Ты моя одержимость - Валерия Ангелос

это не увенчалось.

- Ты действуешь как профи.

- Пришло вдохновение.

Я наблюдаю за ней и понимаю: без разницы что она делает, пускай порхает рядом. Вот как сейчас. Веселая. Беззаботная. Разве похоже, будто девочка пережила реальный ад?

Я мечтаю спрятать ее ото всех. Но черт побери, она должна жить нормально. Блистать. Сражать наповал. Кружить головы мужикам.

Челюсти сжимаются. Срабатывает рефлекс. Бить. Крушить. Разламывать на куски, разносить в щепки.

Пусть смотрят. Пусть облизываются. Пусть.

К ней никто не рискнет дотронуться. Знают же чья. Знают, кому принадлежит. Моя женщина. Жена.

В ее сторону дышать не отважатся. Порву каждого.

- Мама готовила блины на все праздники, - говорит девчонка. - Начинки оказывались самые разные. Мед, растопленный шоколад, творог со сметаной, вишневое варенье. На столе всегда появлялась разная выпечка: пироги, кексы, булочки. Но мне запомнились именно блины. Может, потому что я научилась их готовить с первого раза и без единой ошибки? Я до сих пор помню, как папа пробует и хвалит меня. Заслужить одобрение от него казалось настоящим подвигом. Мой папа...

Она замирает возле плиты. Переводит взгляд на меня и выглядит затравленной. В ее глазах вспыхивает страх. Паника. Девчонка буквально цепенеет.

Папа. Гребаный папа возникает между нами в самый неподходящий момент.

Долбанный Генерал. Кто его звал?

- Я, - запинается. - Я просто хотела сказать, что это как будто особенное блюдо. Домашнее. Семейное. Понимаешь?

Ну конечно. Я даже воображаю эту семью. Мы сидим за одним столом. Я. Она. Ее чертов папочка, которого теперь нельзя грохнуть. Отличная картина.

Я упустил возможность отправить ублюдка в пекло. Я отпустил его. Черт, просто отпустил на все четыре стороны.

«Папа, не надо стрелять!» - в голове слышится ее голос.

Я едва успеваю подхватить девчонку на руки, чтобы она не растянулась на полу. Плевать на Генерала. Плевать на все вокруг.

Папа. Пробелы заполнены. События четко выстраиваются в ряд.

Прозвучит безумно. Я в курсе. Но лучше бы этот подонок оказался ее любовником. Чокнутым другом семьи. Да кем угодно.

Только не отцом. Не отцом...

Я помню, как взглянул на него, сжимая девчонку в объятиях, и поразился собственной тупости. Почему не просек раньше? Почему не почуял?

Бесился. Дурел от ревности. Вот и пропустил знаки, которые вопили о правде. То, как она защищала этого гада. То, как была в нем уверена до последнего. То, как отпустила его в Израиле. То, как обратилась к нему за помощью, когда решила сбежать от меня. То, как умоляла о пощаде для морального урода.

А еще - одинаковый цвет глаз. Выражение. Нечто неуловимое и необъяснимое. Сходная порода. Общая природа.

Меньше всего на свете мне хотелось связывать любимую женщину с террористом, у которого давно слетели тормоза. Но они были дьявольски похожи. А я отказывался замечать очевидное. В спокойном состоянии давно бы разгадал секрет. Но тут меня штормило и раздирало на части.

- Пошел вон, - бросил ему.

- Береги мою девочку, - процедил гад в ответ.

Как крюком внутренности выдернул.

Его девочка. Его?! Нет. Моя. Только моя.

Мы бы порвали друг друга прямо там. С огромным удовольствием. Вгрызлись бы в глотку, терзали до смерти.

Но она этого не хотела. Она запретила. И ее воля была гораздо сильнее наших порывов и желаний. Ее воля правила нами. Жестко сдавила, заковала по рукам и ногам.

Каждый из нас мечтал о расплате, которую теперь оказалось нереально воплотить в жизнь. Что нам еще оставалось кроме как разойтись по углам?

- Тимур, он мой отец, - тихо продолжает девчонка. - Я ненавижу его. Боюсь. Презираю. Но я не могу отказаться от него. Я... люблю его. Просто потому что он мой папа. И это невозможно поменять или исправить. Родных людей не выбирают.

Она замолкает. Нервно кусает губы.

- Прости, я говорю чушь, - сглатывает. - Бывают разные ситуации. Иногда есть вещи, которые нельзя простить даже самым близким.

Ясно. Она решает, что задела меня этой темой, против воли напомнила мне о моем собственном отце, которого я жаждал грохнуть, наплевав на родственную связь.

- Горит, - бросаю резко.

И отскребаю блин от сковороды.

Она дрожит от волнения.

- Ника, - усмехаюсь и обнимаю ее. - Твоего папу я убивать не намерен, но со своим разберусь по всей справедливости. Найду и закопаю.

- Генерал сказал, что твой отец мертв.

- Вранье.

- Он сказал, что лично его убил.

- Значит, не добил.

- Откуда ты знаешь?

Это внутри. Тугая пружина. Зажим. Пока тварь жива, я дышать спокойно не могу. Если бы мразота сдохла, я бы ощутил. В такой схеме ничего и никогда не сбоит. Здесь мои чувства кристально чисты. Никаких отвлекающих факторов.

Это судьба. Я должен уничтожить своего отца.

-Давай есть блины.

Я усаживаю ее за стол. Подвигаю тарелку ближе. Достаю разные штуковины для начинки. Мед. Джемы. Сметану. Сахар.

- Прости, что я завела эту тему.

Я присаживаюсь рядом. Склоняюсь и утыкаюсь лбом в ее лоб. Обнимаю за талию. Плюю на запреты и перетягиваю девчонку к себе на колени. Отлично, так гораздо лучше.

- Ты можешь заводить любые темы и задавать самые разные вопросы, - говорю. - Тебе вообще разрешается абсолютно все. Пользуйся этим.

- Хочешь?

Глава 25

Она протягивает мне блин, который только что наполнила медом и свернула в рулет. В зеленых глазах полыхают задорные искры. Девчонка. Юная совсем. Непосредственная. Неиспорченная. Чистота в каждом ее порыве. В каждом движении. Во взгляде. В линии губ. Во всех без исключения чертах.

- Хочу, - усмехаюсь. - Но ты первая.

Накрываю ее пальцы своими, перемещаю их вместе с блином