Слезы печального ангела - Марина Серова

Профессор Грива Афанасий Петрович проживал на улице, названной в честь академика Лихачёва, и, видимо, имел обыкновение хохмить по этому поводу. По крайней мере, и по телефону, и при личной встрече он не преминул отпустить парочку шуточек. Это слегка разрядило обстановку. Ангелина почти сразу согласилась на моё предложение, но сейчас нервничала и отчаянно трусила.

Её состояние заметил и профессор.

– Милочка, вы так дрожите, что вибрирует кресло под вами. Что, учитывая его габариты и вашу комплекцию, противоречит всем законам физики. Старый профессор вас не съест и никому не даст в обиду.

– Я и в самом деле боюсь, но не вас, Афанасий Петрович, а того, что хранит мой мозг. Может, так и нужно было? Я имею в виду, если воспоминания заблокировались, может, на то была причина?

– Без сомнения, была, моя дорогая! Но бояться их не надо! Наоборот, подавленные воспоминания сродни глубокой занозе. Её обязательно нужно извлечь. Она способна принести вред, если не сейчас, то позже, начнётся гнилостный процесс.

– Очень яркий образ вышел, – пробормотала Ангелина, сглотнув.

– Ты рано паникуешь, у нас ещё может ничего не получиться, – ввернула я, – правда, профессор?

– В процентном отношении, шестьдесят на сорок, примерно. Дело в том, что в вашем случае мы не знаем точно, была ли это реакция мозга в чистом виде.

– В каком смысле? – тут же напряглась девушка.

– Евгения мне всё подробно описала. И насколько я понял, вам, Ангелина, в те дни вводили некий препарат. Якобы для успокоения. Не допускаете ли вы мысль, что это могло быть нечто психотропного действия?

– Такая возможность существует, – согласилась я, – но точно нам сейчас уж никак не узнать.

– Правильно.

– Значит, гипноз может и не подействовать?

– Это не несёт никакого риска. Просто моё вмешательство сработает или нет. Вы должны понимать. Кстати говоря, есть определённый процент людей, просто плохо восприимчивых к внушениям.

– Ага.

– Я всё это объясняю для того, чтобы вы расслабились. И ничего не боялись. Особенно не нужно опасаться того, что вы можете вспомнить. Понятно?!

– Да.

– Вот и отлично! Тогда приступим, благословясь.

Несмотря на то что профессор изящно успокоил Ангелину, с первого раза у него не вышло ввести её в полноценный транс. Девушка словно сопротивлялась внушению изо всех сил. Но через некоторое время она заговорила. Я внимательно ловила каждое слово.

– Ангелина, – начал Афанасий Петрович, – слушайте мой голос. Он будет вам проводником и помощником! Сейчас я возвращаю вас дальше того момента, когда хоронили вашу мать. Постарайтесь вспомнить тот день, когда вы читали маме книгу. Тяжёлый томик в красной с чёрными разводами обложке…

– Это Диккенс. Маме нравятся его произведения. Она болеет несколько месяцев. Врачи сбились с ног, но поставить внятный диагноз не могут. Уж чего только не предполагали: отравление, рак, язву желудка. Кажется, остановились на редком заболевании кровеносной системы. Последние недели мама шла на поправку, а потом ей стало гораздо хуже. Она потеряла аппетит, жаловалась на постоянную головную боль, вялость и тяжесть во всём теле. Но доктор, наблюдавший её, уверял, что это нормально при таком диагнозе. Как и нормально то, что пациентке становится то лучше, то немного хуже.

– Ангелина, где вы сейчас находитесь? – спросил профессор.

– В комнате мамы. Последние дни она не выходит, почти не встаёт с постели. Я читаю книгу, повествование занятное, а картинок мало. Я прерываюсь, чтобы рассмотреть одну из редких иллюстраций, и показываю её маме. Сначала она силится смотреть, но потом говорит, что плохо видит в последние дни. Все предметы будто в лёгкой зыбкой дымке, и никак не удаётся сфокусироваться. Я начинаю обеспокоенно расспрашивать. Выясняется, что её слух тоже ухудшился. Периодически уши будто закладывает плотный слой ваты. Я пугаюсь, кажется, это новые симптомы, каких раньше не было, и пытаюсь расспрашивать дальше. Но в комнату заходит горничная Лида. Она принесла овсянку с омлетом и уговаривает маму немного поесть. А мне говорит, чтобы я не докучала больной, дала отдохнуть. И лицо у неё при этом такое… Недовольное и напряжённое, что ли.

После небольшой паузы Ангелина продолжила:

– Я изучила медицинские справочники и стала подозревать нечто ужасное. Для обвинений нужны доказательства, и я начинаю следить за кухонными работниками. Последнее время у мамы своя диета, отдельный стол. Я заподозрила, что кто-то из поваров добавляет в еду мамы яд!!!

