Главред: назад в СССР - Антон Дмитриевич Емельянов

парк, помните? Все же знают. Его на месте Успенского собора построили, там еще танцы были до конца семидесятых.

— Жутковатая тема, — я покачал головой. — Вряд ли это место стоит показывать друзьям из других городов. Но как тему для отдельной статьи — одобряю. Обсудим это на завтрашней планерке, Софья Адамовна.

Девушка довольно кивнула, а я вспомнил, что об этом парке действительно ходили загадочные слухи, будто там то ли маньяк действовал, то ли нечистая сила[29]. А как танцы отменили, так все и прекратилось. Пожалуй, надо будет этими темами и вправду заняться, но немножко попозже, когда ослабнет цензура на околопаранормальные темы. Сейчас этим увлекаться не стоит, а то вон даже историю с кладбищенским мракобесием едва протащили. И это при том, что Кантор и Бульбаш решительно осудили вандалов и шарлатанку-целительницу. А заодно особо подчеркнули грамотную работу милиции, но в итоге все равно будто по лезвию прошлись. Смешно и грустно с учетом того, что материал как раз получился правильный с точки зрения идеологии. Это потом, уже к концу восьмидесятых и особенно в девяностые прессу буквально захлестнет шквалом мистических историй, зачастую откровенно выдуманных. Но сейчас — рановато нам для такого. Слишком неоднозначная тема.

— Всем спасибо, коллеги! — поблагодарил я сотрудников, когда в списке было уже более десяти достопримечательностей. — Все свободны. Завтра от каждого жду не менее пяти тем для разработки. И постарайтесь отойти от привычных мыслей. Ищите что-нибудь новенькое, подумайте, о чем бы вам хотелось написать. Именно хотелось! Не бойтесь мечтать, экспериментировать, вместе потом обсудим и примем решение.

Как ни странно, никто не возмутился и не зароптал. Я-то, честно говоря, опасался, что они воспримут в штыки план из пяти тем на каждого. Надо будет потом спросить Бульбаша, сколько обычно предлагается вариантов статей от корреспондента. У нас на портале обычно не больше трех поступало от тех, кто на текстах работает. Как правило, готовишь один, еще один-два в запасе на неделю. На следующую редко сразу замахивались, все обычно по ходу работы в голову приходило в постоянном режиме. Но тут газета — нужно начинать готовиться уже после сдачи номера. И еще следует учитывать, что часть идей я зарежу на корню или отправлю на доработку. Вот и пусть думают весь оставшийся рабочий день. А про мечты я коллегам не просто так — чтобы сделать газету лучше, нужны новые «фишки». То, что будет ее выделять из сонмища остальных районок. И я не хочу делать ставку только на свое знание будущего. У каждого в этой редакции есть таланты, и моя задача — раскрыть их. Во благо газеты, конечно же.

Когда все разошлись, и в моем кабинете остались только мы с Бродовым, зазвонил телефон.

— Кашеваров? — в трубке раздался не предвещавший ничего хорошего голос Краюхина. — Газету сдаешь? Все полосы распределил, дырок не оставил?

— Никак нет, Анатолий Петрович, — ответил я. — Все в рабочем режиме, сдадимся вовремя.

— Это хорошо, — сказал первый секретарь. — Бери машину и мухой ко мне. Разговор серьезный есть.

Глава 30.

Нет ничего хуже, когда у тебя дедлайн, все горит и рушится, но нужно куда-то бежать. У меня в прошлой жизни такое было, к примеру, когда отрабатывали отчет губернатора перед Законодательным собранием региона. Прямая линия по ТВ хотя бы идет поздно вечером, и на заполнении ленты новостей трудятся как минимум два журналиста или даже три. А отчет хоть и случается раз в год, но происходит в самый разгар рабочего дня, когда при этом у тебя есть еще целая куча задач. Одного отправили на планерку холдинга, другой на задании, третий хоть как-то оживляет ленту другими новостями. И в этот момент, когда ты в очередной раз проматываешь трансляцию на пару минут назад, чтобы точно записать цитату, на тебя падает еще что-нибудь вроде накосячившегося стажера.

Но там, в эру интернет-технологий, на тебя работают скорость и удобство. Здесь же, в восемьдесят шестом, практически всем приходится рулить вручную, и поездка к Краюхину в пик подготовки номера — это просто труба. Хорошо еще, что на замену всего две полосы, и Бродов, как бы я к нему ни относился, сам с этим справится. Принесут ему Зоя с Мартой Рудольфовной свои новые материалы, он их спокойно сверстает с Правдиным, и все будут терпеливо ждать, когда я приеду с намыленной головой. Интересно, о чем все-таки хочет поговорить со мной Анатолий Петрович?

