На корабле полдень - Александр Зорич

– Как все сложно… – только и сказал я, растирая пальцами виски.

Впрочем, мне достало и минуты, чтобы наконец-то врубиться, к чему клонит Сержант.

– Кажется, я начинаю понимать! Вы решили, что наш офицер может помочь манихеям вступить в контакт с инопланетянами, владеющими сетью «точек Казимира»?!

– Примерно так, – не стал отпираться Сержант. – Только «манихеи» – это очень громко сказано. Я и несколько моих товарищей, конечно, манихеи… Но остальным манихеям на «точки Казимира», уж извините за грубость, с прибором положить.

– А можно еще вопрос? Вы так мало похожи на ученого… Зачем вам какие-то точки? Какие-то инопланетяне?

Сержант поглядел на меня в упор, и его высокий лоб расчертили морщины удивления. «Как можно этого не понимать?» – будто бы спрашивал он.

– Да, мы не ученые. Мы не собираемся что-либо исследовать. Мы хотим войти в мир этих инопланетян. Кстати, ваши исследователи называют их ЦАД – «Цивилизация Алькубьерре-двигателей»… Мы хотим быть полноправными жителями их мира. Мы хотим быть одними из них.

– Но зачем? – ошарашенно спросил я. Ничего более дикого от разумного человеческого существа мне, наверное, и слышать-то не приходилось!

– Вам, социальным людям, этого не понять… Вохур говорил, что судьба человека – знать. Мы хотим знать. Мы хотим свидетельствовать. Мы хотим абсолютной божественной свободы знания и действия, перемещения и мышления.

– Но разве не для того вы покинули человеческое общество и стали манихеями?!

– Для того!

– Получается, то, что предлагает вам Глагол, вас уже не устраивает?

– Все в жизни приедается, – пожал плечами Сержант. – Трезво взвесив будущее этой планеты, я сделал для себя вывод: спецслужбы никогда не оставят меня в покое. Всем спецслужбам – будь они хоть наши, российские, хоть Объединенных Наций, хоть Конкордии, всем без исключения хочется знать, каково это – вчетвером противостоять роте спецназа. Все хотят знать «секреты»… Все хотят знать «технологии»… Меня и моих товарищей никогда не оставят в покое. А мы хотим, чтобы люди как боги. Это вам понятно?

– Более-менее.

* * *

Я бы с удовольствием проговорил с Сержантом еще часок-другой. Но долг звал меня к действию. Я попросил Борис Борисыча провести меня к нашим офицерам.

Когда мы шагали по устланным ровным слоем розово-рыжей пыли коридорам к госпиталю, я не удержался и задал Сержанту праздный, как мне тогда казалось, вопрос.

– Но эти наши офицеры… Они, конечно, ничем вам помочь не смогли, так? С цивилизацией Алькубьерре-двигателей, я имею в виду?

Не останавливаясь и даже на сбавляя темп, Сержант ответил:

– Почему же? Помогли! У них с собой был специальный тахионный излучатель, который сопрягается с любой хорошей станцией космической связи. В частности, и с той, которая установлена здесь, на Лиловой Башне. Так что очень даже помогли… Сиаман и его давняя возлюбленная оказались правы – у ваших, с рукастыми змеями на эмблемах, действительно «были средства»…

Я не смог скрыть свое удивление.

Я остановился.

Вот это да! Как же могуч и умел наш родной Генштаб, что два отдельно взятых офицера могут… связываться!.. с цивилизациями, названия которых мне, человеку, в космосе далеко не постороннему, ничегошеньки не говорят!

На мгновение мне даже показалось, что Сержант попросту врет. Чтобы, ну допустим, заманить меня куда-нибудь… Как-нибудь обмануть, что-нибудь выдурить…

Но что? Что с меня возьмешь? Что даст «заманывание»? Если бы Сержант хотел убить меня, то какие вопросы? Он имел такую возможность уже раз пятьдесят!

– Саша… Я бы даже сказал, Шура… Можно я дам вам… один совет? – Сержант внимательно поглядел на меня.

– Можно.

– Не думайте о цивилизации Алькубьерре-двигателей. Для вашей психики это слишком новый и слишком необъятный материал. Или лучше так: скажите себе, что будете думать о ней, обо всем этом, о том, что я вам рассказал, как-нибудь потом… Когда ваши дела на Глаголе завершатся… В противном случае у вас может наступить «несварение мозга», по аналогии с тем, как наступает «несварение желудка»…

Я еще раз отметил, что для простого водителя ГАБ, которым Сержант представился, он чрезмерно проницателен и начитан.

