как кажется, но нет. Сейчас ты просто умираешь. Лежи смирно.

Задрав подол пропитавшейся потом футболки, Слава осторожно открепляет влажный пластырь, под которым оказывается чуть припухшая и покрасневшая по краям, но чистая рана. Вот только она совсем не заживает, будто время остановилось в тот момент, когда Слава обрабатывал её в прошлый раз.

«Это внутри, а не снаружи… — Слава сглатывает, приклеивая на рану новый, чистый и сухой пластырь. — Демид, ты сейчас мне так нужен… Я не смогу привезти его вовремя».

— Ты займёшь мою комнату? — тихо спрашивает Богдан.

Слава не сразу понимает, о чём тот говорит, а когда понимает…

— И давно ты знаешь?

— Что он меня пристрелит? Как только меня укусили, — Богдан облизывает сухие потрескавшиеся губы. — Я пытался сбежать, когда вы уехали, но ничего не вышло. Я слабак… А слабакам место на кладбище…

Слава щёлкает Богдана по кончику носа, заставляя того вздрогнуть от неожиданности, и ворчит.

— То, что я твой брат, дубина. Никто тебя не пристрелит. Так что?

Он замирает в ожидании, отмечая, как морщится и устало прикрывает глаза Богдан, как отворачивается, будто не желая говорить, но всё-таки отзывается:

— Всегда знал. Отец никогда не скрывал что я второй.

Приходит черёд Славы поджимать губы и отворачиваться.

«Знал, да? Всегда, да?»

— Но ничего мне не сказал, — констатирует Слава и звучит это до странного обижено. — Ладно, хорошо. Ты не знаешь, где твой отец держит тут оружие?

Слава поднимается, снова оглядываясь и прислушиваясь.

За пределами комнаты слышится какой-то шорох, но звукоизоляция тут настолько хорошая, что разобрать что-то не представляется возможным.

— Нет. Знаю только о том, что у них при себе…

— Кстати, — Слава замирает, едва переступив круг из соли. — Протяни ко мне руку. Давай.

— Зачем?..

— Ну?

Богдан подчиняется, приподнявшись и протягивая руку, и та с лёгкостью пересекает барьер, так его и не активировав.

— Прекрасно. Кстати, я так понял, ты готов стать оборотнем, лишь бы выжить? — закидывает он удочку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Да, — шёпотом отзывается Богдан, зачёсывая подрагивающими пальцами влажные, грязные волосы назад.

Именно этот момент выбирает Герман, чтобы вернуться.

На лице Леонида настолько крупными буквами написаны недовольство и покорность, что Слава невольно сравнивает того с цепным псом. Вроде бы и опасный, но хозяина будет слушать, как бы не стояли ему поперёк горла отданные тем команды.

— Наигрался в мать Терезу?

— Чего тебе от меня нужно? — устало спрашивает Слава, отмечая появившиеся за поясом пистолеты. Сейчас они их не скрывают, заткнув за ремень спереди.

— Я уже говорил. Ты сам.

— А если серьёзно? Я не собачонка, которую можно водить на поводке. У меня есть своя работа. Так чего тебе нужно, Герман?

— Для начала зови меня отцом.

Слава на это предложение только фыркает.

— Ты должен работать со мной.

— Увольняться с работы не планирую.

— Не переживай на счёт этого. Будешь совмещать. Фёдор всё устроит.

«Федор, да? Ну вы, Фёдор Игнатьевич, и скотина…»

Злость внутри вспыхивает и тут же опадает горячим пеплом.

— Но прежде, ты всё-таки должен очистить свою репутацию. Леонид, приведи его.

Слава будто оказывается в своём недавнем кошмаре. Только вместо беззащитного горла ошейник-удавка впивается в мокрую шкуру, а лапы не связаны, но по полу тянется отчётливый кровавый след.

— Псина всегда следует за своим хозяином. Лишь на это у них мозгов и хватает, если приручить.

Страх скручивает внутренности, одновременно открывая дверь решимости, когда они с Демидом сталкиваются взглядами.

Славе больше не нужно пытаться отсюда выбраться. И уводить Богдана тоже не надо. Они закончат всё здесь.

— И чего ты от меня хочешь?

Во рту пересыхает, но Слава заставляет себя отвернуться от мерцающих рыжим огнём глаз.

— Даю ещё один шанс. Убей его.

— И чем же мне это делать? — насмешничает он, пряча за нахальством поселившуюся за грудиной дрожь. — Голыми руками? Или, может быть, зубами прикажешь, отец?

Последнее слово Слава выплёвывает как особо изощрённое ругательство, однако, судя по растянувшей губы Германа улыбке, тот этого подтекста абсолютно не замечает.

* * *

Реальность дробится на куски, воспринимаясь скорее как пазл нежели цельная картинка. Вот удавка впивается в сильную, покрытую мокрым мехом шею Демида перекрывая кислород. Он скалится, хрипит, но не может противостоять. Вот кровавые отпечатки волчьих лап на полу и смазанный след, не красный, скорее бурый. Опасный. Пули были обработаны. Вот застывший ровно напротив Славы Герман: самоуверенный, довольный, будто ему преподнесли долгожданный подарок.

— Так чем? — повторяет Слава, чувствуя, как заполошно бьётся в груди сердце.

Он отступает на шаг назад, чиркает пяткой по полу, однако опустить взгляд и проверить, удалось ли коснуться солевого круга, не может.

— Герман, не глупи, пристрели его сам.

Леонид натягивает импровизированный поводок, затягивая петлю сильнее и заставляя Демида отступать, подбирая заднюю лапу.

— Или давай я сам.

«Ты у меня отсюда живым не выйдешь» — обещает Слава, позволяя злому огню растекаться по венам.

Он переводит взгляд с направленного на загривок Демида ствола пистолета на лицо Леонида и по-звериному усмехается.

«Тебя отсюда только вынесут. Вперёд ногами. Обещаю».

— Ты ведь понимаешь, что тебе лучше больше не предавать нас?

Герман тянется за спину, и Слава напрягается, полностью отдавая ему своё внимание.

«Не предавать? Что ты. Я изначально не с вами».

Слава облизывается, когда Герман протягивает ему пистолет рукоятью вперёд.

— Пообещай оставить Аню в покое, — требует он, встречаясь взглядом с Германом. — Скажи, что не тронешь её.