Ангелина остановилась, нервно сжав кулаки и часто дыша.

– Может, мы прервёмся ненадолго? – испугалась я.

– Всё в порядке. Воспоминания возвращаются, и они довольно болезненные, мы это с самого начала подозревали. Дадим девушке ещё немного времени.

Я молча кивнула. Ангелина тем временем продолжала:

– Я всё поняла!! Долго следила, но выяснила: маму травит не повар! Яд в её еду добавляет горничная Лида!! На выяснение этого ушла почти неделя! Я столько времени потеряла!! Маме стало гораздо хуже. Я бегу с этим к бабушке, рассказываю отцу. И они мне не верят! Почему-то не верят ни единому слову!! У папы становится такое лицо, когда он слышит мои слова. Будто он подозревает, что я рехнулась в один миг, и это безумие невероятным образом заразно, и он боится подхватить этот вирус от меня. Папа даже отступил на шаг назад, когда говорил со мной. Я злюсь и срываюсь на крик. Я кричу, что всё можно проверить. Отправить Лиду в отпуск, и я сама буду кормить маму и следить, что кладут в её еду! Можно попросить врача, наблюдающего маму сейчас, сделать анализы на токсины! Я кричу, вижу, что мои слова не воспринимаются всерьёз, злюсь ещё больше. И уже действительно выгляжу, как безумная. Что же делать?!! Что?!! У меня не выходит никого убедить!!!

– Афанасий Петрович, выводите её из транса! Всё, что было нужно, мы узнали, девочке незачем зря страдать!

* * *

После сеанса гипноза Ангелина всё помнила. Мы с профессором и его женой, прибежавшей на крики, долго успокаивали бедную девушку. Честно говоря, было с чего биться в истерике. У неё не вышло никого убедить. Мать тихо угасла в скором времени. Вскрытие никто не проводил.

Ангелину сочли патологической фантазёркой, даже собирались отправить в клинику на обследование. Но в последний момент отец решил, что на похоронах матери девушка присутствовать всё же должна.

– Ты думаешь, что это отец? – спросила я вечером того же дня, когда девушка, наплакавшись вволю, наконец, успокоилась и могла говорить обо всём, почти спокойно, – ты обвинила его в смерти мамы? Поэтому он выгнал тебя из дома?

– Что ты, Женя! Мне подобное даже в голову никогда не приходило.

– Но он отказался делать вскрытие. Прости. Это практикуется повсеместно и обязательно, особенно если были сомнения в диагнозе, его правильности, например.

– Отец считал, что делать вскрытие – означает осквернить тело женщины, которую он любил когда-то. Ну и что с того? Что принесёт уверенность в точности или неправильности диагноза? Маму же всё равно не вернуть.

– Ты так думаешь, или у вас был разговор на эту тему?

– Он мне сам сказал. Кажется, я даже после смерти мамы не оставляла попыток его убедить и настаивала на проведении исследования.

– Отец мог врать. Скрывать свои настоящие мотивы.

– Ты так говоришь, потому что совсем его не знаешь. Папа не мог быть причастен к убийству.

– Может, он знал, что мама неизлечимо больна и будет умирать в муках? И заставил горничную совершить что-то вроде эвтаназии? Это незаконно, конечно, и средство выбрано неверно, но всё же… Иначе не совсем понятен мотив.

– Как же, непонятен! – с горечью возразила Ангелина. – Эта Лида! Папа именно на ней женился спустя несколько недель после похорон! Хитрая и бессовестная бестия!! Подозреваю, что у них с отцом давно что-то было. Мама долго болела, и, видимо, ей надоело ждать.

– Ну, значит, всё более или менее ясно. Скажи, а ты тогда, случайно, не выяснила, каким ядом травили маму?

– Нет, а что?

– Я догадываюсь, кто пытался тебя «угостить» тортиком и фруктами. А также, кто нанял мужика с ножом.

– Думаешь, это не люди Серого? Тогда кто же?

– Твоя мачеха.

– Ага, – печально улыбнулась Ангелина, – как в сказке про Белоснежку.

– А ты сама подумай! Конечно, в последние годы с отцом вы не общались. Но всегда оставалась вероятность, что рано или поздно вы помиритесь. Ведь так?

– Наверное.

– А помирившись, может, ты снова станешь его убеждать, что смерть матери была не совсем от болезни. И вдруг на этот раз преуспеешь?

– Это маловероятно. Не убедила тогда, не смогла бы и сейчас. Отец из той породы людей, что редко меняют своё мнение, и он, видимо, верил этой гадине Лиде.

– Ладно, зайдём с другой стороны. Твой отец ведь человек небедный?

– Да. У папы свой бизнес и стабильный доход.

– А как ты думаешь, он тебя упомянет в завещании или навсегда вычеркнул из своей жизни?