Боже, спаси русских! - Андрей Ястребов

«Китайское» содержание пьесы «Любовь над обрывом» по либретто «Бесприданницы» таково: лето 1945 года, накануне разгрома Японии. Чунцин (наш Бряхимов) задыхается от зноя. Южный берег Янцзы (наша Волга) благодаря близости гор и реки считается прохладным местом. Управляющий торговой фирмой Юй Ю-нань (наш Паратов) по рекомендации своих приятелей Ван Ци и Ху Цзыюня (наши Кнуров и Вожеватов) тоже отправился на южный берег присмотреть себе дом, и когда он обнаруживает, что поблизости живет молоденькая и красивая студентка Фань Янь (наша Лариса Огудалова), то решает приобрести в этих местах дачу.

Фань Янь учится музыке. Она молода и наивна. Большое влияние на нее оказывает ее старшая замужняя сестра Фань Цзе (заменитель Хариты Игнатьевны). Мелкий чиновник Сунь Кэ-оу (наш Карандышев) тщетно пытается добиться руки младшей. Юй Ю-нань начинает оказывать знаки внимания Фань Янь. Он дарит девушке пианино, завоевывает ее расположение и пылкую любовь.

– Ничего себе! – скажет Белинский.

– Никогда бы не подумал! – скажет Добролюбов.

– Вот это да! – скажет Чернышевский.

Сообщение о капитуляции Японии. Цены на товары стремительно падают. Страх Юя потерпеть убытки и желание нажиться на победе приводят к решению немедленно, в ту же ночь, самолетом вылететь в Шанхай. Фань Янь он бросает. В течение года Сунь Кэоу пытается добиться руки Фань Янь. Стараясь стереть память о Юе, Фань Янь просит Кэ-оу немедленно увезти ее из Чунцина в Лэшань (вероятно, наша Кострома). Сунь настаивает на том, чтобы провести церемонию помолвки в Чунцине. Помолвка назначается на следующий день. В этот момент из Шанхая (видимо, из нашей Москвы) возвращается Юй Ю-нань.

Любовь Фань Янь к нему вспыхивает с новой силой. Они тайком отправляются в Чунцин. После счастливо проведенной ночи с Фань Янь Юй снова исчезает, покинув ее навсегда. Узнав о случившемся, Кэ-оу в гневе решает отомстить Ю-наню. От угрызений совести Фань Янь кончает с собой. А Юй, оставив бесприданницу, вернется в Шанхай, где сделает блестящую партию, получит за женой большое приданое и обогатится за счет победы над Японией. Уф, переведем дыхание.

Порассуждаем. Хоть и есть в названии китайской пьесы слово «любовь», оно тоже ничего не значит, как и в русском оригинале. Что в Китае, что в России чувство как-то второстепенно. Все что угодно, главное – деньги, социалка, опять деньги, а чувство где-то там – далеко от Чунцина или Костромы.

Чехову повезло так же – ни больше ни меньше. Его переводили с английского и японского языков. Известен даже факт переложения пьес Чехова и издания их в виде рассказов. В книгу «Пьесы А. П. Чехова», которую подготовил к публикации в 1948 году Сяо Сай, вошли пересказы 12 драматических произведений. Названием некоторых послужили реплики действующих лиц: «Ни любви, ни ненависти, ни великодушия!» («Иванов»); «Зачем я живу?» («Трагик поневоле»); «Холодно, холодно, холодно!» («Чайка»). Многие переводы заглавий, как правило, слишком длинны и часто невразумительны: «Замок и ключ» («Медведь»); «Спор о Воловьих Лужках и охотничьих собаках» («Предложение»); «Счастливейшие дни и скандалистка не ко времени» («Юбилей»); «Уговор, доброе имя, опьянение и бегство» («Свадьба»); «А ты еще любишь дядю Ваню?» («Дядя Ваня»); «Три сестры плывут по течению» («Три сестры»); «Кто вырубил вишневый сад?» («Вишневый сад»).

В подобном переложении был свой резон: китайские читатели получили возможность в одной книжке сразу же познакомиться с содержанием чуть ли не всей драматургии Чехова. В Китае довольно широко популяризировались произведения иностранных писателей в огрызках, переложениях, пересказах, в виде книжек-картинок.

Произнесем с радостной патетикой: любят в Китае нашу словесность! Усилим скорбной репликой: как же они эту словесность китаизировали! Заручимся примерами других переводов названий русских произведений на китайский язык. «Капитанская дочка» – «Сон бабочки среди цветов». «Метель» удачно озаглавлена в переводе «Снег – сват». «Дубровский» назван «Месть и встреча с красавицей», «Бэла» Лермонтова – очень причудливо – «Памятник с серебряными пуговицами».

– Ничего себе! – скажет Белинский.

– Никогда бы не подумал! – скажет Добролюбов.

– Вот это да! – скажет Чернышевский.

