Война в Фивах - Нагиб Махфуз

— Не приближайся ко мне!

Он с мольбой спросил:

— Разве вы не помните?..

Однако гнев, свойственная ее народу черта, уже завладел принцессой, и она не дала ему договорить.

— Я помню и никогда не забуду, что ты жалкий шпион.

Царь был потрясен этим ответом, его лицо исказила гримаса. Он спросил:

— Принцесса, вам ведомо, что вы говорите с царем?

— С каким царем, парень?

Гнев взял верх над Яхмосом, и он резко ответил:

— С фараоном Египта.

Принцесса ответили с презрением:

— В таком случае мой отец должен стать одним из твоих шпионов?

Гнев царя рос, гордость взяла верх над остальными чувствами. Он ответил:

— Ваш отец не годится в шпионы. Он незаконно захватил мой трон. Я окончательно сокрушил Апофиса и заставил его бежать через северные ворота Фив, бросив свою дочь. Она попала в плен к тем, с кем ее отец обращался жестоко. Я буду преследовать его во главе своих армий, пока он не найдет пристанище в пустынях, откуда вторгся в нашу долину. Разве вам это неизвестно? Что до меня, я законный царь этой долины, потому что происхожу из рода фараонов славных Фив и потому, что я полководец, который возвращает себе страну силой и умением.

Принцесса ответила холодно и насмешливо:

— Ты гордишься тем, что являешься царем народа, который отличается умением воевать с женщинами?

— Поразительно! Вы знаете, что обязаны этим египтянам своей жизнью? Вы оказались в их власти и, убив вас, они не нарушили бы правила, которые установил ваш отец, когда подставил женщин и детей под стрелы.

— Ты считаешь, что я ровня этим женщинам?

— Чем вы отличаетесь от них?

— Извини, царь. Не могу представить себя равной с твоими женщинами или свой народ равный твоему народу, если только хозяева не стали рабами. Тебе известно, что наша армия не испытала унижение от поражения, когда покидала Фивы. Наши воины презрительно говорили: «Наши рабы взбунтовались, мы вернемся и разберемся с ними».

Царь окончательно вышел из себя и крикнул:

— Кто хозяева и кто рабы? Вы ничего не понимаете, высокомерная девочка! Вы родились в этой долине, которая вдохновляет мужчин к славным и честным делам. Но если бы вы родились на сто лет раньше, то очутились бы среди бесплодных пустынь холодного севера, и никто бы не стал величать вас принцессой, а вашего отца царем. Ваши люди явились из тех пустынь, незаконно захватили нашу долину и превратили ее великих людей в своих рабов. Затем ваши люди по невежеству и высокомерию стали утверждать, будто они принцы, а мы крестьяне и рабы, что они белые, а мы смуглые. Сегодня справедливость восторжествовала, хозяева займут прежние места, а рабы снова станут рабами. Белый цвет кожи станет символом тех, кто бродит по холодным пустыням, а смуглый цвет кожи — символом хозяев Египта, которых облагородили лучи солнца. Такова бесспорная истина.

Сейчас гнев вспыхнул в груди принцессы, кровь прилила к ее лицу. Она презрительно ответила:

— Я знаю, мои праотцы пришли в Египет из северных пустыней, но как ты мог упустить из виду, что они были царями этих пустынь до того, как пришли сюда, и благодаря силе стали хозяевами этой долины? Они уже были хозяевами. Эти гордые и достойные люди не знали иного средства, как добиться цели, кроме меча. Мои люди не скрывались под одеждами торговцев с тем, чтобы напасть на тех, перед которыми только вчера падали ниц.

Царь смотрел на принцессу жестким и пронзительным взглядом и видел, что она одержима гордостью и жестокостью, которая никогда не смягчится и не уступит места страху. Властность и высокомерие, свойственные ее народу, завладели принцессой. Охваченный негодованием, царь испытывал горячее желание осадить и унизить Аменридис, особенно после того, как она оскорбила его чувства своей гордостью и высокомерием. Надменным, тихим голосом он сказал:

— Не вижу смысла продолжать разговор с вами. Я не забуду, что я царь, а вы пленница.

— Пусть я пленница, если тебе угодно. Но никому меня не унизить.

— Наоборот, вы защищены моей милостью, так что подобная смелость вам идет.

— Смелость никогда не покидает меня. Спроси у своих людей, которые захватили меня, прибегнув к коварству, и они скажут тебе, что я сохранила смелость и презрение к ним в самый решающий и опасный миг в моей жизни.

Царь пренебрежительно пожал широкими плечами, повернулся к столу, взял свой шлем и надел его. Не успел он сделать шаг, как принцесса сказала:

— Ты говорил правду, когда сказал, что я пленница. Твой корабль ведь не место для пленниц. Отведи меня к пленным из моего народа!

