Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая - Геннадий Борисович Марченко

class="p1">Я не стал уточнять, что мой родной город Асбест, всё равно не поставят, думаю, это Брежнев так ляпнул, для красного словца. Мы попрощались, я вкратце пересказал Козлову суть беседы, хотя, думаю, он и так всё понял, находясь в нескольких шагах от меня в кресле и внаглую подслушивая наш разговор с Брежневым.

— Ну, теперь можно и на боковую, — зевнул Борис Яковлевич.

Я с ним был полностью солидарен. Спустил воду в ванной, снова вытерся полотенцем, на этот раз более обстоятельно, и направился в постель. Последней мыслью перед тем, как провалиться в сон без сновидений, была мысль, как бы случайно не повернуться на левый бок. Но всё же повернулся, и проснулся от боли в ухе. Открыл глаза — сквозь задвинутые шторы пробивался серый рассвет. Привстал, дотянулся до лежащих на столике часов… Почти половина шестого. Повернулся на правый бок и продрых до 9 часов. А куда торопиться? Вылет вечером, всё равно целый день делать нечего. Правда, Сэм обещал меня снова в госпиталь отвезти, на перевязку. Доктор посмотрит, всё ли нормально, нет ли нагноения.

Браун приехал в десять, как договаривались. Я успел и умыться, и позавтракать. Отражающаяся в зеркале физиономия, покрытая желтеющими и лиловеющими пятнами, кому-то могла внушить лёгкий ужас, но я был готов к такому зрелищу. Тем более не впервой. Работа у меня такая — другим морды бить и самому иногда получать. Особенно если соперник достойный, каковым я считал Мухаммеда Али.

У входа в отель тусовалась небольшая толпа репортёров и моих новоиспечённых поклонников. Защёлкали затворы фотоаппаратов, со всех сторон посыпались вопросы от акул пера. А на заднем фоне люди кричали: «Покроффски! Покроффски!»… Кто-то ещё и упакованным в конверт диском «Альфы» размахивал. Пришлось какое-то время уделить прессе и тем, кто захотел взять у меня автограф. Теперь моя побитая рожа будет украшать газетные страницы… Ну ничего, это боевые раны, почётные.

Ехали без Козлова. На первом же перекрёстке, едва встали под красным сигналом светофора, Сэм протянул мне чек из букмекерской конторы и вывалили три пачки перетянутых резинками разномастных купюр.

— Вот ваш выигрыш, мистер Покроффски. Девять тысяч семьсот тридцать долларов. Неплохой выигрыш на поставленную тысячу! А вот чек, где указана полученная мною сумма.

Я даже не стал брать деньги в руки:

— Сэм, спасибо, но мне сейчас они ни к чему, как я их через границу повезу? Давай заедем в банк, положим их на мой счёт.

Мы так и продолжали общаться: он ко мне обращался более уважительно, я же держал себя проще, чуть ли не запанибрата. «Вы» и «Ты» в английском звучат одинаково, как «you», но, когда человек добавляет в предложение «мистер», то понятно, что выказывает уважение. Я, в принципе, тоже уважал Сэма, но предпочитал обращаться просто по имени. Во всяком случае, сам Сэм был вроде бы не против.

Так что Сэм сунул их обратно в свой «дипломат» в шифрованным замочком, и мы повернули в сторону уже знакомого мне здания «Citibank». Идентификация моей рожи с той, что была наклеена в паспорте, прошла со скрипом. Тем не менее, двадцать минут спустя все формальности были улажены, и мы наконец покинули банк.

В больнице, как и ночью, меня приняли без очереди, только врач был уже другой. Снял пластырь, тампон, удовлетворённо кивнул, заявив, что никаких проблем не видит, обработал рану и наложил повязку со стерильной салфеткой.

— Теперь уже у себя в России сме́ните повязку, там же вам и швы снимут.

По пути в отель я попросил Сэма где-нибудь тормознуть, чтобы купить головной убор, прикрыть уши, в первую очередь это касалось травмированного уха. Сэм свернул к какому-то магазину, больше похожему на барахолку, и там я приглядел себе чёрную, трикотажную шапочку за два доллара и 50 центов. Браун сказал, что такие обычно носят местные бомжи, но меня это совершенно не смутило. Бездомные Нью-Йорка зачастую одеваются получше обычного советского гражданина, как бы ни печально это звучало.

До вечера меня никто не беспокоил. Разве что был звонок из консульства, общался Козлов. Передал мне, что наши юристы готовят иск к команде Али с требованием компенсировать нанесённый мне физический ущерб. Интересно, если иск будет удовлетворён, деньги мне отдадут или они уйдут в партийную казну?

