Первый встречный (СИ) - Кистяева Марина

– Какие интересные беседы мы ведем с утра, – съязвила Алевтина.

– И не говори. Шикарное утро!

– Согласна!

– Так сколько, Аль?

– Двадцать.

– Врешь!

– Двадцать два!

– Аля…

– Двадцать пять мне! Доволен! И да, опережая твой следующий вопрос, – ничего у меня там мхом не поросло!

Она скатилась… куда-то совсем низко…

– Это я уж точно знаю, – немного иным, более хриплым и нежным, что ли, тоном, сказал Никита, притягивая Алю к себе и перемещая одну руку ей на лобок, – что не поросло.

От удивления она ахнула.

– Ты псих? Ты озабоченный маньячина?

– Я обычный мужчина, которому чертовски нравится одна несносная заноза. Такой ответ устроит?

Сложно думать с утра, особенно когда с похмелья и острое желание яркими искрами бьет по нервным окончаниям. Да что же это такое! Аля завелась. Перепалка с Никитой не входила в ее планы. Она должна была проснуться в своей постели с Буславом в ногах, будь он неладен!

– И поэтому ты не выпускаешь меня из спальни? – фыркнула Аля и, лишь сказав, поняла насколько двусмысленно прозвучала фраза.

Пальцы Никиты жили своей жизнью и в данный момент съехали вниз, надавив на более чувствительные точки. Аля не понимала, почему не оттолкнет его? Почему он так близко? И смотрит, смотрит. То требовательно, то сердито, то непонятно как.

Правильно умные люди говорят: не умеешь контролировать себя пьяным – не пей. Особенно если ты девушка. И особенно если ты имеешь некие разногласия с «предающим телом».

– Я бы предпочел не выпускать тебя из постели, – глухо отозвался Никита.

– Да блять!

Громкий возглас заставил их обоих отойти друг от друга. Причем Никита встал так, чтобы загородить Алю от чужих глаз, если вдруг кому-то постороннему вздумается войти в спальню.

Услышав ругательство, доносшееся из соседней комнаты, Аля поняла о чем говорил ранее Никита. Почему, точнее, он не тронул ее… Ночью. А мог. И хотел. Последнее – сто процентов.

Как и сейчас…

Эрегированный член Никиты, прекрасно обозначившийся через боксеры, говорил сам за себя.

– Никит, черт бы тебя побрал, будь человеком, дай футболку или лучше рубашку, и я свалю от вас. А? – Аля жалостливо посмотрела на соседа, скрестив руки в молящем жесте на уровне груди.

Встречаться с его друзьями она не планировала. Стебаться будут, сто процентов. У нее сегодня по ходу очень везучий день.

Никита не сдвинулся с места. Что-то в его фигуре, в позе, в которой он застыл, было не то. Настораживающее.

Или у Али больная фантазия разыгралась?

– После обеда я к тебе загляну. И попробуй мне не открыть дверь, – наконец, сказал он, направляясь к шкафу.

Женскому любопытству нет предела – общеизвестный факт. Аля немного изогнулась, привстала на носочки, заглядывая за спину Никиты. Вещи разложены идеально, на вешалках и стопочками. Немного, правда.

Он достал чистую синюю рубашку и протянул ей.

***

– Ба, скажи-ка мне, дорогая и любимая родственница, ты когда собираешься возвращаться в родные пенаты?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Алечка, что-то случилось? – сразу насторожилась Антонина Васильевна и быстро продолжила: – Ты еще не отдохнула!

– Ба!

– Не отдохнула, по голосу слышу. Он у тебя звенит от напряжения!

Она сама вся звенит, не только голос!

– Я серьезно, мне надо знать точную дату. У меня кафе и заказы, и…

– Слышать ничего не хочу ни про твое кафе, ни про заказы. Будешь говорить про работу, еще на недельку останусь.

– Тогда я устрою дезертирство.

– Я тебе устрою, – засмеялась бабушка.

Сошлись на трех днях. Хотя Антонина Васильевна начала торг с пяти.

Вроде и немного…

И много одновременно!

Аля нервничала.

Сильно.

Выпила несколько таблеток от головной боли. Кофе. Еще был чай…

Не помогало.

Нервозность только усиливалась.

С чего?

Чтобы отвлечь голову, Аля позвонила Рите. Девочкам. Каждому кондитеру! Всем, кому можно и нельзя.

Ритка перезвонила еще раз:

– С тобой все в порядке, женщина?

– В порядке. Угу… В самом что ни на есть порядническом!

– Аля…

– С похмелья я.

– О! С кем пила? Надеюсь, с соседом.

– Сначала с котом. Потом, кажется, и с соседом.

– Кажется… Аля…

– Ничего не говори, Рит. Вот просто молчи.

– Как я могу молчать, если знаю, что ты там бедокуришь?

– Прикольное слово. Бедо-куришь. Но нет, я не курю.

– Алька…

– Ну что, Рит? – Она провела рукой по лицу, смахивая невидимую пелену. – Запуталась я тут малость. Приеду – расскажу. Наверное…

– Твое «наверное» не принимается. Я от любопытства сгорю.

– Не положено тебе гореть. Ты у нас будущая мама, плюс как помощница мне пригодишься. Отправили меня в отпуск? Отправили. Вот и терпите.

Рита наигранно громко вздохнула:

– Как показывает практика, нельзя нам с тобой уезжать в пригород…

Аля облизала покусанные губы. Кто их покусал – тоже вопрос. Иногда она имела такую вредную привычку. Отучала себя постоянно. Ругала. Губы особенно страдали в холодное время года. Один раз стоит оторвать малюсенький кусочек кожи, и дальше пошло-поехало.

Что только Аля не перепробовала. И бальзамы, и скрабы. Ритка смеялась, говоря, что ей губы надо горчицей мазать.

Иногда Аля забивала. Бывали такие дни и даже недели, когда собственная внешность отходила на второй план. Но рано или поздно в ней просыпалась «девочка-девочка», которая едва не плакала, видя потрескавшиеся губы. Если на них наносилась помада, становилось еще хуже.