Все эти мысли проносились со скоростью двадцать девятого МИГа, пока я мчался в черной редакционной «Волге» к зданию райкома. Сева привез меня быстро, пару раз немного нарушив правила, но сотрудников ГАИ поблизости не было, и все обошлось. Попросив водителя подождать, я быстрым шагом направился вдоль уже знакомых клумб, поприветствовал усача-вахтера и забежал в лифт с симпатичной курносой девушкой в черном брючном костюме и ярко подведенными глазами. Я ворвался в кабину задыхающимся кабанчиком, и бедняжка аж вжалась в стенку, боясь, видимо, что ее снесут и расплющат. Извинившись с улыбкой, я уточнил, на какой ей нужно этаж, и девушка еле выдавила из себя, что третий. Я нажал нужные кнопки, так как мне нужно было выше, и притворился статуей.

Ничего, Евгений Семенович, рассуждал я про себя. Животик я твой уберу, мышцы подкачаю, и одышка уйдет сама собой. И красивые девушки в лифтах перестанут шарахаться, напротив, начнут бросаться навстречу. Я усмехнулся собственным мыслям, моя спутница забавно похлопала ресницами и с явным облегчением вышла на своем этаже. Дверцы лифта закрылись, и мой путь наверх продолжился.

«Эй, жители неба, кто на дне еще не был? — заливался в моей голове Валерий Кипелов. — Не пройдя преисподней, вам не выстроить рай!»[30]

Текст замечательным образом ложился как на саму ситуацию, так и на мое состояние. Потому что, во-первых, я отчетливо осознавал серьезность происходящего, а во-вторых, был полон решимости доказать свою правоту во что бы то ни стало. Сколько мне пришлось за свою прошлую жизнь отбиваться от недовольных чиновников и неадекватных виновников разных происшествий! Неужели я с таким опытом сдамся перед советским номенклатурщиком? К слову, Анатолия Петровича я искренне считал адекватным партийцем, и это открывало интересные возможности: не просто заболтать языком, а именно договориться. Тем более что у нас точно были общие интересы!

В приемной меня встретила все та же длинноногая блондинка с «химией» на голове, ледяным взглядом и таким же веющим морозом голосом. Интересно все-таки, почему она так себя ведет?

— Анатолий Петрович вас ожидает, — сообщила она, скривив свои ярко-красные губки бантиком и прищурив глаза.

— Спасибо, Альбина, — я краем уха услышал ответ Краюхина, заодно узнав, как зовут ледяную красотку.

Редкое для Союза имя, больше подходящее для сумасшедших девяностых, когда быть Машей или Катей станет немодно, и секретарши с моделями превратятся в сплошных Альбин, Эльвир и Инесс. Впрочем, не это сейчас меня должно беспокоить.

— Можно, Анатолий Петрович? — я заглянул в кабинет, и Краюхин тут же приглашающе замахал рукой.

В нос ударил знакомый аромат документов, флагов и старого дерева. Первый секретарь райкома сидел, откинувшись в своем кресле, и взгляд его обещал мне все казни египетские. Или по меньшей мере половину из них.

— Ну? — буркнул Краюхин, когда я разместился на стуле поближе к нему. — Рассказывай!

— А что рассказывать? — дружелюбно уточнил я. — Если по поводу комсомольских поэтов и рок-музыкантов…

— Об этом потом, — перебил меня Анатолий Петрович. — Ты мне скажи, почему Староконю угрожал? Он ведь ко мне сегодня на прием набился, пожаловался на тебя. Говорит, уничтожить его пообещал, жизни спокойной не давать. Чем он тебе не угодил, Кашеваров? На стол не накрыл, как следует?

— Анатолий Петрович, — не убирая из голоса уважение, я добавил в него немного уверенной стали. — Мне неприятно слышать в свой адрес беспочвенные обвинения. Вы меня считаете взяточником и крохобором? Давно ли?

Краюхин явно не ожидал от меня такого отпора и сбавил обороты.

— Ну-ну, — примирительно сказал он. — Взяточником тебя я точно не назову. Но не мешало бы тебе потрудиться и объяснить, что у вас там с этим начальником цеха вышло.

— А то и вышло, — ответил я, — что он работников заставляет токсичный краситель голыми руками убирать. Без средств защиты. Я ему задал вопрос, на каком основании, он принялся жаловаться, будто все «лепестки» идут прямиком в Чернобыль, и Андроповскому ЗКЗ не хватает.

Краюхин