Он гневно посмотрел на принцессу и, чтобы подразнить и напугать ее, сказал:

— Все не так, как вы воображаете. По традиции пленные становятся рабами, а пленницы пополняют гарем победившего царя.

Глаза принцессы сделались круглыми. Она возразила:

— Но я принцесса.

— Вы были принцессой, теперь вы пленница.

— Всякий раз, когда вспоминаю, что спасла тебе жизнь, я сожалею об этом.

Царь спокойно ответил:

— Пусть память об этом остается с вами! Именно поэтому я спас вас от повстанцев, которые хотели отправить вашу голову Апофису.

Он повернулся к ней спиной и удалился, охваченный гневом и негодованием. Гвардейцы отдали ему честь. Царь приказал им поднять паруса и направить корабль к северной части Фив и тяжелыми медленными шагами пошел к носу корабля, вдыхая воздух влажной ночи. Корабль, рассекая мрак, плыл дальше по вечному течению Нила в сторону Фив.

Царь смотрел на город, стараясь забыть тревоги, терзавшие его душу. Корабли флота, стоявшие на причале у города, были освещены, а высокие дворцы погрузились во мрак, после того как владельцы покинули их и бежали. Вдали, среди дворцов и садов, показались огни факелов, которые несли радостные люди, праздновавшие победу. Ветер донес эхо их голосов, радостные крики и пение гимнов. На устах царя появилась улыбка, он понял, что Фивы встречают Армию освобождения с восторгом и благодарностью, которую та заслужила за победы и бессмертные подвиги.

Корабль приблизился к царскому дворцу, прошел рядом с ним, и царь увидел, что там горят лампы. Окна и сад были освещены. Яхмос догадался, что Гур к его приезду хочет вернуть дворцу ту роль, которую тот играл во времена Секененры. Яхмос посмотрел на место стоянки кораблей у сада и с болью вспомнил ночь, когда царское судно увезло его семью далеко на юг, когда позади кровь лилась рекой.

Он расхаживал по палубе, его взгляд возвращался к запертой каюте принцессы. Тогда он спрашивал себя с недовольством и раздражением: «Зачем они привели ее ко мне? Зачем они привели ее ко мне?»

16

Утром следующего дня Гур, командиры и советники нанесли царю ранний визит на корабле, стоявшем на причале к северу от Фив. Царь принял их в своей каюте, они пали ниц перед ним. Гур размеренным голосом сказал:

— Пусть Бог наградит тебя радостным утром, победоносный царь! Мы оставили позади ворота Фив. Сердца жителей трепещут от радости и желания увидеть лик покровителя и победителя.

— Пусть Фивы радуются, — ответил Яхмос. — Но мы встретимся лишь после того, как Бог дарует нам победу.

— Среди народа идет молва, что царь идет на север и рад любому, кто готов следовать за ним, — сказал Гур. — Мой повелитель, не спрашивайте о радости, которая переполняет сердца молодых людей, или о том, что они не отпускают офицеров, прося зачислить их в армию божественного Яхмоса!

— Вы посетили храм Амона? — улыбнувшись, спросил царь своих людей.

— Мы все вместе посетили храм, солдаты спешили туда, руками трогали углы здания, касались лицами земли перед входом в него, обнимали жрецов. Было принесено множество жертв, жрецы пели гимн бога Амона, их молитвы эхом отдавались среди стен храма. Любовь растопила все сердца, жители Фив вознесли общую молитву. Нофер-Амон продолжает оставаться затворником.

Царь улыбнулся и, повернувшись, увидел, что командир Яхмос Эбана безмолвно стоит в стороне. Он дал ему знак подойти и, когда командир приблизился, положил руку ему на плечо.

— Яхмос, неси свою долю горя и не забывай девиз своей семьи «Будь храбрым и приноси жертвы».

Командир склонил голову в знак благодарности — сочувствие царя немного утешило его. Царь взглянул на своих людей и сказал:

— Посоветуйте, кто достоин стать губернатором Фив и взять на себя тяжелую задачу привести город в порядок?

Командир Мхеб сказал:

— Лучший человек на эту важную должность — мудрый и преданный Гур.

Однако Гур тут же возразил:

— Мой долг пристально следить за слугами повелителя и не оставлять его.

— Ты прав, я не могу обойтись без тебя, — согласился Яхмос.

Затем Гур высказал свое мнение:

— Есть человек, обладающий великими достоинствами и опытом, он прославился мудростью и необычным мышлением — это Тутти-Амон, служитель храма Амона. Если моему повелителю угодно, пусть он возложит на него обязанность заниматься делами Фив.