Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) - Джон Ле Карре

По оба конца стола, но чуть ближе к залу располагались еще два стула, развернутые так, чтобы сидевшие на них были обращены лицами друг к другу. Один стул занимал уже немолодой мужчина, вероятно, лет шестидесяти, в черном костюме и сером галстуке – так обычно одеваются в немецкой провинции перед походом в церковь. Второй предназначался для Фидлера.

Лимаса усадили почти у задней стены под надзором двух стражей. Между головами собравшихся в зале он мог видеть Мундта, которого плотно окружали полицейские. Волосы ему постригли еще короче, а его широкие плечи стягивала теперь такая знакомая Лимасу арестантская роба. Он воспринял как индикатор общего настроения членов трибунала (на котором могло сказаться влияние Фидлера) то, что ему самому разрешили остаться в цивильной одежде, в то время как Мундта обрядили в униформу заключенного.

Лимас еще не успел толком осмотреться, как президент трибунала, сидевший в центре, звонком подал сигнал к началу заседания. Звук привлек внимание к главной фигуре процесса, и у Лимаса холодок пробежал по спине, когда он понял, что это женщина. Но едва ли ему стоило корить себя за то, что он не заметил такой детали сразу. Ей было около пятидесяти лет, маленькие глазки, по-мужски коротко постриженные черные волосы и простенький темный балахон, какие были в моде у многих женщин в СССР. Она пристально осмотрела зал, кивком головы приказала охраннику закрыть дверь и начала говорить без каких-либо преамбул или приветственных слов в адрес собравшихся.

– Вы хорошо знаете, зачем мы прибыли сюда сегодня. Все, что будет здесь происходить, строго секретно – прошу никого не забывать об этом. Данный трибунал избран особым постановлением президиума. И только перед президиумом мы несем ответственность. А теперь нам предстоит заслушать показания сторон в установленном порядке. – Она повернула голову в сторону Фидлера. – Начнем с вас, товарищ Фидлер.

Тот поднялся. Коротко кивнув каждому из членов трибунала, достал из портфеля пачку бумаг, связанных в углу черным шнуром.

Говорил он спокойно, легко, но и со скромностью, какой Лимас не замечал за ним прежде. Лимас посчитал, что Фидлер взял верный тон, играя роль человека, который с великим сожалением готовится распять своего бывшего друга и начальника.

– Прежде всего, – начал Фидлер, – я считаю, мне следует поставить вас в известность, если только вас не снабдили соответствующей информацией заблаговременно, о том, что в тот же день, когда члены президиума получили копии моего доклада относительно деятельности товарища Мундта, я был подвергнут аресту наряду с мистером Лимасом – перебежчиком к нам с Запада. Мы оба попали в тюрьму, и к нам обоим… на нас обоих оказывалось исключительно мощное давление с целью добиться признания, что выдвинутые против Мундта серьезные обвинения были лишь частью фашистского заговора против лояльного и верного своей стране коммуниста.

В моем первоначальном меморандуме подробно описывалось, как и почему Лимас попал в наше поле зрения. Мы по своей инициативе вышли на контакт с ним, убедили перейти на нашу сторону и, наконец, сумели переправить на территорию демократической Германии. Ничто не может свидетельствовать о беспристрастности Лимаса более красноречиво, чем такой факт: по причинам, которые я объясню ниже, он до сих пор категорически отказывается поверить, что Мундт был агентом британской разведки. Таким образом, представляется полной нелепицей утверждение, будто Лимас сыграл роль подсадной утки: инициатива его вербовки полностью исходила от нас, а фрагментарные, но крайне важные показания Лимаса стали лишь окончательным доказательством в длинной цепочке улик, собранных за последние три года.

Перед вами все материалы этого дела, изложенные в письменном виде. Мне лишь остается дать пояснения к фактам, которые вам уже известны.

Суть обвинения против товарища Мундта состоит в том, что он является агентом империалистической державы. Я мог бы выдвинуть против него и другие обвинения – в том, что он передавал информацию секретным службам Великобритании, что он превратил сотрудников своего ведомства в невольных прислужников буржуазного государства, что он сознательно защищал реваншистские антипартийные группы и принимал в качестве вознаграждения крупные суммы в иностранной валюте. Однако все сопутствующие обвинения вытекают из главного: Ганс-Дитер Мундт – агент империалистической державы. Наказанием за подобное преступление может быть только смертная казнь. В нашем уголовном кодексе не значится ни одного более серьезного нарушения закона, поскольку именно оно подвергает самой большой опасности нашу страну, именно оно требует особой бдительности со стороны карательного аппарата партии.

