Убить Гиппократа - Елена Сазанович

спросил он.

– Да. – Я хотел назвать его по имени-отчеству, но не вспомнил. – И все же мне бы хотелось, чтобы вы мне хоть что-нибудь объяснили. Ну хотя бы, где я?

– Вы начали с самого невозможного вопроса. На который ответ просто невозможен. Вы не узнаете – где вы. Впрочем, в этом вы не одиноки. И, впрочем, какая вам разница? Это чудесный остров. Райское место. И какая разница, он в Тихом океане или на Черном море? В Америке, Европе или в России? Какая вам разница?

– Ну, разница, безусловно, есть. Из России домой попасть легче, чем из Америки.

Вот тут я ждал, что он непременно скажет – возможно, домой вы не попадете. Никогда.

– Возможно, домой вы не попадете. Никогда, – сказал он. И прибавил хрипло-сладковатым голосом: – Но все зависит от вас. Целиком от вас.

– В таком случае я должен хоть что-то знать. Потому что я очень хочу домой.

Я сказал так искренне, что сам не ожидал такой искренности от себя. Я очень, очень, так очень хотел домой!

– Вас кто-нибудь ждет?

– Собака.

– Да, я помню. Но это хорошо, что вас ждет только собака. Впрочем, это, возможно, единственные существа на свете, кто умеет ждать. До конца. И в вашу пользу, что вы не стали разглагольствовать о тоске по родным местам и прочей патриотической чепухе. Собака – и все. Так просто и так честно. Кстати, вы вопрос с ней решили?

– Да, она у соседа.

– Которого вы не спасли бы, если бы он тонул? Во всяком случае, в первую очередь. А теперь?

– Все зависит от того, как он будет обращаться с моей собакой.

– Что ж, тоже разумно. Ну что, повернем к дому?

Мы так же медленно направились к дому.

– К дому… – Я усмехнулся. – К чьему дому?

– К вашему. Во всяком случае – на эту ночь. А там будет видно. Опять же – все зависит от вас. Либо вы переселитесь в Городок. Либо этот станет вашим последним домом и собака вас не дождется. Но в любом городке, согласитесь, веселее. Природа хороша в определенных дозах. Чрезмерное наслаждение ею… В полном уединении… Может привести либо к сумасшествию, либо к алкоголизму, либо… к самоубийству.

– Либо к религии, – вдруг некстати ляпнул я и сам испугался своего неосторожного дополнения.

Он внимательно посмотрел на меня. Его глаза ничего не выражали. Они были пусты. Ни холодно, ни жарко. От этого взгляда я похолодел, и меня тут же бросило в жар.

– Вы правы. Либо к религии. Вы религиозны?

– Я врач. И мне, как никому другому, известно, что не все может вылечить Господь Бог. И вряд ли я изменю свое мнение. Я прекрасно знаю, как устроен человек. А вот как устроен Бог – увы…

– Прекрасно. – Похоже, ему мой ответ понравился. Мне мой ответ понравился тоже. – Знаете, а вы мне даже симпатичны. Или совсем наоборот. Не могу определиться. Хотя здесь симпатии или антипатии не допускаются. Но ведь не все зависит от приказа.

– Чьего приказа?

– Да, еще. Не задавайте слишком много вопросов. Они ни к чему. Они только могут усугубить ваше положение. А ответы… Ответы вы сами со временем узнаете. Без лишних вопросов. Да, и не пытайтесь сегодня выбраться отсюда. Даже в Городок. Вы не видите здесь никого. Но вас хорошо видно… В общем, завтра для вас решающий день. Хорошенько отдохните, выспитесь. В шкафу найдете отличный костюм. За вами приедет машина. Остальное – потом… И после всего мы с вами вновь встретимся. И тогда я узнаю наверняка, насколько вы мне симпатичны. Или совсем наоборот… До скорой встречи, Гиппократ.

Он неожиданно назвал меня по моему давнему прозвищу. И протянул руку. Я пожал ее в ответ. По всем законам вежливости я должен был его назвать по имени-отчеству. Но так и не вспомнил их. Думаю, мой злодей совсем не обиделся. Ведь он этого и добивался…

Какой же случился долгий день! Какой же случился долгий вечер! И какая же долгая ночь, в которую я так и не уснул! Когда все очень долго и медленно – это уже не выглядит раем. И крик чаек уже не приводил в восторг. Мне казалось, они кричат от тоски. И море уже не казалось ласковым, а каким-то угрюмым. И солнце не играло лучами, а беспощадно палило в лицо…

Странно, ведь природа та же. Хотя ее красота целиком зависит от нас. Как мы ее видим – такова и природа. Один и тот же пейзаж может выглядеть прекрасным и уродливым. Наверное, так обстоят дела и с нашей жизнью, которая целиком зависит от нас, какой мы ее видим – такой она и бывает.

Выбраться отсюда я и не пытался. И не только потому, что за мной наверняка следили. Просто это не имело смысла. Ведь я абсолютно ничего не знал. И как ни странно, это абсолютное незнание меня не пугало, а успокаивало. Хотя бы на один долгий-предолгий день и на одну долгую-предолгую ночь, в которую я все равно не уснул. Несмотря на успокоение.

Утром прозвенел будильник, хотя я его не заводил. Все было предусмотрено без меня. Солнечный зайчик уже раздражал, и я от него отмахнулся. Он запрыгал по сине-бело-розовым цветам, от приторного запаха которых я поморщился.

Действительно, в полном одиночестве можно либо свихнуться, либо спиться. К самоубийству я был не готов. Как и к религии. Впрочем, я почти всю жизнь был одинок. И даже страдал от этого. Но теперь… Теперь мое прошлое одиночество казалось счастьем. Разве можно быть одиноким в большом городе? В многоэтажном доме? С собакой по имени Вражок.

Этот мой… Черт, нужно все же запомнить его имя-отчество! Так вот, этот, ну злодей, куда ни крути – злодей, не обманул – костюм был отличный. И сидел на мне как влитой. Я даже попытался найти лейбл. Вдруг по нему узнаю, в какой я стране?

Впрочем, все глупости. Мир теперь настолько универсален, интернационален и глобален, что ни за что нельзя определить, в какой ты стране. И костюмы наши интернациональны. И еда. И пьем мы одинаковые напитки. И живем среди одинаковой мебели. И курим одинаковые сигареты. И ездим на одинаковых машинах или автобусах, или метро. И живем в одинаковых гостиницах с одинаковыми названиями. И отдыхаем в одинаковых местах. Или одинаково не отдыхаем. И одинаково не читаем и не увлекаемся искусством. Или читаем одинаковую дрянь и увлекаемся одинаковой дрянью. И смотрим одинаково безвкусные фильмы. И думаем тоже одинаково. И мысли