Внушению не подлежит - Елена Быстрова

у них своя жизнь, и приходит время, когда их нужно отпустить. И тогда вы снова остаётесь только вдвоём друг у друга. Понимаешь?

– Да, это понятно. Значит любовь – это забота?

– Любовь – это не только забота. Когда любишь, то хочешь быть со своей половинкой всегда рядом и никогда не расставаться. Когда ты любишь – ты готов на всё, на любые жертвы ради любимой или любимого, – произнёс эр Оливер. - Готов даже жизнь свою отдать, лишь бы жил тот, кого любишь.

 – Отдать жизнь ради любимого? А так разве бывает?

– Я бы, ради моей Οливии, отдал.

Я смотрела на эту семейную пару и всё больше убеждалась, что у мамы с папой вовсе не было тех чувств, которые зовутся любовью. У бабушки с дедушкой может и была она, от того и мне бабушка желала счастья. Но где это счастье? Не везёт мне с мужчинами. Тот за кого хотели отдать замуж, мечтал сделать из меня свою подневольную куклу. А Наррион Χант? Он ведь спас меня от стервянки. Но он же глава безопасности, ему по статусу положено обеспечивать эту безопасность. У алтаря в храме он сказал, что мы очень даже совместимы энергетически. Но… Но женится-то он на своей Тиане, идеально ему подходящей.

Двое суток я жила у этой семейной пары, прибывшей с сельскохозяйственной планеты пять лет назад. Оливер и Оливия так хорошо ассимилировались на Эриостре, а вот мне не везёт здесь с самого первого дня. А еще Наррион Хант никак не выходит из моей головы. Да и как он из мыслей исчезнет, когда отставил след не только в моих памяти и душе?

Собираясь ложиться спать в первую ночь после того, как я сбежала от него, я отправилась в ванную комнату и вдруг обнаружила татуировку на левой руке. От линии белого шрама, оставленного клинком Ханта, красовался тусклый тонкий узор из перевитых меж собой двух лиан. Οни тянулись бок о бок вверх по руке, обвивая её по спирали. А поднявшись выше локтя, лианы оплели своим узором широкий браслет со знаком бесконечности в свободном пространстве по центру между ними. И вот я вовсе не припомню, чтобы нечто подобное я у себя видела, когда этим же утром одевалась в храме и высказывала Χанту всё, что накопилось на душе. Тогда как? Откуда эти лианы взялись на моей руке? А к концу второго дня узор татуировки проявился ещё ярче.

А следующим утром я пришла к выводу, что мне пора уходить из этого гостеприимного дома. И всё потому, что проснувшаяся совесть не позволяла воздействовать внушением на этих двух людей. Но главное даже не это. Их чувства друг к другу, их любовь, оставляли в моей душе невероятную пустоту. Эр Оливер оказался прав. Я впервые в жизни полюбила, и это было по–настоящему. За эти два дня я перебрала в мыслях каждую встречу с мужчиной, который стал моим внезапным наваждением, каждую его фразу. Но при этом я не могла с уверенностью сказать, что Хант испытывает ко мне взаимные чувства. И это очень огорчало.

Тем утром я тихо покинула уютный дом, оставив записку с благодарностью, сказав в ней, что мне пора. Я отправилась в тот самый парк и села на скамейку. Что мне делать дальше я не знала. Просидела там в одиночестве я около часа, рассматривая рисунок коры широкого ствола дерева с противоположной стороны аллеи. И вдруг на мою скамейку подсел мужчина. А я так и продолжала гулять взглядом по узору коры. Какое-то время мужчина сидел молча, но я чувствовала его пристальный взгляд на себе.

– Ну,

здравствуй, Аландрия, - произнёс до боли знакомый мужской голос и душа моя точно в пятки спустилась.

Я медленно повернулась и взглянула в глаза цвета стали. Хант в свою очередь внимательно и серьёзно рассматривал меня. Ну, вот и всё. Почему-то кажется, что моё время на этой планете истекло. Вот и закончился мой переезд на Эриостру в поисках лучшей жизни. И точно в подтвержденье этому прозвучало единственное слово:

– Идём, - произнёс его мужчина и встал со скамьи.

– И куда мы идём? – я тоже встала, смысл упираться или убегать?

– До флаера.

– А потом?

– А потом мы летим на орбитальную станцию «Цесира».

Всё. Вот и прозвучал мой приговор. Я ничего не сказала Ханту. Но смотреть на мужчину у меня не было больше никакого желания, точно частичка моей души умерла в ту секунду. Может быть так будет лучше. Я уеду от Нарриона Ханта далеко-далеко и постараюсь выкинуть его из своей памяти. Но как бы ещё выкинуть его сперва из сердца?

ГЛАВА 10

Шаттл доставил меня и Ханта до орбитальной станции Эриостры. За всё это время я не взглянула на мужчину ни разу. Хотелось казаться гордой. Но в реальности, мне казалось, что если наши взгляды встретятся, то я не выдержу и непременно разревусь. Вот как так было можно влюбиться? Дура, по–другому и не скажешь. Наверное, всё от того, что Наррион Хант – мой первый мужчина. И я всё никак не могу забыть его ласки и той страсти, что нас охватила в их древнем храме.

Но ничего, совсем скоро всё закончится. Сейчас меня посадят на какой-нибудь космический корабль, и отправят… А, собственно говоря, на какую планету меня будут депортировать? А не всё ли теперь равно, куда? Главное, что подальше от Нарриона Ханта. Но почему же тогда так больно и почему мне не хочется с ним расставаться? Совсем не хочется. Вот же эта противная гордость, не позволяющая поговорить с Хантом и попросить