Госпожа Сумасбродка - Фридрих Незнанский

– Ну откуда же, Алена! Расскажи.

– Мне еще утром позвонил твой бывший майор!

– Ты имеешь в виду полковника? – не удивился Попков. – И что же он хотел от тебя? Ведь мы решили с ним твой вопрос. И он мне дал слово…

– Не знаю, к чему вы пришли, но этот идиот назначил мне встречу в «Балчуге». Ну как обычно. Я звоню – тебя нет!

– Я был занят с утра, но ничего страшного. А что ему надо?

– Ему требуется, чтобы я – ты можешь себе представить? всего-то ничего – влезла в постель к Деревицкому!

– Ну перестань! – нахмурился Попков.

– Не знаю, в прямом или переносном смысле… Думаю, что он имел в виду первое. Всего-то, понимаешь? Вот же блядь! Ну я ему и выдала. Соответственно. И по полной программе.

– В каком смысле?

– А предложила ему пойти… И указала точное направление.

– Ха-ха! – без улыбки изобразил смех Попков. – Это ты умеешь. Этого не отнять, нет… Ну и?

– Что – и? Заявила, что работать с ним больше не желаю. И имею к тому все основания.

– Он, естественно, спросил какие?

– Ага! Оплата не устраивает. Цены растут, коммунальные услуги дорожают, бензин – тоже. Он смотрел на меня как на сумасшедшую. И я постаралась его в этом плане не разочаровать. Сыграла идиотку. Но ты-то, ты, папуленька, твою мать, что мне обещал? Значит, все чистой воды вранье?!

– Нехорошо. Зря он так… Ну ладно, ты только не кричи и не волнуй мать, а я еще раз поговорю с ними. Но я их понимаю, ситуация складывается не самым лучшим образом… А может, тебе лучше уйти от своего банкира? Я бы нашел тебе местечко поспокойнее. Хотя именно там ты на своем месте. И очень мне помогаешь.

– Я устала быть «казачком». Если вдруг что-нибудь всплывет по дурости того же моего куратора, которого ты сам, папуленька, мне в свое время сосватал, я и вздохнуть не успею. С такими, как я, не церемонятся. А Деревицкого ты получше моего знаешь. Зачем мне это все?

– Ладно, не шуми, я поговори. Завтра же и поговорю. Ну, все? Можно маму возвращать из изгнания на кухне? – спросил он с улыбкой.

– Рано… Я, честно говоря, не хотела поднимать эту тему сегодня. Обдумать кое-что хотела, но… Словом, когда мы с ним закончили и я уже отправилась домой, новый звонок. На этот раз Танька. У нее чепэ. Наш адвокат, которого ты мне тоже, кстати, насоветовал, проявил ненужную самостоятельность и отправился – куда б ты думал? – к Машкову…

– А ты что же, не предупредила?

– Да о чем же я должна была предупреждать?! – почти взорвалась Алена. – С этим можно разговаривать, а с этим нельзя? Так, что ли? Я вообще с ним не говорила о Машкове. Он сам на него вышел. И это было естественно, поскольку тот и работал вместе с Рогожиным, и хоронить помогал. Деньги там какие-то еще вдове собирал. А потом, что у тебя есть на этого Машкова? И если есть, то почему я не знаю? Почему у меня по твоей милости глаза завязаны?!

– Повторяю, не шуми, – строго остановил ее Попков. – К сожалению, в отношении Машкова у меня имеются пока только подозрения – и ничего конкретного, Все, что ты сказала, мне также известно. Как и то, что Рогожина он к вам привел по вашей же просьбе. Тогда все было проделано грамотно. И то, что позже уже Рогожин привел за собой Осетрова, – это тоже очень правильно. Однако и в отношении последнего у меня есть кое-какие сомнения. Я не буду их тебе сейчас высказывать. Закончим проверку, тогда… Ты ведь и сама, как я вижу, не сильно уверена в нем? Или не так?

– Он самостоятельнее, чем я думала, – улыбнулась Алена.

– Ну вот и хорошо. У тебя уже исправилось настроение, дорогая девочка. Не волнуйся, все будет в порядке. Так я насчет Осетрова. Помнится, я сам и дал тебе совет привлечь его к обработке нашего адвоката. А сейчас думаю: не ошиблись ли мы в этом вопросе? Слишком, говоришь, самостоятельный? Это для нас нехорошо. Вот в результате и адвокат, кажется, не туда попер. Но мы стараемся его не выпускать из виду… Ну хорошо, это все мои проблема, а при чем тут Машков?

– А при том, что он явился к Таньке… ну, по праву прежнего знакомства, сам понимаешь, и устроил хай по поводу опять-таки адвоката, которой слишком много знает, причем неизвестно из каких источников, а он, Машков, видит в этом прямую опасность для себя. В том смысле, что ему вовсе не нужна слава сводника и так далее.

– Ишь ты, как заговорил! – Попков осуждающе покачал головой. – А что, сколько он у нас получил? Может, пришло время напомнить?

– Спасибо, дорогой, – иронически усмехнулась Алена. – Именно это я и сделала. Но так, чтобы лишь намекнуть, но не унижать товарища. То есть говорила с ним не я, а Танька, я ее научила. А я вообще как бы в стороне. Немного подействовало, но именно немного. Во всяком случае, он перестал права качать… Слушай, а он не мог продать Вадима? Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Я тоже думал об этом. Но в любом случае я рад, что ты с меня, кажется, уже готова снять подозрения в этом вопросе. Но если мы, думая, по сути, об одном и том же, на беду, окажемся правы, он, этот Машков, будет чрезвычайно опасен. И в первую очередь для тебя. Тогда тебе придется немедленно линять, дорогая моя.