В холле отеля купил свежий номер «Нью-Йорк Таймс» — привлёк внимание снимок на первой полосе, где Али кусает меня за ухо. Видно было не совсем чётко, что он там делает, но те, кто в теме, сразу догадаются. Тем более что и заголовок гласил: «Мухаммед Али откусил ухо русскому чемпиону!». На первой полосе было начало материал, бо́льшая его часть перетекла на третью полосу, здесь же прилепили ещё несколько фотографий с боя. Обозреватель газеты писал, что Али себя этим поступком серьёзно дискредитировал, и не факт, что профессиональные боксёрские ассоциации захотят иметь с ним в будущем дело. Хм, это что же, выходит, я поставил крест на будущем великого боксёра? Вернее, не я, а он сам своим необдуманным действием. С одной стороны, поделом мерзавцу, а с другой… С другой — немного жаль человека, талантливого боксёра. возможно, лучшего бойца на ринге в истории. Попался на его беду я ему на пути… Эх, ладно, может, ещё и обойдётся.

Заскочил Векслер, поздравил с победой и поведал, что весь тираж пластинки «Альфа» разлетелся, «Атлантика» хочет печатать дополнительный, и мне нужно поставить свою подпись под документом. Что же касается авторских отчислений, то деньги в ближайшее время будут переведены на мой счёт во «Внешторгбанке». Впрочем, это я и так знал, но порадовала сумма — более 20 тысяч долларов. И это только мои 10 процентов… Вернее, наши с моими музыкантами, которые получат 50% от общей суммы на четверых, а 50% останутся мне. Мы так договаривались ещё в самом начале, надеюсь, ребята будет и этим довольны. Не говоря уже о том, что их теперь знает весь мир. Можно будет и с гастролями дело обстряпать, на первых порах хотя бы в Венгрию какую-нибудь махнуть, или Болгарию, а там уж, глядишь, и в капстраны выпустят.

Я представил наш концерт на «Уэмбли», и у меня на мгновение перехватило дух. Даже головой потряс, настолько ярким было видение, во многом ассоциировавшееся с виденным на записях выступлением «квинов» в 85-м на том же стадионе. «Queen» ещё не существует, а мы уже исполняем их песни… Бессовестный я всё-таки человек!

По телевизору на всех каналах в новостных выпусках обсуждали скандальный бой между Али и русским боксёром. Как я понял, большинство СМИ были на моей стороне, осуждая неблаговидный поступок моего соперника.

Затем, когда мы уже паковали вещи, нагрянул собкор «Правды» в Нью-Йорке Борис Стрельников. Это был солидный, одетый с иголочки тип с небольшой залысиной и курчавой шевелюрой, который, как оказалось, всё же был на пресс-конференции перед боем, но тихо сидел где-то в уголке. Сейчас же он почти полчаса задавал наводящие вопросы, сводившиеся к тому, как мерзок загнивающий Запад, и что порядочному человеку тут делать нечего. Глядя на его холёную внешность и костюм, который стоит, наверное, как две месячных зарплаты советского инженера, я подумал, что уж ты-то не спешишь покинуть «град на холме». Но свои мысли оставил при себе, а отвечать старался всё больше обтекаемо. Когда он ушёл, я облегчённо выдохнул и вытер выступившую на лбу испарину.

В аэропорт нас с Козловым отвёз Левински на всё том же лимузине, Сэм вёз Радоняка и Бутова. Попрощались душевно, особенно с Брауном-младшим. Левински держался по своей привычке несколько высокомерно, но не скрывал, что бой удался, рейтинг телеканала подскочил на несколько пунктов, а сам он искренне рад, что мне удалось разделаться «с этим черномазым выскочкой». Борис Яковлевич, услышав это, только покряхтел, я же кисло улыбнулся. С одной стороны, приятно, что победил, с другой — всё-таки пока негры ведут себя не столь нагло, как в моём будущем. Это всё ещё угнетаемый класс, а поведение моего соперника — это в большей степени игра на публику. Так-то он наверняка неплохой парень, судя по тому, что я о нём читал в прошлой жизни. Али парень неплохой, тока ссытся и глухой, почему-то вспомнилась глупая присказка в актуальном варианте.

Обратный перелёт так же обошёлся без происшествий. Так же была пересадка в аэропорту Франкфурта, где в зоне «Duty free» были потрачены остатки валюты — никто не хотел почему-то менять её на чеки «Берёзки».

Днём 26 декабря наш