Толстого китайцы любили переводить. Вот примеры: «Кавказский пленник» – «Дьявол» (под заголовком «Грань человека и дьявола»), «Крейцерова соната» – «Страсть и ненависть» (иной перевод – «Позднышев убивает жену»), «Воскресение» – под заголовком «Сердце в плену», «Детство, отрочество и юность» – «Убеждение личным примером».

Довольно всех этих китайских переводческих радостей. Хотя... Читатель, ты почувствовал, как много эротики в китайских переводах русской классики? Как это все звучит приятно для уха и сердца – «Сон бабочки среди цветов»! «А ты еще любишь дядю Ваню?», «Страсть и ненависть», «Сердце в плену». Сколь много в них поэзии, ожиданий, мечты. Эх! Нам бы такое...

Пора подводить совсем неутешительные любовные итоги. Хочется читателю узнать из книжки русской что-нибудь про первое и всегда единственное чувство, а наш, русский, писатель тебе расскажет про мировые проблемы, неразрешаемые дилеммы, чувственные казусы. В итоге ощущаешь себя Ли Чжун-сю на свидании с Сунь Кэ-оу. Бр-р-р-р.

Что же остается делать?! Правильный ответ: небо. Или девятнадцать. Или вечность. Но лучше: любовь.

Надо любить, читать книжки, жить, пытаться сквозь толщу психологических и философских рассуждений рассмотреть себя. И ее, единственную.

А пока громко, по-русски, произнесем: «Слава русской литературе! Слава чань-буддизму!»

Пусть у нашего русского чувства все будет фэн-шуй.

Девушка с веслом

В революционные годы многим казалось: новый социальный строй вызовет глубокие перемены в отношениях между полами, искоренит все человеческие несовершенства и даже изменит представление о красоте. Долой изнеженную хрупкость, долой купеческую пышность! Женщина и мужчина должны были стать в равной мере спортивными, здоровыми, сильными – как иначе коммунизм построишь? Известный сексолог И. С. Кон утверждает: «Советский тоталитаризм, как и всякий иной, был по своей сути мужской культурой». Доказательства этому легко найти в эпохе 1930-х годов, которая отличается «обилием обнаженной мужской плоти» – парады с участием полуобнаженных гимнастов, многочисленные скульптуры спортсменов, расцвет спортивной фотографии. Не построенный культовый Дворец Советов должны были украшать гигантские фигуры обнаженных мужчин, марширующих с развевающимися флагами в руках.

Исследователь отмечает: «В отличие от нацистского, в советском искусстве гениталии всегда закрыты, его телесный эталон больше напоминает унисекс. Но этот "унисекс", как в эстетике, так и в педагогике, был сильно маскулинизирован». Советское «равенство полов» молчаливо предполагало адаптацию женского тела к традиционному мужскому стандарту. Иначе не могло быть: все одинаково работают, все готовятся к обороне, никаких особых женских проблем и т. д. Это отразилось и на канонах изображения женщин в советском искусстве. Сегодня мы назвали бы знаменитую парковую «девушку с веслом» мужеподобной. Скульпторы и художники, изображая женщин, акцентировали внимание на широких плечах, выступающих мускулах, крепких руках и ногах. Равенство полов вело к их сходству. Взгляните на широкие улыбки, уверенные лица этих крестьянок и спортсменок – никакой женской робости, застенчивости, уступчивости. Эти труженицы словно говорят: «Будем как мужчины».

Однако все не так просто: «гипертрофия одних "маскулинных" ценностей (коллективизм, дисциплина, самоотверженность), – рассуждает И. С. Кон, – достигалась за счет атрофии других, не менее важных черт – энергии, инициативы, независимости и самостоятельности». Это, наряду с безотцовщиной послевоенных лет, превалированием женщин-учительниц в школе, обернулось подавлением мужского начала в нашей стране. Мальчики начали чувствовать себя подавленными и затерянными в бабьем царстве, тем более что женщины вокруг были все как на подбор – доминирующего типа, сильные, уверенные в своей правоте – ну, словом, воспитанные как мужчины.

Проблема «феминизации мужчин» и «маскулинизации женщин» появилась на страницах советской массовой прессы в 1970-х годах, начиная со статей И. С. Кона в «Литературной газете». С тех пор споры не затихают.

Немногочисленны варианты компенсации мужчинами своей слабой маскулинности: желание выглядеть сильным и агрессивным мужиком, утверждение себя в пьянстве, драках, жестокости, практике социального и сексуального насилия.

Оборотная сторона покорности и покладистости в общественной жизни – жестокая тирания дома, в семье, по отношению к жене и детям.

Социальная пассивность и связанная с нею выученная беспомощность компенсировалась отказом от личной ответственности и бегством в беззаботный игровой мир вечного мальчишества. Такие мужчины навсегда отказываются от личной независимости, а вместе с нею – от ответственности, передоверяя социальную ответственность начальству, а семейную – жене.