– Или убирать его.

Попков с интересом взглянул на Алену, усмехнулся, покачал головой – не то с осуждением, не то с одобрением, наконец вздохнул, широко улыбнулся и сказал:

– Да-а… второе было бы предпочтительнее…

– Я тебе еще одной вещи не сказала.

– Что?

– Этот твой майор…

– Полковник, – упрямо поправил Попков.

– Да мне один хрен, кто он сейчас! Он так, между прочим, еще один вопросик вбросил. Будто случайно. А я, дура, не понимаю. Что это, говорит, у вас за возня с Рогожиным-то? А я ему: а это кто? Он и заткнулся. Ну, в общем, я тебе – не аналитический отдел, сам разбирайся… – И вдруг заорала дурным голосом: – Регина! Ты чаю когда-нибудь дашь? Или ну меня на фиг и я отваливаю?!

Федор Данилович лишь хмыкнул и укоризненно покачал головой.

Мать принесла с кухни всякие сладости и накрыла стол к вечернему чаю. Теперь говорили о пустяках, и Регина успокоилась. Она очень боялась этих Алениных вспышек, которые в последнее время почему-то участились. Муж успокаивал, говоря, что нынче любая работа, связанная с бизнесом, очень беспокойна, все на нервах. Но Регину не обманешь, она сама в свое время работала в органах, догадывалась, а в общем, практически знала, что дочь пашет на отчима. А чем он занимался всю свою жизнь, ей было известно лучше, чем кому-либо другому. Вот поэтому она и переживала.

Но все закончилось спокойно. Дочь попила чаю и укатила к себе домой. Федор Данилович, как обычно, пошел проводить ее до подъезда. А заодно забрать из почтового ящика газеты – он, верный своей привычке, отработанной годами, предпочитал газеты получать на дому, чтобы читать их перед сном.

Вот и сейчас, махнув Алене рукой, он не вышел во двор, а сунулся к почтовому ящику, из которого торчали и газеты, и какие-то никому не нужные рекламные листки. Стал, чертыхаясь, отбирать нужное, отсеивать зерна от плевел. Из своего прозрачного закутка вышла консьержка Екатерина Семеновна. Поглядела вслед убежавшей Алене, засмеялась, когда та махнула ей рукой.

– Ты чего, Семеновна? – оторвался от газет Попков.

– Аленка-то, смотрю, все растет, все хорошеет! Дал же Господь красоту человеку, а, Данилыч?

– Да уж, порадовал, – согласился Попков.

– Это верно, – продолжила консьержка, – такой девке одной-то нынче никак нельзя. Ишь охальников сколько развелось! И обидят – недорого возьмут. Конечно, охранять надо, да.

– Это ты про что?

– Да вот, говорю, правильно она делает-то, что с охраной ездит. Он хоть какой-никакой, а все ж мужик, правильно.

– Какой мужик? Не понял тебя. Слушай, Семеновна, – подступил к ней Попков, – ты, вижу, что-то знаешь, ну-ка выкладывай!

– Дак чего выкладывать-то? Я говорю, правильно Аленка сделала, что охрану к себе приставила. Такой девушке без охраны нынче никак нельзя.

– Какую охрану? – нахмурился Попков. – Ты не путаешь?

– А чего же путать-то, Данилыч, когда он вот тут со мной сидел? Вон и кокой своей угостил, сам-то чашечку всего и отпил, а мне всю, считай, оставил. Пей, говорит, сладенькую водичку, она полезная. А еще все про тебя интересовался. Но я, ты же знаешь, Данилыч, каменный кремень! Из меня нешто чего вынешь? То-то.

– Так чего ж он хотел? – Попков совсем помрачнел.

– А ничего. Посидел, говорю, водички попил своей. Мне оставил. Ты уж, говорит, Семеновна, о нашей болтовне Алене-то не надо. И все, и ушел в свою машину. Вон там стояла, серая такая. Цельный, говорит, день туда-сюда за Аленой, устал, говорит.

– Ах вон чего!… – покивал Попков, делая вид, что ничего нового он не услышал.

Забрав газеты, он кивнул консьержке и вошел в лифт. Тяжеловато стало подниматься на третий этаж. Возраст, будь он неладен, раньше-то вообще лифтом старался не пользоваться…

«Это очень плохо», – думал он, входя в квартиру. В кабинете поплотнее закрыл дверь и взял трубку сотового телефона, лежавшую на столе. Алена отозвалась не сразу. Но пока шли гудки, Федор Данилович передумал говорить с дочерью на эту тему. Ведь за рулем, начнет оглядываться, башкой вертеть, еще, не дай Бог, что-то случится. Нет, пусть едет не оглядываясь. Тем более что «охрана», если таковая к ней приставлена, не отвяжется в любом случае. Но вот болтать по телефону из машины – это ей до специальной проверки автомобиля придется временно прекратить. «Охрана» могла запросто «жучка» поставить, чтоб ориентироваться полегче. И потому, когда Алена включила свой мобильник, он лишь пожелал ей хорошей дороги и попросил позвонить из дому, как только она приедет.