Он положил свои записи и продолжал уже не по бумажке.

– Товарищу Мундту сорок два года. Он – заместитель начальника министерства народной обороны. Не женат. Его неизменно считали прежде исключительно способным и неустанным защитником интересов партии, безжалостным к ее врагам.

Позвольте мне напомнить некоторые подробности его карьеры. Он был принят на службу в министерство в возрасте двадцати восьми лет и прошел обычный курс подготовки. По истечении испытательного срока выполнял особые задания в Скандинавских странах – в Норвегии, Швеции и Финляндии, где ему успешно удалось наладить разведывательную сеть, которая вела активную борьбу с фашистскими агентами во враждебном нам лагере. Он хорошо справлялся с порученным делом, и нет никаких оснований предполагать, что он не был в то время всего лишь усердным сотрудником своего ведомства. Но при этом, товарищи, отметим про себя эту его раннюю связь со Скандинавией. Сеть агентов, завербованных товарищем Мундтом после войны, много лет спустя послужила ему предлогом для частых посещений таких стран, как Норвегия и Финляндия, где служебная необходимость стала для него всего лишь прикрытием, чтобы тайно снимать в зарубежных банках многие тысячи долларов, полученных в награду за предательство. И не будем заблуждаться: товарищ Мундт не по идейным соображениям перешел на сторону тех, кто сопротивляется неумолимому ходу исторического развития. В первую очередь трусость, слабость и жадность стали его мотивами, личное обогащение превратилось в цель. По иронии судьбы, именно тщательно продуманная система для удовлетворения своих алчных запросов выдала его и привела сейчас на скамью подсудимых этого трибунала.

Фидлер сделал паузу и оглядел зал, а его глаза вспыхнули неожиданной страстью. Лимас смотрел на него, не уставая поражаться.

– Пусть это станет уроком, – почти выкрикнул Фидлер, – для всех врагов нашего государства, которые в тайные ночные часы вынашивают планы своих гнусных преступлений.

Группа слушателей в дальней части зала отозвалась на это ожидаемым одобрительным гулом.

– Им не укрыться от бдительного ока народа, на чьей крови они хотели бы нажиться! – Казалось, Фидлер выступает перед многотысячным митингом, а не перед кучкой членов руководства страны и охранников, собравшихся в небольшой комнате с покрытыми побелкой стенами.

В этот момент Лимас понял, что Фидлер стремится не оставить оппоненту ни шанса: его обращение к трибуналу, судьям и зрителям должно было звучать политически безупречно. Несомненно, Фидлер понимал все опасности, которые могли содержаться в ответной речи защиты, что неизбежно в таких случаях, и заранее прикрывал свою спину от коварного удара. Его риторические реплики будут занесены в протокол, и потребуется немалое мужество, чтобы бросить им вызов.

Теперь Фидлер открыл папку, лежавшую перед ним на столе.

– В конце 1956 года Мундт был направлен в Лондон в качестве сотрудника представительства сталелитейной промышленности ГДР. Его особым секретным заданием стало противодействие подрывной деятельности обосновавшихся там эмигрантских группировок. В процессе исполнения задания он не только подвергался немалой опасности – это следует признать, – но и добился немалых успехов.

Внимание Лимаса вновь привлекли три фигуры за центральным столом. По левую руку от президента трибунала сидел моложавый, чуть смуглый мужчина. У него были вялые непослушные волосы и серое, с впалыми щеками лицо аскета. Его тонкие пальцы непрестанно и нервно перебирали углы стопки документов, лежавших перед ним. Лимасу показалось, что это сторонник Мундта, хотя ему было бы трудно объяснить, почему у него возникло такое впечатление. По другую сторону расположился мужчина постарше, уже лысеющий, с открытым и добродушным лицом. Лимасу оно показалось несколько глуповатым. Как ему сейчас представлялось, судьба Мундта будет решаться в первую очередь молодым человеком, собиравшимся высказаться в его пользу, и председательствующей, которая поддержит обвинение. Что же до второго мужчины, то, столкнувшись с расхождением во мнениях, он будет все же склонен встать на сторону президента.