То ли это всемогущий Глагол сделал его таким (ведь рассказывал же как-то Вохур, как прирастают на Глаголе все способности – и к сверхчувственному познанию, и к обычному)? То ли он таким был со школы, а про «водителя» просто присочинил из странной привычки к скромности, распространенной в среде профессиональных военных? И никакой он не «бывший сержант госбезопасности», а вполне действующий майор разведки?

Но сейчас было, конечно, не до этих выяснений. Тем более что мы стояли у входа в медицинское отделение, освещенное ярким светом.

– Вы дали мне хороший совет, Борис Борисович, – промолвил я.

– Вот именно! – просиял Шеницын. – И главное, вы это… соберитесь с духом! Ваши товарищи находятся в достаточно тяжелом состоянии… И хотя нам удалось его кое-как стабилизировать, до полного выздоровления там как до столицы чоругов на роликовых коньках… Тот, который Артем, он, конечно, помоложе и потому держится получше, даже на заносчивость силы находит… А вот тот, что постарше, его зовут, если мне не изменяет память, Виктором, он… В общем… Здорово, что вы сюда прилетели! Вы очень нам подсобили тем, что оказались здесь… Но обо всем этом я еще скажу… потом.

Глава 11

Сержант дарит подарки

Август, 2622 г.

Лиловая Башня

Планета Глагол, система Шиватир

Палата на двоих была оборудована – нет, не по последнему слову медицинской науки, а где-то по предпоследнему.

Я знаю в этом толк – ведь бывал и ранен, и тяжело ранен, а в госпиталях всегда есть время поупражняться в приметливости…

Обе кровати стояли изножьями к двери. (Кожемякин как-то говорил, в Большом Муроме такое расположение называют «покойницким», по понятной, в общем-то, причине, но в Конкордии, по-видимому, такого суеверия не было.) А между кроватями громоздились медицинские комбайны, разной степени запыленности мониторы, столы с неряшливыми остатками недоеденных завтраков и какие-то подозрительные коробки с запретительными надписями на фарси.

Там же, посреди этого бедлама, восседал, так сказать, медбрат.

Мое «так сказать» не просто так. Меньше всего ладный, плечистый и породистый манихей с внешностью отлично питавшегося пехлевана (не тот ли это Сиаман, о любовных похождениях которого поведал Сержант?) походил на труженика медицинского конвейера.

Борода по грудь.

Густые немытые кудри.

Одежда в стиле «одинокий ковбой», не то чтобы совсем уж грязная, просто далекая от всякого намека на стерильность.

Измазанные грязью вибрамы на зеленой подошве – в таких удобно ходить по осыпям.

А на шее – красный шарф из набивного ситца, такие я видел на многих учениках Вохура, они незаменимы в условиях сильной пыльной бури…

Сержант поприветствовал медбрата на фарси и представил ему меня.

Я не включал переводчик – ведь в этом вроде не было пока необходимости. Моих приватных запасов фарси хватило, чтобы понять: меня назвали «искренним человеком», «желающим больным добра».

Медбрат просиял – как видно, заждался, пока его кто-то сменит. Он уступил мне свое кресло и энергично засеменил к двери.

Я наконец-то смог не торопясь рассмотреть людей, которые-то, по сути, и привели меня сюда, в эту обитель прикладного свободомыслия.

Тот, что лежал слева от меня, был вызывающе молод, у него было некрасивое худое лицо хронического хорошиста и тощее длинное тело несостоявшегося легкоатлета.

Он глядел на меня немигающим полумертвым взглядом. Вся его фигура выражала болезненную безучастность.

«Это Засядько… Артем», – догадался я.

А второй, тот, что лежал справа, ему было на вид лет пятьдесят пять, мирно спал, густо облепленный датчиками. Пожалуй, он годился мне в отцы.

Лицо папаши было бледным, припухшим и осунувшимся. Я бы даже сказал, у этого лица не было выражения – даже выражения сонной безмятежности. Его руки, мускулистые и густо оволошенные, как у гориллы, бессильно лежали на белом одеяле. «Это наверняка Дидимов-Затонский», – догадался я, припоминая данные из своего планшета.

– Вы тут располагайтесь, Саша… Поговорите пока с Артемом, – Сержант жестом указал на молодого. – Характер у него плохой, но в душе парень добрый и совестливый… Через пару минут он должен прийти в себя, ему только что вкололи пробуждающее лекарство… А я к вам через двадцать минут вернусь. У меня будет к вам, Шура, еще один важный, но, к счастью для вас, совсем короткий разговор.

С этими словами Сержант загадочно улыбнулся. В ту минуту он, согнувшийся как будто в поклоне, походил на хитрована-визиря из исторического романа о простодушном древнем правителе Мириде, его обожала моя возлюбленная Исса…